Этот знакомый его жест вернул все на свои места. Словно они по-прежнему были в Руинах, дома, в своей более чем скромной спальне с глиной мазанными стенами и тусклой лампой за ширмой.

Сонаэнь погладила мужчину по щеке, придвинулась ближе, раскинув ноги. Замирая, часто дыша, она даже не надеялась, что боли больше не будет. Казалось таким нелепым раздеваться. Тило рубашки не снял. Осторожно придвинулся ближе.

Момент проникновения показался Сонаэнь коротким и незначительным. Она лишь вздохнула, выдохнула — а ее муж прижался губами к ее виску, сладко простонал какие-то неразборчивые несколько слов на сальбуниди и сделал несколько быстрых выпадов всем телом, как будто неуверенно примеряясь… и замер, то ли застонав, то ли засмеявшись.

Сонаэнь растеряла всю ту уверенность, с которой действовала несколько мгновений назад. Она боялась отстраниться, боялась посмотреть ему в лицо, но ей пришлось, когда спустя пару минут Тило отдышался, приподнялся над ней и лег рядом с коротким выдохом. Одну руку он так и оставил на ее боку, не позволив ей опустить юбки назад.

— Не отстирается, — предупредил он хрипло, затем усмехнулся, откашлялся, — о, милая…

Внезапно он вновь притянул ее к себе и крепко обнял, зарылся лицом в ее плечо и несколько раз вздохнул.

— Вам было хорошо? — она едва могла выговорить эти слова.

— Она еще спрашивает, Всевышний! — смех его звучал совершенно по-иному, мягко, как-то празднично, — Сонаэнь. Дурочка моя… Давай, снимай эти тряпки.

Она подчинилась. Ниротиль сорвал с себя рубашку и крепко прижал к себе девушку, едва она освободилась от платьев и рубашки.

Замерев на его груди и слушая сильное биение его сердца, она задумалась, чего больше в том, что она испытывала. Опустошенности. Разочарования. Тило был счастлив. Робким, опасливым, но счастьем. Он открылся ей, и теперь ждал, пока она сделает следующий шаг.

— Господин мой…

Он не перебил ее, лишь одобрительно хмыкнул, словно принимая как игру ее обращение.

— Это всегда бывает… так?

Тут уж его хмыканье превратилось в заливистый гогот. Сонаэнь вскочила, как ошпаренная, прикрыла грудь руками, возмущенно открыла рот для отповеди… но муж ее опередил, снова схватил в объятия, с некоторым напряжением сев рядом… и принялся расцеловывать ее лицо, ее плечи, спустился с поцелуями к ее груди, но хихикать не перестал.

— Моя маленькая девочка, — Тило потерся щекой о ее груди, перевел дыхание, поднял спокойный и властный взор на нее, — дай мне немного времени, и я покажу, как это бывает. Если только моя спина мне это позволит.

— Вы смеетесь надо мной, — она хотела притвориться обиженной, но так же не могла перестать улыбаться. Его руки сжались на ее талии.

— Не могу не смеяться, дорогая. У меня этого, как ты выразилась, не было с самого ранения. Дай мне руку…

Его тело еще хранило их общую влагу и жар, под ее пальцами оказалась нежная, тонкая кожа, а затем — бугристый толстый шрам, при прикосновении к которому ее прошиб холодок.

— Сюда, милая. Сюда пришелся удар. Мне повезло остаться в живых, что уже было чудом. Рассчитывать на то, что я еще и останусь в силах лечь с женщиной и овладеть ею, было бы глупо.

— Значит, вы боялись? — привстала над ним Сонаэнь, но он спрятался от ее глаз.

— Этого все боятся. Если говорят, что нет, знай, врут.

— У кого еще мне спросить, если не у вас?

Он сжал зубы, подминая ее под себя. Немного оттянул ее за волосы назад, растрепанная коса соскользнула с подбородка ниже, словно разорванный ошейник, осталась лежать между ними.

— Я та еще развалина теперь, Сонаэнь. Я знаю. Я стерплю проигрыш в схватке. Не стану сражаться, зная, что все равно уступлю. Но… твоей неверности я не потерплю.

— Я помню, как наказывают за неверность.

— Хорошо, — он медленно кивнул, — не хотелось бы видеть твое тело на Стене Позора. Повешение — не та смерть, на которую легко смотреть даже мне. Хотя есть кое-что похуже.

— Сажание на кол?

— Да, пожалуй, — Ниротиль с любопытством глянул на нее, — видела?

— Последствия. Во Флейе Стена Позора тоже есть?

— Не знаю. Думаю, они прячут ее от нас, — Тило усмехнулся, поморщился, — но там я тебя тоже видеть не хочу. Ни за измену мне. Ни за измену королю. Ты… поняла?

— Я буду верна, — перебила девушка, целуя его мозолистую, разбитую многими схватками руку, — не сомневайтесь во мне. Я буду верна, Тило.

Никогда прежде Сонаэнь не давала обещаний, зная, что нарушит их.

Прижатая к ее бедру отвердевшая плоть вызвала все то же томление в животе, к которому примешивалась небольшая резь. Как хотелось бы унять ее, но одних поцелуев мало, это Сонаэнь уже давно определила, а соитие… будет ли оно таким же стремительным и неловким? Между ее ног скользнула его рука, и Ниротиль потянулся к ее лицу. В приятном лиловом полумраке даже страшные шрамы на лице казались девушке частью его странной красоты, в которой не было ничего из того образа, который она себе придумала когда-то.

Ничто из того, что она думала, было ее мечтой, не было столь пугающим и желанным, как то, как он вдруг коснулся ее между ног, осторожно, почти нежно, не отрывая взгляда от ее лица. После всех его разговоров о тяжести ран, после того, что он боялся — и Сонаэнь поняла теперь, что он боялся своего позора наедине с женой не меньше, чем ее принародного — после всех этих страхов Ниротиль мог начать исцеляться.

Она на это надеялась. Может быть, близость будет недостающим компонентом в лекарстве.

— Много у вас было женщин прежде? — прерывающимся шепотом спросила она.

— Чуть меньше, чем ран. Ревнивая жена — добродетельна, как некоторые говорят, — он усмехнулся, и Сонаэнь кисло поджала губы: шрамов на его теле было достаточно.

— Они были вами довольны? Ночами с вами…

— Я никогда не спрашивал.

Это было на него похоже. Слишком уверенный в себе. Слишком занятый воинским званием и навыками владения оружием, чтобы переживать за то, какое впечатление оставляет у тех, кто сближается с ним. Сонаэнь слышала слова Наместника Лияри так ясно, как если бы он был третьим с ними в постели.

Она не могла обманываться и впредь. Ниротиль действительно был таким, как о нем говорил Дека.

— Пожалуй, я попробую сделать довольной тебя. Возможно, со временем, — внезапно сказал мужчина, — если ты только захочешь. И если я, конечно, не развалюсь окончательно.

— Как вы себя чувствуете сейчас?

Он медленно потянулся. Лукавый огонек в грозном взгляде вызвал у нее приступ легкой паники. Паника лишь усилилась, когда она почувствовала, что он вновь возбужден.

— Я буду ленивым сегодня. Спина, ребра, все болит — тебе достался ленивый, израненный и ворчливый муж, леди.

— И как тогда …? — она прижала руку ко рту, опасаясь, что сказала лишнее. Ниротиль рассмеялся тихо.

— Помнится мне, ты неплохая наездница, милая, — шепот Тило растерял грозные нотки, и остался только ясный жар его желания.

========== Под кожей ==========

— Сестра-госпожа, я бы на твоем месте бросила б это всё, — от души посоветовала Триссиль, сплевывая в сторону.