— А откуда же они воду будут брать? — неугомонная Триссиль уже обсуждала осаду дворца, — а если подземные ходы замуровать? А если ждать в каждом?

«Правдивая, — хмыкнул Ниротиль, — что на уме, то на языке. Хорошая, однако, мысль: можно поджечь дворец снизу, если разузнать о тайных ходах». Травить источники он не решился бы, подобная глупость могла стоить жизни всему войску в Предгорьях, где водные жилы сообщались друг с другом.

Внезапно он вспомнил еще кое-что о Флейе, и усмехнулся.

Вне всякого сомнения, Дворец Наместника сообщался с несколькими соседствующими кварталами. Возможно, он не мог вытащить Наместника из Дворца, но гораздо лучше это сделают его же собственные соседи? Если поджечь два или три квартала, даже если просто взять их в кольцо, во Дворце станет тесновато…

На быстро изложенную идею сотники среагировали потрясенным молчанием.

— Да ты, сношать тебя, умник, — хрипло высказался Сартол, — ну что, оставим здесь самых шумных, чтобы подождать, кто побежит из норы, когда мы подпалим запасные подкопы. Кто шумный? А кто не боится огня и пойдет с нами?

— Эй, Правдивая! — обратился кто-то к Триссиль, — ты полезешь в нору или подождешь снаружи?

Ниротиль знает, что она славилась отвагой на грани безумства — в конце концов, она выбиралась из-под обломков Южной Стены во время битвы за Элдойр, невредимая, и огонь не тронул ее. Она известна в войсках — как большинство достаточно долго проживших воительниц известны.

Даже если у нее и нет звания.

— Я пойду с мастером Трельдом в нижние кварталы, — отозвалась Трис, сурово сдвигая темные брови и глядя на полководца, — если он согласен. Запалим их подземелья.

— Что так в норы рвешься? Лисичка ты и есть, — незаметно для других, Ниротиль не упустил возможность хлопнуть ее по заду.

Многослойные ружские кафтаны вряд ли дали ему даже дотронуться до ее кожи, но она ответила веселой улыбкой.

— Ты уверена, что хочешь пойти? — Ниротиль придержал ее, кинув быстрый взгляд на молчаливого, притихшего Трельда, — давай оставим это дело тем, кто лучше нас знает каменные мешки.

— Я никому не доверяю, — прямо ответствовала Трис, — до встречи, капитан.

Ниротиля не покидало дурное предчувствие все то время, когда он смотрел вслед диверсантам. Он тоже ненавидел подземелья, как и большинство кочевников востока и земледельцев запада. Но внезапная решимость обычно ленивой воительниц его тревожила.

— Они теперь все называют тебя «Миротворец», мастер, — отчитался Ясень, — когда ты не слышишь. Из-за Сальбунии. А теперь и за Флейю будут так звать.

— Сартола я сам однажды так «отмиротворю»…

— Мастер, в этих домах есть невинные, — серьезно произнес Ясень.

— Я казню всех.

— Женщин? Детей?

— Дети будут отосланы в Школу Воинов или в воспитанники другим Наместникам, как распорядится правитель. Женщины… — Ниротиль бросил короткий взгляд в сторону, — что ж, жены разделяют судьбу своих мужей, разве нет? О помиловании ни одна не просила.

— Брат Тило… — Ясень никогда не обращался к полководцу так, если дело не происходило на поле боя, — кто может просить за них? Это лишит их чести. Я попрошу за них. Остановись, мастер. Отдай приказ. Выпустим хотя бы их.

Ниротиль вздохнул, закатил глаза.

— «Миротворец», говоришь? Хорошо. Пусть выходят дети до пяти лет. Это мое последнее слово. И, Ясень! Виселицы не убирайте. Пригодятся.

*

Когда Сонаэнь появилась перед ним во Флейе — Ниротиль помнил это — это было больше, много больше, чем близость, которую она подарила ему позже.

Когда он увидел ее, надежда снова родилась вокруг — в серых камнях, в закрытых на зиму фонтанах, везде.

Их первая ночь была полна терпкого привкуса неловкости. Ему следовало переспать с ней раньше, он знал это. Не то что долгое воздержание не сказалось на качестве исполнения, но самолюбия это не задело так, как должно было. Ниротиль только лишний раз убедился, как мало на самом деле знает о женщинах — и о женском удовольствии.

Сонаэнь, маленькая шлюшка. Как умело притворялась наивной девочкой! Невинность, которую она изображала, ее нежность, ее неподдельное удовольствие от бесед с ним, просто от возможности быть с ним рядом — где это все было?

Ему отчаянно захотелось вернуться в прошлое. Он воскрешал в памяти прикосновения ее рук — они прежде были нежны и неумелы. Теперь ее глаза полнились холодом и отстраненной неприязнью. То, как жена вытирала влагу со своих бедер перед тем, как покинуть его постель и уйти к себе до утра, то, как избегала прикасаться к нему лишний раз, как всегда покорялась, но никогда больше не проявляла инициативу — не звала, не целовала, даже не улыбалась — следовало раньше задуматься над знаками.

Тило не задумался.

Отчего-то мысли о Сонаэнь приходят к нему, когда перемазанные в саже и пыли первые воины приводят к нему двух женщин — одна молчит и не реагирует на обращения, вторую верные королевским указам флейяне безошибочно распознают, как младшую из жен Лияри. «Интересно, как они могут ее узнать, когда они всегда в вуалях с закрытыми лицами», — Лиоттиэль задумывается над тем, каким образом безошибочно узнавал жену, даже когда и кончика ее ногтя не было видно из-под покрывала.

Младшая леди Лияри ведет себя, словно оказалась в гостях по приглашению, и на попытку угрожать повешением полководец получает ее легкий смешок.

— Вы же не думаете, милорд, что накажете нас приговором? — мягко спросила леди, — это… как это на хине… освобождение.

— Облегчение?

— Да. Почти.

— А для вашего мужа? — но Ниротиль просчитался. Вторая леди Лияри лишь улыбнулась.

— Полагаю, это будет ему таким же чудесным утешением, как и воспоминания о вашей жене и том, как прекрасно они проводили время.

Ее глаза были синими, темными и насмешливыми. Они искрились и переливались, на нежных губах играла улыбка. Ниротиль не двигался.

— Вы же меня не ударите за это? — еще более издевательски зазвучал голос флейянки, — или вы предпочтете ответить тем же моему мужу, чем он задел вашу честь? Но вам придется брать меня силой, а ваша жена отдалась Децили сама.

Домашнее имя мужа в устах флейянки прозвучало неожиданно тепло. Ниротиль покачал головой.

— Нет, миледи. Я не сделаю ничего из того. Дурак учится на своих ошибках, и я буду ученым дураком; но я научился кое-чему. Ваша честь останется нетронута. А казнь пройдет без свидетелей и не тогда, когда кто-то сможет ее увидеть. Также, никто из ваших слуг или домочадцев не будет казнен, кроме тех, кто откажется повторить присяги белому городу. Я не допущу разграбления Флейи — если ваш муж сдастся. Будет ли лучше отправить вас к нему?

Она помолчала, словно обдумывая ответ. Бело-розовая вуаль — кружево, вышивка и бисер, особенно жалко смотрящиеся с пятнами из подземелий Флейи — оттеняли ее изысканную неброскую красоту.

— Можете отправить меня. Но я не буду просить его сдать город или оставить пост Наместника.

— Миледи, не испытывайте меня, — жестко надавил Ниротиль.

— Я все сказала. Смерти я не боюсь, хотя и не ищу ее. Но вы вряд ли оставите мне выбор.

— Достойная соратница своего ублюдочного муженька, — бросил полководец на ильти сквозь зубы, — Ясень! Где Орнест, пусть собирает всех! Тащите эту… эту женщину на площадь, к виселицам!