Под рукой Сонаэнь нащупала наручи под рубашкой. Она чуть замедлила шаг, давая мужу пройти первым в зал. Хозяин и его свита оглянулись столь единовременно, что казалось, будто они готовили продуманную засаду. Возможно, в сущности так оно и было.

Вуаль на леди Орте была скорее условной — почти невесомая газовая ткань не мешала обзору.

Дека Лияри первым встретил их, как и подобает Наместнику. Сонаэнь отметила его скользящую походку и легкость поступи. Несомненно, он годы посвятил тренировкам с оружием. Вряд ли он был мечником, сухощавое телосложение и выверенная точность бесшумных движений скорее свидетельствовали в пользу занятий стрельбой.

Судя по напрягшейся руке Тило, именно этот неприметный флейянец представлял наибольшую угрозу. Сонаэнь улыбнулась на мгновение раньше приветствия.

Она еще помнила, что Наместник симпатизировал ей. Может быть, сегодня ей удастся повоевать за Элдойр на своем поле.

Это оказалось труднее, чем виделось.

Южане были язычниками, но их верования оставались практичными, понятными, да и говорили они на мирмите. Флейянцы же, использовавшие исключительно срединную хину, продолжали оставаться загадочными, даже когда обсуждали погоду. В привычной роли молчаливой послушницы Ордена Сонаэнь почувствовала себя увереннее. Она знала эти правила игры. Ее делом было не отвечать на комплименты, игнорировать ухаживания и соответствовать статусу своего воинственного супруга.

Поэтому, когда Дека Лияри обратился к ней напрямую, она трижды промолчала прежде, чем выказать восхищение садами Флейи.

— Скоро закончится сезон фонтанов, миледи, — подхватил беседу Наместник, — полагаю, вам будет интересно взглянуть на самый необычный из них — он расположен на террасе у седьмого внутреннего двора. Дарна, проводи нашу гостью.

Дарна Патини провел Сонаэнь через запутанные и узкие переходы и галереи к обещанному фонтану в полном молчании, но по тому, как он обернулся, она догадалась, что от нее ждут, чтобы она задержалась.

Сонаэнь старалась не думать, какие мысли посещают Ниротиля в ее отсутствие. Но стоило ей задуматься об этом-и на расстоянии двадцати шагов она увидела преспокойно курящего трубку Трельда. Он даже махнул ей рукой, безмятежно выпуская струйку дума в ее направлении. Одновременно из темной арки появился беззвучно и хозяин праздника, Дека Лияри.

— Не правда ли, течение воды успокаивает, — произнес он мягко, останавливаясь от нее в трех шагах у парапета, наблюдая падение воды с высоты.

— Ваш город соткан из спокойствия. Ему не хватает живости.

— Вы оживили его своим присутствием.

Ей следовало быть недовольной его намеком, но она смолчала. Шаг навстречу. Расстояние между ними сокращалось без видимого сближения.

— Вы все-таки стали его женой, миледи.

— Хвала Всевышнему за эту честь.

Она ожидала его реакции, но Дека лишь с легким вздохом отвернулся. Каштановые пряди волос, падающие на его задумчивое лицо, скрывали от нее оттенок его глаз. Она помнила с их предыдущей встречи, что они были синими.

Наверное, синими.

— Положение часто обязывает нас вступать в союзы с теми, кто не оценит их по достоинству, — негромко продолжил Наместник, оборачиваясь и опираясь локтями на парапет, беззастенчиво разглядывая девушку рядом с собой, — Мне известно об этом больше, чем кажется. Флейя выжила лишь благодаря умению подчиняться обстоятельствам и пережидать их.

— Власть его величества для вас — такое обстоятельство?

Дека рассмеялся. Смех, как и голос, у него был очень красивым, поставленным.

— Два года назад таким обстоятельством для меня было ее отсутствие. Кто может мне обещать, что еще через два года мой город не будет разграблен ради новой войны, не имеющей к нам отношения?

— Вы опасаетесь разорения? Флейя вовсе не купается в роскоши.

Лияри придвинулся к ней так близко, что это должно было взволновать Трельда, но оруженосец со своего места куда-то запропастился. Беспокойство, охватившее Сонаэнь, вывело ее из тщательно сохраняемого равновесия.

— Флейя — как вы, миледи, — их руки на мгновение соприкоснулись, — умеет скрывать свою красоту под одеяниями скромности. Прятать свои соблазны под маской добродетели.

Тонкие, но мускулистые пальцы лучника обхватили ее запястье, и она не рискнула кричать или вырываться, предпочитая оставаться недвижимой.

— Возможно, для вас добродетель лишь маска, господин Лияри.

— Отнюдь. Для меня она испытание, как и для вас, моя дорогая леди. Оценят ли ваши жертвы те, ради кого вы их приносите?

«Мой отец мертв, — подумалось Сонаэнь, и она ощутила все тот же противный ком в горле, что так и не пропал со дня его смерти, — моя мать, мои сестры, все мертвы».

— Вы обольстительны в своей добродетели, — рука Лияри скользнула по ее плечу под вуалью, и леди прикрыла глаза, демонстрируя молчаливое одобрение его касаний.

Не поддаваться. Одиночество не стоит наказания за предательство. Не поддаваться.

— Вы позволите спросить? Почему именно мастер Лиоттиэль? — рука Наместника остановилась возле левой ключицы, он чуть надавил пальцами, — я знал вашу семью. Многие достойные дома были бы рады породниться с вами, леди Орта, особенно если мы говорим о тех, что происходят с южного побережья.

Она не ответила. Его рука опустилась ниже, проникла в вырез, и Сонаэнь задышала чаще. Воздух, горячий и тяжелый, доставался ей все тяжелее по мере того, как он продвигал дальше свою руку. Его тонкие губы оказались у самой мочки ее уха, и от его частого дыхания покачивалась сережка с лунным камнем.

— Вы умная женщина, Сонаэнь Орта. Слишком умная, чтобы жертвовать собой в угоду фанатикам и солдафонам, которые уже сыграли свою роль в истории и скоро оставят сцену другим.

— Заговорщикам? — она повернулась к нему лицом, скользнула вуаль по его носу, и их губы теперь не разделяло пространство даже в ладонь шириной.

Дека Лияри прикрыл глаза.

— Политикам, моя дорогая. Что вы скажете?

Он чуть отстранился, и Сонаэнь ощутила непритворную, настоящую дрожь во всем теле. Мучительное чувство между ног превратилось в тупую тянущую боль. Она превозмогла слабость, попыталась сложить губы в светскую улыбку.

— Мне надо вернуться к мужу. Меня будут искать.

— Несомненно. Ваше отсутствие весьма заметно.

Он остался все там же, у фонтана, пока Сонаэнь неверными шагами возвращалась в приемный зал.

Увидев Ниротиля, который едва ли бросил взгляд в ее сторону, она отчаянно возжелала остаться одной, совсем одной — снова быть свободной, незамужней, иметь возможность выбирать снова. Что, если не тщеславие, заставило ее предложить себя в жены полководцу? Если бы то была настоящая добродетель, ей бы не пришло в голову разочаровываться — как не получилось бы и очароваться. Она с достоинством несла бы свое бремя, не жаловалась бы на невнимание или обиды, помня, как приходится тем, у кого нет и этого.

Соблазнитель Дека Лияри знал, о чем говорил. Возможно, его имя или дом не были покрыты воинской славой. Однако в его прагматичном, рациональном подходе к жизни все же было меньше жестокости и нетерпимости, чем у именитых воевод Элдойра.