Нефритовые глаза сказали: «Даже, если бы мы оба этого хотели».

Сонаэнь пропала. Она была уязвлена сердечной холодностью мужа, а еще больше — мучительными, почти ежедневными встречами с объектом вожделения. Чем больше денег было у Тило, чем больше новых слуг появлялось в доме — незнакомых, присланных откуда-то с севера, из белого города — тем меньше она чувствовала себя хозяйкой в нем, а скорее заключенной.

У нее была лишь одна возможность для побега, и она с радостью ею пользовалась. Любая возможность улизнуть означала встречу с Лияри.

Прежняя ответственность, означавшая ручной утомительный труд, неблагодарного мужа с дурным характером, сменилась бурной светской жизнью — или ее упрощенной версией: Флейя не особо стремилась распахнуть перед Сонаэнь двери своих домов-крепостей. Леди Орта посещала в городе лишь один дом.

— А другие дамы навещают вас? — спросила она леди Лияри. Флейянка ослепительно улыбнулась, сложила руки на коленях, придерживая вышивку.

— О да, сестра. Но мой муж посчитал, что они могли бы отвлечь вас или причинить вам неудобство.

— Отнюдь! — горячо запротестовала Сонаэнь, — я была бы рада пригласить их к себе, но мастер войны…

Она запнулась. Нехорошо было бы говорить о том, что Ниротиль одержим идеей покушения и шпионажа. Впрочем, вторая леди Лияри и не подала виду, что ее собеседница сказала что-то лишнее.

— Моя дорогая, леди будут счастливы узнать, что вы желаете познакомиться с ними.

Флейя, показавшаяся саркофагом, гигантской усыпальницей древности, превратилась для Сонаэнь в ларец с сокровищами, полный чудесных находок сундук. Под длинными белыми вуалями и покрывалами, под серыми одеждами, лишь изредка мелькавшими в паланкинах, прятались красавицы в пестрых одеждах, словно вытканных из перьев райских птиц. За высокими стенами, в домах, глядящих на мир из узких бойниц, жили удовольствия и легкомысленные забавы. Здесь они прятались даже надежнее, чем в Сабе и предместьях: ни звука, ни отголоска жизни за каменными стенами не доносилось до улиц.

За тяжелыми кованными дверьми мрачноватые воины в длинных маскировочных плащах лучников превращались в галантных угодников.

— Я вынуждена откланяться, — попрощалась Сонаэнь, когда леди Лияри вернулась со свечами.

Впервые она задумалась, что не знает имени своей новой подруги — если одну из жен Наместника можно было таковой назвать.

Приглашение на вечеринку для дам она получила на следующий же день. Ниротиль стоял у стола, задумчиво почесывая щетину на подбородке, когда она вошла. Он читал письмо внимательно, хмурясь и кривя губы, затем отбросил его назад, уставившись куда-то вдаль.

— Мой господин?

Движение его сказало леди, что полководец так глубоко задумался, что ее не услышал. Она заметила на нем кольчугу.

— Я собирался в лагерь — казармы закончены. Завтра поступят новобранцы, — пробормотал он, перехватывая ее взгляд, — не соблаговолишь ли сказать мне, душа моя, отчего эта вторая леди так полюбила твою компанию?

Сердце у Сонаэнь замерло лишь на короткий миг.

— Женам воинов приходится проводить свободное время, самим думая, чем себя занять, — она не хотела, чтобы в ее голосе звучал сарказм, но он прокрался в него сам, — ты против?

— Не выношу толпу в доме, но невежливо высылать тебя к ним, как бездомную побирушку, — лицо Тило исказила недобрая усмешка, — передай второй леди Лияри ответное приглашение. Боюсь, это также будет означать визит ее муженька. Он ведь приветствует тебя у них в доме?

— Изредка, — Сонаэнь не медлила с ответом.

— Бесы бы побрали весь этот сраный этикет. Я позову продажного ублюдка сюда. Попробуем умилостивить знать Флейи. Мир, значит.

Сонаэнь не сомневалась больше в том, каковы были ее собственные планы. Мирные переговоры имели к ним слабое отношение.

*

Празднование в доме Лиоттиэля за три дня превратило особняк в подобие крепости, ждущей нападения и осады. Слуги метались по лестницам, с кухонь до верхних этажей доносились по воздуховодам ароматы готовящихся блюд. Сонаэнь руководила ордой служанок и нанятых кочевниц — все было выскоблено и вычищено, все ковры и гобелены выстираны.

В суете она безотчетно ловила себя на соображениях: та ниша была бы хороша для тайного свидания, другая — для поцелуев вдали от любопытных глаз.

Драгоценности, что прислал ей Ниротиль — это был его первый подарок — не оставили ее равнодушной. Она рассуждала, понравятся ли они Наместнику, не сразу вспомнив, что больше половины из них все равно останется под одеждой.

Это был традиционный набор сабянских женщин из двадцати четырех предметов: серег, украшений в нос, браслетов на руки и ноги, тяжелого пояса, ожерелий, налобных повязок и колец. Надев их на себя, Сонаэнь вместе с тяжестью ощутила и немалую уверенность в себе. Она была во всеоружии, облаченная в дорогие ткани, тяжелое золото и окруженная ароматами благовоний.

Вечером накануне праздника Ниротиль призвал ее к себе. Она давно уже не смотрела на него, когда находилась рядом. И удивилась, когда он остановил ее руку, стоило ей начать снимать верхнее платье.

— Я стал редко слышать твое чтение, леди. Я хотел попросить тебя. Почитай мне Писание. Ты красиво это делаешь.

Она вздохнула, сделала несколько шагов к его столу. Красивая обложка Священной Книги манила прикоснуться, но она не дотронулась до нее. Сонаэнь не открывала Писание уже очень давно.

Странно, что Ниротиль скучал по тому, что сопровождало его в тяжелые дни после ранений. Он был похож на себя прежнего, до того, как раны приковали его к постели. Несколько потрепанный, это правда, но вновь блистательный полководец Ниротиль. Удивительно, как воины оправлялись от ран. Она видела это, будучи госпитальеркой. Главное было — не дать им сдаться, уверять их, что они обязательно смогут взять оружие вновь, и они выживали. Но таковы были не все.

В книгах и песнях — которые редко доходили до ушей Сонаэнь в ее маленьком мирке детства — воины именно таковыми и должны были быть. Особенно такие величественные рыцари, как мастера войны.

Такие, как красавец Лиоттиэль, гарцующий на рыжем скакуне по предместьям, беспощадный к врагам и милостивый к обездоленным. Тот Ниротиль, которого никогда не существовало.

Сонаэнь встречала лишь немногих, что были похожи на ее мужа. Они выживали для своих семей, они вспоминали своих женщин, детей, матерей и отцов, свое богатство и клятвы. Но только Ниротиль из тех, что ей встретились, ничего, кроме меча, не вспоминал в бреду в госпитале Элдойра.

Иногда еще перечислял имена соратников.

— Прошу простить меня, господин мой, — церемонно поклонилась леди Орта мужу, глядя в пол перед собой, — я слегка простыла. Мой голос вряд ли осчастливит вас.

Она удалилась, приняв его молчание за позволение.

*

Разреженный воздух Флейи проникал в дома сквозь каменные стены с легкостью. Казалось, холод настолько вездесущ, что добирается до любого уголка, и вскоре Сонаэнь отчаялась сражаться с ним на равных.

— Флейя ведь южный город, — вздохнула она, примеряя серую песцовую накидку перед зеркалом, в компании с неугомонной Триссиль. Та нахлобучила шапку ниже.