— Помоги мне Бог, — шепнул Ниротиль, теряя себя и ненавидя свою слабость, — прошу, не дай этому случиться.

— Почему вы не хотите близости со мной? — в глазах Сонаэнь появились слезы обиды, но желание по-прежнему было сильнее, — почему…

— Я хочу.

«Боже, если б ты знала, как я хочу!».

— Но завтра я уеду, — губы одеревенели, непослушно ворочался язык, не желая подчиняться и выговорить неприятную, ненавистную правду, — ты останешься. Если… я… ты… останешься богатой вдовой. Через месяц отправишься в Элдойр. Не надо нам… не надо.

«Не надо нам сейчас сближаться». Короткий упрямый поцелуй в шею, последовавший за спутанными словами, вывел его из равновесия.

— Слушай меня, твою душу! — страдальчески выстонал полководец.

«Еще одно движение твоими пальцами, и я поддамся».

— Тило…

Неприкрытое влечение в ее глазах, вкус ее рта, жадность, с которой она целовала его, благодарность, с которой принимала любую ласку, а до того — любое, хоть и грубое, слово. Бесконечные ее шаги навстречу. Ни одной причины для них. Необъяснимо. И мучительный вопрос «почему?», давно терзавший Лиоттиэля, пересилил даже страсть, дал спасительные силы на то, чтобы отпихнуть Сонаэнь, отпрянуть прочь, лихорадочно оправляя одежду.

— Прости, — он пробормотал это, не глядя на свою жену, — этого не должно было случиться.

Трижды он споткнулся, выбираясь вслепую из особняка на воздух. Внезапно Руины превратились в бесконечный запутанный лабиринт. Ниротиль наощупь выбрался на задний двор, привалился к глиняной стене — наверняка вся спина будет в известке, осел, дрожа, на землю.

Почему его интересовало, что она подумает? Разве это имело хоть какое-то значение? Никогда прежде его не волновали чувства женщины, и тем меньше волновали, чем больше она от него зависела. Что и почему изменилось?

Не было ни одной причины жалеть ее — как и у нее не было причины спасать его, когда он и не просил о спасении. Спасительница! Их немало вилось вокруг любого прославленного воина. Приторно-слащавые, величаво-печальные, недоступно-высокомерные… за фасадом благопристойности Элдойра водились стаи хищниц, алчных до денег, охотниц за статусом и положением. И Мори, любимая некогда Мори оказалась лишь одной из них.

Дешёвки.

Есть ли причина поверить ей? Причина открыться, позволить себе слабость, подставить сердце под удар? Лишь на секунду, на две он позволил себе поверить, что Сонаэнь не такова. Разведенных женщин брали в жены ничуть не реже, чем девиц. Даже с детьми, вдовы находили утешение в объятиях новых мужей. Сонаэнь Орта перед дверьми обнаружила бы очередь поклонников. Его Сонаэнь… с каких пор он стал считать эту женщину своей?

Полководец знал, что рискует не вернуться. Он привык рисковать, но на этот раз помнил, что может причинить боль той, что не была готова к ней. И ей Ниротиль не желал боли.

Любовь не знает причин.

Комментарий к Полнолуние

Конец Первой Части

========== Брошенная ==========

Комментарий к Брошенная

Часть вторая.

Амрит Суэль.

Так звали горе, которое серой пеленой покрыло жизнь Сонаэнь с того дня, как она впервые встретила своего будущего мужа.

Амрит Суэль — так звали ту, которая отняла у нее Тило. Отняла задолго до того, как леди Орта вообще появилась в его жизни.

В каждом его взгляде на нее, в каждом слове, брошенном вскользь, даже в том, какое лицо у него становилось, когда он пробовал ее стряпню, Сонаэнь читала упрек: «Ты — не она». И, хоть упреки эти почти прекратились ко дню его отъезда, самый большой она получила в ночь накануне.

Он ушел. Он бросил ее. Он отказался от нее тогда, когда никто не отказался бы. Что была за причина?

Сонаэнь сжала зубы. Нет, нельзя думать слишком много о сопернице. Она ушла из его жизни, разве не так? Ушла сама. Как знать, не вернется ли? Не должна. А если вернется, Сонаэнь ее отравит. Перережет горло. Подложит ядовитую змею в постель. Лишь бы в ней в это время не оказался полководец Лиоттиэль.

Теперь, после месяцев в качестве его супруги, Сонаэнь не могла сказать, чего больше в ее чувствах к мужу, герою войны, одному из соправителей Гельвина. Наверное, первое место прочно заняла щемящая сердце жалость. На втором поселилась глухая печаль: почему он не отвечает добром если не на чувства, то хотя бы на ее почтительное отношение?

А затем пришла страсть. Страсть новая, осознанная, темная. Ничего общего с тем прекрасным чувством, что заставило ее предложить себя саму в жены увечному полководцу, когда в госпитале только и говорили о том, как тяжела будет его судьба, если он выживет. Сонаэнь начинала свой путь в качестве супруги Ниротиля, ведомая чуть тщеславным желанием возвыситься своим самопожертвованием; теперь это желание оставило ее.

Потому что она не могла смотреть спокойно на то, как кривится ее муж по утрам, вставая с постели — сначала тянет одну ногу, потом другую, потом, сжав зубы, спускает их на пол, беззвучно ругаясь. Точно так же он делал все: стискивая зубы и терпя. Все теперь стало трудно воину, который когда-то покорил с первого взгляда ее сердце, на ходу взлетая в седло и правя жеребцом так, словно на нем и был рожден. Когда-то он управлялся с щитом и мечом, как она с иглой и наперстком — даже не задумываясь, а теперь ему трудны стали самые обыденные вещи, самые простые движения.

Потому что у нее были две соперницы, не оставлявшие Ниротиля. Первой имя было боль, и она нещадно мучила своего возлюбленного, а вторая не только ничем ради него не жертвовала — она еще и предала его в самый тяжелый момент его жизни, а все равно по-прежнему была им любима.

Амрит Суэль. Это имя повторяла Сонаэнь перед сном, когда белая пелена из ненависти, страсти, отчаяния падала перед ее глазами, рушила вдребезги мечты о счастье.

Он не должен был любить предательницу. Ни желать, ни любить, ни даже помнить. Он должен был желать свою леди, верную, преданную ему, но — он не желал. И то, как он оставил ее на брачном ложе, и на следующий день уехал, даже не попрощавшись, окончательно заставило сердце Сонаэнь разбиться.

Она не знала, должна ли больше ненавидеть соперницу или своего мужа; но семена ненависти, посеянные оскорбительным отказом, всходили одно за другим.

И у нее больше не было желания растить что-либо иное в опустошенной душе.

*

Три письма, полученные за три месяца в Руинах от Ниротиля, покинувшего Мирмендел, сообщали сухо о том, что полководец воссоединился с частью своей дружины, стоявшей под Раздолом, затем выдвинулся к Лунным Долам и Отрогу, и, наконец, достиг Флейи. О себе Ниротиль писал скупо: здоров, занят, возвращаться не планирую. Сонаэнь, первый месяц ждавшая его возвращения со дня на день, вынуждена была взять на себя руководство хозяйством заставы, и ужаснулась тому, какой нравственный упадок одолел немногочисленных оставшихся при Руинах вояк.

Без военачальника они ленились с утра и до вечера, проигрывали друг другу скромные средства и целыми днями ничего не делали, разве что праздно шатались по окраинам Мирмендела, изредка задирая безответных мелких торговцев. Призывать их к порядку Сонаэнь после первой же попытки прекратила.