Бриенна никогда не была так счастлива. Так уверена в себе.

И она была очень благодарна Джейме за то, что он больше не отпускал никаких комментариев о том, какая леди-командующая будет толстая через пару месяцев, и как вытеснит его из любой кровати, палатки или даже шатра. Даже если для этого ей пришлось сделать то, что она, как ей казалось, никогда не способна сделать даже в полной темноте, не то что при свете.

Даже если ей хотелось.

Это было постыдное желание, но точно — нечто большее, чем любопытство, тем более, нечто отличное от намерения сделать ему приятно. С того самого дня, когда она впервые увидела Джейме, он вызывал у нее целый сонм взаимоисключающих желаний, среди которых влечение телесное достаточно быстро заняло место одного из важнейших.

Дышать им. Обонять его. Знать его вкус. Прикасаться. Позволять прикасаться к себе. Бесценная возможность.

К тому же, его член во рту оказался самым верным, самым действенным средством, чтобы заставить Джейме тут же сдаться. На мгновение Бриенна прикрыла глаза, улыбаясь. Она могла вдохнуть его запах — там, где золотистые волосы у него в паху щекотали ее нос, и это ей нравилось. Нравился его интенсивный пряный аромат, его солоноватый вкус, теплый, терпкий.

— Над чем ты смеешься, коварная? — прерывающимся голосом спросил Джейме.

— Если бы я знала, что тебя так просто победить, — она лизнула его по всей длине, прижалась лицом к золотистым волосам в паху, вырывая у него из груди нетерпеливое рычание, — нашла бы способ стянуть с тебя штаны тогда же, на мосту.

— Я был бы весьма удивлен…

— И сдался бы?

Ей пришлось прижать его руки к постели, когда он услышал слово «сдаться». Голодный, полный мольбы взор Джейме блуждал по ее телу, он дернулся еще раз из-под нее, но вновь проиграл.

— Женщина, я умираю, — простонал он прерывающимся голосом, игривость смешалась с настоящей жаждой, — мне нужно немедленно в тебя.

Каждое слово давалось ему с трудом.

— Давай, — разрешила Бриенна, прежде всего, себе, и тут же упала на бок, спиной к нему, замирая от чувства ожидания. Щекоткой оно начиналось в пятках, в пальцах ног, пробиралось по голеням к бедрам, проникало в лоно и расползалось мурашками по плечам, к шее, к ушам, к затылку. Туда, где дрожали горячие пальцы Джейме.

«Как Зимой».

Как Зимой. После того раза, когда она и копьеносицы спустя три дня после победы танцевали с оружием, и она никогда не думала, что будет так счастлива —

После того, как они обменивались прикосновениями, взглядами, многозначительными шуточками, после того, как они засыпали, обнимая друг друга, не скрывая, хотя и не говоря друг другу, что это не только для тепла —

На свободе, наедине друг с другом, в безопасности, творя нечто новое.

Губы Джейме на ее плече вдруг стали осторожны и медлительны, как и его прикосновения к ней. Бриенна прижалась спиной к его груди, чувствуя за собой его широкие плечи. Они подходили друг другу идеально, как мозаика, похожие и разные. Там, где он был силен и крепок, она была слабее, тоньше, изящнее, в своей неповторимой манере. И Джейме это видел.

А теперь Бриенна чувствовала. В осторожном прикосновении к груди. В медленном проникновении его пальцев, на которое она беспомощно ответила тихим стоном, прогибаясь, пытаясь сделать контакт полным, проникновение глубоким.

Джейме не позволил ей отдалиться, но руку убрал. Теперь она покоилась на низе ее живота. Плоском, как прежде, но уже совсем не таком твердом — тут ее мужчина хмыкнул, прижимаясь одновременно к ней сзади. Бриенна хватила воздух ртом. Твердый член скользил у самого входа.

— Мне это нужно, — тихо сказал Джейме, и на шее справа она почувствовала широкую влажность его языка, — это. Всё. Ты нужна, Бриенна.

— Да? — она наморщила лоб, пытаясь заставить его двигаться, но он проникал внутрь медленно, мучительно медленно, заставляя ее почти рыдать и плавиться от нетерпения, от горячки, — ну Джейме, ну… ну не мучай меня.

— Неа… это не так работает, — услышав знакомую интонацию, Бриенна засмеялась в голос, — не «ну, Джейме». «О, мой любимый мужчина!».

Вдох натолкнулся на пустоту.

— Ты можешь.

Бриенна вдохнула, запрокидывая голову, подставляя шею его касаниям.

— Ты можешь это сказать. Это правда. Ну же, не трусь, женщина. Скажи.

Она потерлась затылком о его плечо, вопрошая мысленно в пространство: «Зачем?».

— Чтобы почувствовать. Чтобы помнить. Радоваться, что ты моя, а я твой.

Первый медленный, легкий толчок — и снова Джейме почти вышел.

— Вся, моя. Моя женщина.

И он зазвучал ей в ухо, со стонами, вздохами, выдохами, с короткими, музыкальными криками, входя, выходя, держа ее крепко и не давая двигаться, перехватив правой рукой поперек груди сзади, и говоря, говоря:

— Моя, моя большая, мягкая, сильная, любимая женщина. Моя теплая.

Удовольствие вспыхнуло внезапно, глубоко под его проникновением, мягко, оно росло с его толчками, оно ширилось, оно заставляло ее открываться, впуская его глубже, позволяя сладости литься по телу, позволяя дышать, тихо стонать, вскрикивать, и сомкнуться вокруг него, вокруг них обоих, перед тем, как Джейме ахнул, замерев, уткнувшись в ее шею и прижавшись к ней.

— Моя, — едва слышно вздохнул он, и слова звучали, как рыдания, — женщина, Бриенна. Ты. Люблю тебя. Люблю тебя.

— Любимый. Мой мужчина.

Бриенна произнесла это впервые, чуть слышно, хотя ей сказанное показалось оглушительно громким. Почувствовала улыбку Джейме и то, как он согласно моргнул — ресницы защекотали ее шею.

И почти сразу заснул. Она обняла себя его руками, закрыла глаза — и оказалась с ним вместе в теплом мире, под песцовым одеялом, там, где были они, ночь, звездное небо высоко над ними, их общее дыхание, и никого и ничего больше.

Круг замкнулся. Звенья цепи не под силу разорвать было даже драконьему пламени.

*

Солнце освещало залив. Морская вода казалась чистой и прозрачной, и флотилия кораблей Железных Островов со спущенными парусами скорее украшала вид. Издалека не было видно ни сожженных остовов лодок и парусников, ни выброшенных волнами моря деревяшек, в изобилии всплывающих у доков, не было слышно напевных самовосхвалений торговцев мидиями и крабами, песен дотракийцев, стонов дешевых портовых шлюх, проповедей учения Владыки Света.

Санса Старк смотрела на Гавань, возможно, в последнее утро своей жизни.

Она не могла поверить в то, что ее брат Джон отдаст распоряжение казнить ее, свою сестру, свою любовницу, свою союзницу. Она упрямо собиралась выжить вопреки всему, если он все-таки примет такое решение.

Ей было не привыкать.

Это было так странно, смотреть на город, где она провела столь незначительную — и важную при этом — часть своей жизни, практически его не узнав, и видеть его огромным, великолепным, так и не открывшим ей все свои тайны. Даже сейчас, после всего, она чувствовала, что однажды будет владеть им. Но город изменил ей — как и королям и королевам до нее.