— Понимаете. Должны понять. Если план вашего мужа удастся, то же, что случилось с Сальбунией, вскоре придет в Мирмендел. Или в мой город. И это, чего я хочу избежать. Любой ценой — и мне плевать на условия союзов или перемирий.

Она, боявшаяся лишний раз взглянуть мужчине в лицо, теперь смотрела на него, не в силах отвести взгляда. На его породистый, точеный профиль. На губы. На дрожащие темные ресницы, в свете холодного осеннего солнца золотящиеся на кончиках.

— Я больше не хочу крови, — произнес он, наконец, поджимая губы и глядя в реку под ними, — хватит с меня завоеваний и славы. Хватит насилия и несчастья. Вы назовете меня за это трусом? Предателем?

— Я всего лишь передавала его слова, — прошептала Сонаэнь, надеясь не расплакаться.

Ей вдруг очень захотелось домой. К отцу. Хотя бы к дяде. Если бы ей только было куда вернуться. Лияри смотрел на нее с сочувствием. Снова на ее ладони оказались его горячие пальцы. Вспомнилась вода, что затапливала каналы после того, как открывались шлюзы на плотинах.

От его прикосновений ее тело словно омывало подобной волной.

Тило подавлял. Дека заставлял оживать.

— Он никогда не оценит вас, леди Орта, — тихо сказал Дека, и его изящные брови сошлись к переносице, — если бы я не знал этот тип мужчин, я бы такого не говорил.

— Мы могли бы не говорить о моем муже? — это прозвучало почти жалобно.

— Нет, потому что я ревную. Я его ненавижу за то, что у него есть вы, и он не дорожит таким сокровищем, — Наместник покачал головой; его пальцы снова были у нее на груди, — можете мне не верить, но вы поймете это очень скоро.

Пальцы, твердые и уверенные, пробежались по ее нижней губе, едва ощутимо вслепую провели по лицу.

— Но вы можете повлиять на его решения. Вы можете остановить кровопролитие, моя леди. Его надо остановить. Женщины имеют власть над мужчинами. Я могу вас заверить, вы сможете это сделать.

— Зачем мне это? — спросила она с напором. Дека расплылся в как будто бы удивленной улыбке.

— Потому что я вас прошу, — и он заправил прядь волос ей за ухо, — потому что в вас нет ни его жестокости, ни его ненависти. Потому что вы хотите этого.

Сладость поцелуя была убедительнее его слов.

— Вы ведь этого хотите, Сонаэнь…

Солнечный луч упал через упавшие несколько прядей волос, хмельные, мятежные глаза оказались близко к ее собственным, и она увидела свои собственные пальцы, несмело прикасающимися к его высоким, выделяющимся скулам. Даже щетина на его лице казалась изящной.

— Сколько вам лет? — прошептала Сонаэнь. Не то что ей хотелось бы это знать.

— Я старше его, если вам это интересно.

— И все же?

— Ах, Сонаэнь. Спросите об этом у… моей жены. Любой из них. Я уверяю вас, в ближайшие дни одна из них пригласит вас погостить. И я рассчитываю на ваш визит, — Дека Лияри осторожно прикоснулся губами к ее щеке, и быстро, как будто зная заранее, как, его губы проложили влажную тропинку поцелуев по ее шее и плечу.

Она сама не знала, как кивнула ему, задыхаясь от противоречивых желаний. Из которых одно, наконец, победило — она позволила ему победить или оно было столь сильно — Сонаэнь действительно хотела любви.

Леди Орта никогда не чувствовала себя настолько красивой, желанной и счастливой, как рядом с Наместником Лияри.

Откуда рядом с ней на обратном пути возник, как ни в чем не бывало, соратник ее мужа Трельд, она даже не задумалась.

*

Ниротиль приветствовал ее в том же положении, в каком она оставила его, не считая того, что он лежал на животе и звучно изрыгал проклятия и ругательства, а невозмутимый Ясень растирал ему спину остро пахнущей мазью.

— Как прошло? — бросил полководец неразборчиво, стоило ей подойти ближе, — они согласились? Кто там был?

Ей пришлось перечислять всех присутствовавших, терпеливо пережидая ругань Ниротиля, когда она не могла вспомнить того или иного воеводу или ленд-лорда.

Ближе к вечеру Сонаэнь стояла в своей комнате перед зеркалом и смотрела на свое отражение, совершенно неуверенная в том, что делает. Насмотревшись, она встала, поправила свой ночной наряд и спустя несколько минут без стука и предупреждения вошла в спальню своего мужа.

Ниротиль сел, опершись о спинку кровати, открыл рот, как будто желал что-то сказать, но она опередила его, преодолев разделявшее их расстояние и прильнув к его губам поцелуем. Сонаэнь уже успела усвоить, что обезоруживает полководца.

Нежность.

Ее движения были уверены и спокойны. Она знала, что делает, чего хочет и какую сторону ей следует принять хотя бы на этот раз. Сонаэнь не сомневалась. Их союз не был основан на любви и выгоде. На первое надежд больше не оставалось, второго было слишком мало в любом случае. Но еще один шаг навстречу, который она должна была сделать, чтобы продемонстрировать лояльность, теперь был необходим скорее ей самой.

Дека Лияри слишком умен. А привязать к себе отвергнутую врагом женщину — что может быть вернее! Этого оружия ему она в руки не даст, даже, если ее сердце навсегда останется разбитым и расколотым, даже, если она всегда будет желать прикосновений Наместника и его нежных поцелуев.

Оказавшись в кольце сильных рук Тило, она не прекратила торопливо разоблачаться. «Ему не удержать меня, — подумалось ей, — не удержать самого себя тоже».

— Это не то, чего ты хочешь.

— Я знаю, чего хочу, — говорить между поцелуями оказалось на диво приятным и возбуждающим, — я хочу тебя, Тило.

— Когда все закончится… если они добьются своего, и меня не станет…

— Прекрати, — Сонаэнь испытала странное удовольствие от пассивного сопротивления своего мужа, который выворачивался из ее рук с ловкостью мирмендельской игуаны.

— Не убивайся тогда по мне, — прошептал он ей в макушку, но оказался не готов к тому, что Сонаэнь толкнула его в грудь, опрокинула на постель и оседлала. Зная об особенностях его зрения, девушка склонилась к самому лицу Ниротиля и так замерла.

Наконец он должен был ее разглядеть.

— Я любила тебя так сильно, что дышать забывала, — одними губами сказала Сонаэнь, в самом деле словно задыхаясь, — иногда — так, что хотела бы умереть, чтобы ты меня заметил. Позволь мне быть рядом, если только я не противна тебе. Или дай мне уйти.

Он дернулся в сторону, и этот обманный рывок позволил ему освободиться из-под нее — только для того, чтобы занять положение сверху.

— Я скорее тебя убью, чем позволю уйти.

— Не убивай, — наконец ее руки проникли под его штаны, и она замерла, стыдясь и желая дальше этой откровенности, — люби.

Поцелуй, которым он ответил ей, был болезненно-жадным. Спустя мгновение он сорвал с проклятиями с себя штаны, задрал ее юбки и принялся стаскивать ее шаровары, сорвал одну туфельку с ее ноги, вторую даже не стал трогать, удовлетворившись тем, что открыл доступ к ее телу.

— Этого ты хочешь? — она вскрикнула, когда два его пальца коснулись ее внизу, а затем он надавил и приятная тяжесть сменилась острой тошной болью, — сейчас?

Боль стала сильнее, но она кивнула, обхватывая руками его шею. Его пальцы переместились выше, и легкие поглаживания мгновенно возродили только что было погасший жар в животе и желание. Сонаэнь поспешно стянула с себя оставшуюся туфлю и лихорадочно принялась развязывать шнурки платья, но Ниротиль опередил ее, схватился за ворот… и тут же передумал, подхватил ее под бедра, дернул плечом, словно стесняясь своего нагого тела…