Сонаэнь почувствовала себя много лучше, завидев внизу крепость Флейи.

*

Сонаэнь Орта не была сильна в военном деле, но годы на стоянках войск приучили ее подмечать важные детали и запоминать то, что следует знать о политике войны.

Деньги и связи. Выгоды и отсроченные выгоды. Принципиальные поборники старых правил, защитники истрепанного знамени «чести» и вояки закалки эпохи героев погибали десятками, становясь разменными фигурами на торгах истинных князей Поднебесья. Ниротиль умел играть, играл с крупными ставками, и однажды был близок к тому, чтобы выбыть с поля навсегда.

Сонаэнь помнила дни в госпитале Элдойра слишком хорошо. Она металась по госпиталю, пытаясь найти хоть одного врача, но никто не снизошел до разговора с ней, лишь один — тот, что занимался палатой для умирающих и безнадежных.

— Хирургия бесполезна там, где уже поселилось заражение, — поджал губы неприятный тип, — поверьте моему опыту.

— Ваши ухаживающие не моют рук, — не смолчала Сонаэнь, — любая зараза от одного больного переносится на другого.

Врач усмехнулся.

— Они бы мыли их, будь у нас достаточно воды. Но многим приходится проводить часы без питья, и тут надо выбирать. А теперь иди и работай, девочка. Я не жду от тебя спасения всех. Я жду дегтярную мазь, отвар календулы, густой и жидкий, и кровеостанавливающий набор в пилюлях. Пошла!

К исходу дня уставшую Сонаэнь дернула одна из подруг-госпитальерок.

— Третья койка, — прошептала бледная Нистайя, — я не знаю его, он говорит на сальбуниди, ни слова понять не могу.

— Что с ним? Где хирурги?

— Все заняты. Проникающая рана на темени. Лицо… Перелом правого бедра. Сломаны оба запястья. Рана на… на… — сиделка всхлипнула, задыхаясь, — рана под…

— Возьми себя в руки! — Сонаэнь саму трясло, но она не дала слабости охватить себя.

Широкими шагами подбежала к третьей койке — она располагалась почти у окна — и обомлела.

— Он умирает, — выдохнула она немыми губами, сама не замечая, что начинает намыливать руки, подхватывая плохо пахнущий скользкий мыльный брусок, — он… он уже должен быть мертв.

Когда к свету повернули оставшуюся целой половину лица, Сонаэнь затошнило от ужаса втрое сильнее. Она только краем уха слышала, что полководец Ниротиль героически пал на поле боя вместе с князем Иссиэлем и Этельгундой. Но княгиню успели довезти до госпиталя едва живой, и она скончалась лишь полчаса назад. А ведь ее рана рядом с теми, что были нанесены полководцу Ниротилю, могла посчитаться пустяковой.

— Кто-нибудь, — прошептала леди Орта, оглянулась по сторонам, — кто-нибудь, врача!

— Я занят, — сразу несколько голосов откликнулись с разных сторон.

— Он… это полководец Лиоттиэль!

Ничего не изменилось. Глупо было надеяться, что один умирающий ценнее тех, кого еще могли спасти.

— Когда его нашли? — Сонаэнь разрезала штанину на раненной ноге Ниротиля, — кто? Сколько он там лежал?

— Не знаю, — всхлипнула юная госпитальерка, — ничего не знаю. Он приходил в сознание. Он даже говорил!

Приподняв штанину, промокшую от крови, Сонаэнь прижала руку ко рту. Теперь с тошнотой можно было даже не бороться, и она едва успела склониться в сторону. Наконец поспешил лекарь. Невысокий, степенный представитель племени Бану бросил один только взгляд на ранения, поднял руки над койкой и присвистнул.

— Чудо, — односложно ответил он удивленной его видом Сонаэнь, — вы знаете, как ушивать раны? — она вздрогнула, — а как насчет наложения распорок и шин? Понятно. Так. Отправьте ко мне девушек из смотровой, пришлите из аптеки с бинтами и…

Он говорил, говорил, говорил. Сонаэнь не понимала, на что лекарь надеялся, но исправно запоминала все, что он произносит. Про себя она уже считала аршины на саван, в который придется завернуть тело павшего воеводы. Только вот на следующий день, неясным, но уже признанным всем госпиталем чудом, Ниротиль все еще был жив — истекал кровью, не мог и пальцем шевельнуть, но жил.

Через три недели, когда стало понятно, что жизни его не угрожает опасность, но она навсегда подрублена под корень увечьями, Сонаэнь снова увидела полководца. Скользя взглядом по герою своей первой девичьей, влюбленности, она в полном отупении чувств отмечала последствия ранений и их лечения: неестественно вывернутые ноги, забинтованные распухшие запястья, зажатые между дощечками шин, особую подпорку под шею и голову. В изголовье койки спал, опершись на руки, один из оруженосцев полководца. Заслышав шаги, он встрепенулся, дикими глазами посмотрел на пришедшую, тут же уронил голову обратно.

Русоволосый красавец, гарцующий перед восторженными, стеснительными девицами на рыжем жеребце… Сонаэнь никак не могла соотнести память о нем — с ним самим, бледным, изможденным. Черты лица, искаженные общим истощением, не самыми аккуратными швами, стягивающими порванную в трех местах щеку, подвести к памяти о красивом мужественном молодом мужчине, сводящем с ума всякую, что видела его.

Его жизнь была закончена. Она знала это. И не только из-за ран.

Когда еще спустя четыре месяца Сонаэнь услышала, что полководец Ниротиль ищет себе новую жену, она не колебалась ни мгновения.

*

Флейя славилась своей закрытостью. Даже гость, войдя внутрь, не надеялся попасть внутрь одного из роскошных каменных особняков, каждый из которых вздымался крепостными стенами, соединяющимися в общую. Неприступная, маленькая, гордая крепость. Как ее осадить и возможно ли?

Сонаэнь представила долгие месяцы осады, затрудненные поставки провизии, бунтующие войска. Прошло слишком мало времени, они вряд ли согласятся оставить дома, только-только начавшие выкарабкиваться из военной нищеты. Флейя примыкала к горным утесам Кундаллы и почти наверняка была обеспечена родниковой водой и обросла горными тропами, уходящими к перевалам. Осада лучшего транзитного города на полпути к южанам? Гельвин не одобрит, а если и одобрит, никто из других троих полководцев не согласится.

— А где же осада? — спросила леди у Трельда, когда они беспрепятственно спустились почти к центральному тракту через город.

Оруженосец лишь усмехнулся. Очевидно, традиционной осады с машинами, баллистами и блокадой не предполагалось изначально.

— Вам следует подождать, миледи, — сообщил Трельд, — я найду полководца и провожу вас. Полагаю, в этом саду вы будете в безопасности.

Тишина вокруг казалась ненастоящей. Как будто бы леди Орте пришлось внезапно оглохнуть. Если бы не далекие порывы ветра да изредка чириканье осенних птичек в аккуратно посаженных деревьях, она бы поверила в то, что ей все вокруг снится. Вся нарочитая ухоженность, вся лаковая ненатуральность. Флейя душила своей обстановкой.

Сонаэнь всегда любила южные сады и цветники. Любила слегка запущенные парки у храмовых комплексов, превращенных в развалины или перестроенные в дома и торговые лавки и склады. Любила ленивую, чуть распущенную знойную сиесту в полуденной тиши между пением иволги и далеким мычанием недовольных коров. Любила и мартовские опасные ветра, несущие тревожные сны и странные надежды.

Но Флейя была иной. Здесь природа была взята в плен из камня, брусчатки и высоких стен. Цветы здесь не выбирали мест для роста — они росли заточенными в кирпичные клумбы и рокарии. Даже вода, этот вечный верный слуга беспощадного времени, и та не находила свободного русла от горных источников, зато в изобилии лилась из отделанных камнем родников.