«Брат Лиоттиэль, мы всевозможно удовлетворены положением дел в белом городе — живем в хлеву, но держимся на плаву — наш достойный мудрый Правитель повелел навести порядок в предместьях и Лунном Лесу – сидим себе по борделям, пока братьев вешают по дубам и елям — с нетерпением просим письма в ответ, ожидаем вестей — хрена ли не пишешь, старая скотина? Отзовись, брат-воин, или жди гостей».
Из последних сплетен Ниротиль слышал, что наложница Сернегора родила ему двойню и вновь была беременна. Законная жена отсутствовала, чем весьма был недоволен род князя, а наложница, насколько мог вспомнить Ниротиль, относилась к язычникам-гихонцам, и жениться на ней было невозможно.
Ниротиль подумал с горечью о собственной жене. О том, что сказал лекарь. Нельзя было избегать больше мыслей об этом — хотя бы ночью он забылся в сильных руках Триссиль. Сонаэнь, к счастью, не была беременна — Ниротиль не мечтал быть отцом, как иные мужчины, но, конечно, хотел оставить наследников, и мысль о том, что его имя унаследует отродье Лияри, была невыносима. Сколько времени она изменяла ему? Он содрогался от гнева и отвращения.
Хорошо было бы всегда, всю жизнь, путешествовать с войсками, не сражаясь иначе, как для развлечения, и занимаясь только тем, что запугивая крестьян и непокорных землевладельцев. Он сел на койку обратно, Трис хрюкнула за его спиной.
Его сердце пропустило удар, когда он погладил ее по голове. Женщина ухмыльнулась во сне, потерлась своим чуть вздернутым носом о его руку. Может, не такой и дурак был Сернегор, что взял бывшую танцовщицу из воинских шатров в наложницы. Воительницы знали цену ласке в жизни, где ее было мало. Они знали смысл верности. Конечно, героинь легенд, стойких вечных девственниц, он среди них не встречал, в основном все больше попадались любительницы распутства, всевозможных излишеств и увеселений. Таковой была и Эттиги — дважды спасшая его, второй раз ценой жизни, и понимающая подруга Трис, и многие, многие другие.
«Честные женщины — для честных мужчин», пела Сонаэнь в Руинах вечерами, читая Писание, и Ниротиль не мог не согласиться: он получал по заслугам. Мужчина тихо захихикал неожиданно для себя, и Триссиль заворочалась, толкая его бедром.
— Капитан, который час, твою душу?
Он запустил руку ей между ног, довольный тем, что она спросонья почти не пытается вырваться.
— Мне надо по нужде, — хрипло пробормотала воительница, отползая от его руки.
— Потом. Иди ко мне сейчас, лиса.
— Сука, мне надо! Сам-то уже давно проснулся.
— Я хочу сейчас… — но воительница решительно дернулась в сторону.
— Станешь Наместником этой сраной дыры, первым же делом открой бордель, — Триссиль без труда отбила его поползновения, стекла вслепую на землю, наморщив нос, когда ноги коснулись мерзлой поверхности и прихватила кувшин с водой, — честные сестры не должны страдать от того, что всякие озабоченные идиоты с раздутым самомнением не способны обойтись ручным трудом…
У входа она столкнулась с Ясенем. Красивое лицо последнего скривилось, когда он услышал последнюю фразу. Ему и самому досталось, когда Трис дефилировала мимо:
— …вот бери с брата Ясеня пример в этом.
— Если когда-нибудь буду зол на тебя, отправлю с ней в паре работать, — Ниротиль насладился оттенком бледности своего оруженосца.
Ясеня никогда не видели с женщиной, кроме законной жены.
— Это стало бы моей казнью, мастер, — чистосердечно ответил тот, — позволите сказать, мастер? Новости от мастера Сернегора из столицы. Срочные.
— Я уже читал.
— Только что прибыли. Город в трауре, — Ниротиль подобрался, затаил дыхание, Ясень опустил глаза, — Правитель и его достойная госпожа-супруга потеряли первенца в родах. Мастер Сернегор пишет, что опасается бунта в южных кварталах.
Утренняя нега покинула Ниротиля мгновенно. Южане получили повод к бунту.
— Кто еще есть из воевод в Элдойре? Мы можем кого-то выслать из наших?
— Никак нет, мастер войны. Даже маршем…
— Понял я, понял. Хорошо. Дай мне минут с десять.
— Этого оскорбительно мало, — фыркнула Трис, возвращаясь и строя Ясеню зверскую рожу.
— Куда опять умывальник выкинула? — нахмурился тот, — клади вещи на места, сто раз говорил тебе…
Полководец уже натягивал сапоги. Триссиль хватило нескольких слов, чтобы проникнуться ситуацией. Она подала Лиоттиэлю штаны, кафтан, неодобрительно взглянула на его босые ноги.
— Надо попросить Литто, чтоб связал носки тебе.
— Наводчик ведь именно этим должен заниматься, да? Подай пояс.
— Меч или сабля? — Трис склонила голову, — советов ты не слушаешь, так?
Ниротиль кивнул на саблю. Прежде она принадлежала Эттиги. Он много раз поддразнивал княгиню за ее слабость — было бы странно ждать от женщины даже с ее физической подготовкой ношения столь же тяжелого меча, как его собственный, и она предпочитала чаще всего кельхитскую саблю.
Любовницы воинского сословия оставляли на память о себе шрамы и клинки. Ниротиль повращал запястьем правой, затем левой руки.
— Сабля. Нехорошо выронить меч, когда эти подонки будут смотреть, Трис?
— Твои слова, не мои, капитан, — пробурчала кочевница, позевывая, — так что, выдвигаемся на белый город?
— Нет, — Ниротиль прищурился, — не сейчас.
— Мастер! — запыхавшись, затормозил у шатра паренек, — мастер, пришел лекарь! Говорит, леди Орта пришла в себя и просит вас, мастер!
Он почти спиной почувствовал взгляд Триссиль.
— Не ревнуй, милая, — на ильти обратился он к ней, — призови Орнеста и сотников.
— Сейчас, капитан? Ты не пойдешь к госпоже? — Трис тут же демонстративно приложила руку к губам, — прости, я уже заткнулась.
— Посмотрим, сколько я проиграл, когда поставил на эту женщину. И сколько получил. Эй, мальчик! — полководец набрал воздуха в грудь, поднялся из палатки навстречу холодному зимнему солнцу, окрашивающему малиновыми потеками восточный горизонт, — сбегай к плотникам.
Он принял саблю из рук Триссиль, не глядя. Расправил плечи. Слабость прошедшего дня испарилась, как и не бывало ее. Лиоттиэль снова был в строю, и снова готов был идти в любой бой.
— Скажи им, придется поработать. Ставьте виселицы на площади.
========== Первый ход ==========
Огромные ворота Дворца Наместника были закрыты.
Синий камень смотровых башен возле них слегка покрылся инеем. Над покрытой глазурованной мозаикой аркой не было ни единого знамени. Не было ни щитов с гербом, ни стражи у ворот, не было огней в переулках, лишь на основных улицах. Флейя ушла в глухую оборону — все попрятались в своих домах и кварталах-крепостях, сложно было представить, что в городе вообще кто-то живет.
И, как и в прошлый раз — когда Ниротиль лежал на носилках и едва мог видеть дальше нескольких шагов, Дека Лияри появился в сером плаще лучника на стене. Теперь полководец мог разглядеть его гораздо лучше. Вспомнил даже, как и когда видел его прежде — на стенах белого города, перед осадой.Хотя, может, то был другой флейянец.
— Мир вам, — донеслось сверху.
«История повторяется».
— Отвечу миром, когда ты поступишь, как мужчина, — ответил Ниротиль, не отпуская поводьев — он лишь недавно начал вновь тренироваться в езде, но верхом чувствовал себя уверенно.
