Но нужно было рассчитаться с долгами, для чего — нужны краски, заказчики и сюжеты. Тегоан воздел глаза к потолку, тщетно надеясь обнаружить там недостающие тысячи.

Ничего не обнаруживалось. А значит, придется либо принять предложение Гиссамина, либо… отправиться к Марси в надежде на то, что он поделится своими заказами. И был еще торговец Согвиэль, желающий классический сюжет об одной древней королеве.

Тегоан потратил монету, приводя себя в порядок перед тем, как идти к торговцу. В бесплодной попытке сэкономить он у себя в комнате вымыл голову, что потребовало с его буйной шевелюрой двух тазов воды и трех яиц, почистил сапоги — подошва у правого отошла, а сапожник еще в прошлый раз намекал, что всякой вещи есть свой срок. Прошелся щеткой по жилету. Кое-где на нем уже просвечивали дыры, и при мысли о наступающих холодах Тегги становилось не по себе.

Согвиэль принял его радушно. Уж в приемной комнате было ясно, что он за тип: везде царило то излишество, которое полусвет Нэреина, подражающий либо Элдойру, либо Мелтагроту, считал за роскошь. Судя по изобилию шелковых пыльных занавесок и хрусталя, Согвиэль подражал Элдойру столетней давности.

— Приветствую, мастер-живописец, приветствую от всей души, — принялся он тут же виться вокруг Тегоана, — позвольте, проходите… наш общий друг Мартсуэль Варини рекомендовал вас, как большого знатока и ценителя женской красоты…

Следующие полчаса Тегоан выслушивал дифирамбы Марси о себе. С трудом удалось ему вывести Согвиэля на разговор о заказе. Постоянно стесняясь и то и дело вскакивая со своего места, Согвиэль с трудом изложил то, ради чего, собственно, нанимает Тегоана.

— Обнаженная натура, — художник не смог удержаться от того, чтобы произнести это вслух, — королева Гавеллора накануне самоубийства — обнаженная. Может быть, какие-нибудь еще пожелания? Сюжет, композиция?

— Ну… я бы хотел… не то чтобы груди там… или золотые волосы… ну и чтобы это было. Ну, это всё, — бывший земледелец, а ныне торговец дурманом, обрисовал ладонями желаемые им формы.

Королева Гавеллора Элдар была черноволосой и черноглазой, и точно не обладала грудью, способной пустить ко дну ее обладательницу. Тегоан внутренне корчился с каждым словом торговца. Но он знал, что хотят подобные заказчики. Они хотели голых женщин — и они их получали, так или иначе. Классические сюжеты прикрывали откровенные сцены до поры до времени. С распространением типографий подобные картинки расходились по грошу на всех рынках и веселых уголках, где предприимчивые дельцы рекламировали бордели, притоны, игральные столы и запрещенные товары.

А значит, натурщиц опять придется искать среди продажных женщин. Ничего другого этот заказ и все ему подобные не сулят.

Покидая дом Согвиэля, Тегоан стал богаче на размер предоплаты — пять серебряных монет, но к вечеру хмель многодневного загула окончательно выветрился, и перед художником снова встал призрак долговой ямы, уже не скрашенный ощущением собственного эфемерного богатства. К тому же, писать обнаженную натуру предстояло в ненавистных «Розочках».

В неизбежной компании Яриды.

***

Четыре дня Тегоан напряженно работал. Четыре чертовых дня он провел в «Розочках», безуспешно пытаясь вызвать в мрачнеющем разуме хоть какую-то вспышку вдохновения при помощи одной потасканной шлюхи с нужным оттенком кожи и принимаемых ею «ненарочитых» поз. Позы были одна другой непристойнее, к тому же, проститутка постоянно отвлекалась на посетителей и возвращалась к нему потной, уставшей и с недвусмысленной белесой влажностью между ног.

Королева из нее не получилась бы даже у самого талантливого портретиста с богатым воображением. Грифельные наброски отправлялись в печь один за другим. Ярида, созерцающая труды своего кумира с ревнивым вниманием, тем сильнее мешала, чем больше Тегоан старался поймать хотя бы отдаленно подобие искры жизни в том, что пытался изобразить.

Вечером пятого дня своей новой жизни Тегоан не смог пройти мимо любимого трактира — через три улицы от «Розочек». Там его вновь обнаружил Мартсуэль. Тегги отсалютовал приятелю стаканом.

— Пьешь? — неодобрительно покосился на стол Марси.

— Вишневая. Почти не пьянит.

Марси принюхался:

— Развели водой. Ты взял заказ Согвиэля?

— И уже предвкушаю провал, — Тегоан опрокинул еще стакан и поморщился, — у меня так кишки крутит, ты мог бы знать…

— Голод — плохой друг.

— После «Триумфа» мне уже никогда и ничего не закажут.

Марси пожал плечами. Только ленивый не упрекал Тегоана в излишнем реализме и даже покушении на устои государственности за его « Триумф белого воинства».

Героическая предыстория волновала только тех, кто хотел сделать свои грехи меньше. Никто не хотел видеть то, что изобразил Тегоан — разбитые дороги, истлевшие флаги, головы врагов, полуразложившиеся, висящие за волосы на седлах гордых победителей. Да и победители, сгорбившиеся, едва живые, были написаны совсем не теми, кем хотели бы видеть себя. А уж когда по городу разнеслись слухи, что Тегоан пробрался в городскую покойницкую, чтобы достоверно передать все стадии разложения мертвого тела, мастер-лорд, заказавший «Триумф», принародно пообещал сжечь картину вместе с правой рукой художника, что ее создал.

Судьба полотна осталась неизвестной, а Тегоан покинул Элдойр, быстро и бесславно. Не без помощи верного Марси, который пришел ему на помощь.

— Сколько я тебе должен? — спросил вдруг Тегоан у друга. Тот отмахнулся.

— Вернешь, когда сможешь.

— Я не потому спрашиваю. Я хочу знать. Я толком не могу посчитать своих долгов, — Тегги умел быть настойчивым.

— Я точно не помню, но примерно восемьсот.

— Золотом, — констатировал Тегоан, протягивая стакан подошедшей подавальщице, — я потратил всё на шлюх и вино. Я прокутил целое состояние.

— Однажды твои картины поймут. Ты прославишься.

— Они говорили, я могу писать только уродство. Но я не могу копировать парадные плоские гравюры. Я не хочу их копировать. Я хочу дать зрителю красоту…

Марси только улыбался. Тегоан выпил достаточно, чтобы заговорить на свою любимую тему.

— Я вижу красоту в лицах, которые они находят уродливыми, я пытаюсь поймать, чаще неудачно, мотив. Хочу найти оттенки, остановить мгновение, ход тени. Я должен это делать. Останавливать мгновения, которые увидел. Увидеть глаза тех, кто запал мне в душу. Даже если я не знаю их имен, но люблю их — за то, что сделали это мгновение таким особым для меня.

Марси молча отсалютовал бокалом.

— Не устаю искать Её. Не могу понять, почему так часто ошибаюсь. Я бросаюсь на каждый призрак той красоты. Но удалить воспоминания о том, что было, и как часто я заблуждался, не могу. Хорошо, пусть я игрок. Я играю в красоту. Я ищу красоту. Я влюбен в нее. Я хочу найти того, кто со мной разделит ее. А мне предлагают малевать ромашки и яблочки на стенах. Когда я могу вернуть то, что мы потеряли — память. Дать увидеть то, что видел я. То, что я потерял. Разделить со мной боль от потерь, все возможные последствия нашего выбора. То я клянусь, что никогда не остыну, то бросаюсь с головой все в ту же яму. И каждый раз обещаю, что это последний. Потому что хочу стать кем-то, кроме мудака с дурным характером и вечными долгами.

— Будешь мудаком без долгов.

Тегоан приподнял голову, посмотрел из-под густой тени своих мелких черных кудрей.

— Ты привык всех использовать. Остываешь так же быстро, как вспыхиваешь. Не боишься прогореть?