— Слава единому королевству! Слава мужественному его народу! Проклятие и порицание предателям! — возвестил глашатай о начале казни, — слава отважному воинству и полководцам его! Слава воинам!

Мало кто видал из тех, что не видел город в осаде, что такое — показательная военная казнь по самым строгим законам, со всей возможной злобой недоедающего и недосыпающего войска. Спящей Лани повезло: к ней никто не хотел приближаться, даже когда ее протаскивали через толпу — вокруг оставалось пустое пространство.

— Знамена! — громко крикнул Оракул, и Летящий, шатающийся от усталости и накатывающей дурноты, подивился, как громогласен может быть провидец. В воздух вздымались десятки и сотни знамен и флагов; разом прогремел клич всех дружин, всех полков.

…Он не услышал обращение Оракула и виновато поклонился деду, когда тот дернул его за руку, призывая к вниманию.

— Смотри, — процедил провидец, — и постарайся держаться прямо.

Летящий понял, что первую часть казни — поучительные чтения и молитвы — он уже пропустил. На эшафот уже вывели Спящую Лань в подобающем ее статусу предательницы народа наряде: босую, в длинной серой рубашке, с распущенными волосами, обрезанными по плечи воинским клинком.

— Позор! Позор! Позор! — веско и важно прокричал глашатай сначала от эдельхинов и асуров. Затем поднялся и оборотень, который перевел сначала на ильти, потом на сальбуниди, а затем и на сурт, чем именно провинилась эта женщина, и какая судьба в загробной жизни — да будет милостив всевышний закон к тем, кто не грешил нарочно! — ее ожидает.

Спящая Лань смотрела точно перед собой. Ее губы не складывались в молитвы, по ее щекам не катились слезы. Она была каменно спокойна.

— Это не конец, — прошептал Оракул, глядя на ее лицо, и Летящий понял, что о его присутствии рядом провидец, как водится, забыл, — совсем не конец. За ней еще стоит целый народ, пусть и не столь многочисленный, как наш.

— Ты не жалеешь ее, провидец? — спросил Летящий, пользуясь возможностью, — уже очень давно никто не умирал на этом эшафоте…

— Не дерзи, — прошипел Оракул, одергивая внука за рукав, — я мщу за твою мать и за свою жену, за Элдойр и за наших погибших. Пусть скажет мне спасибо, что я не стал живьем ее скармливать стервятникам или не велел вздернуть над воротами.

— Полководцы не одобрили бы.

— Они нет. Войска только этого и ждут.

— Я…

— Ты, Финист Элдар. Слушай полководцев. Уважай мастеров войны. Советуйся с проповедниками. Но помни о том, что от тебя ждет народ — крови врага.

«Приготовиться… трубы!». Спящая Лань хорошо знала обычаи народа Элдойра. Но она даже не зажмурилась перед тем, как воин за ее спиной занес свой меч.

— Варвары они, — ворчал Илидар, — мечом голову бабе снести!

Остальные волки хором поддержали своего вожака.

Глашатай еще не закончил читать проповедь с эшафота, а провидец уже удалился в здание Совета. Уже почти дойдя до ворот, он вдруг обернулся к внуку и крикнул ему, грозя кулаком:

— А за то, какие расходы мы понесли, связавшись из-за тебя с драконами — я спрошу с тебя отдельно, Летящий, так и знай!

Но молодому воину уже было совершенно все равно. Он не мог сказать, что в его душе остался сильный страх перед чем-либо — в тот момент ему показалось именно так. Было лишь тупое усталое равнодушие. Он задержался на площади. Посмотрел на ряд виселиц, пожал плечами и поморщился.

— Жалко только, что так же просто войну не окончить, — вздохнула за его спиной Молния, отчаянно зевавшая все утро, и из брезгливости не смотревшая на казнь — я пойду, господин Элдар, и, с твоего позволения, отосплюсь.

***

Ревиар Смелый, перебрав донесения разведчиков и союзников, узнал расстояние до чужаков. Теперь настолько малое, что бессмысленно было надеяться остановить приближение осады.

— Двадцать три версты к северу точно, — сообщил он Этельгунде Белокурой и Гвенедору, — они отрезали нам путь еще три дня назад. Мы бы только зря потеряли бойцов, отправив их туда.

— Я могу встать на севере, — неуверенно высказалась Этельгунда, — но мы понесли серьезные потери…

— На севере встанем мы, и прикроем отступление, — возразил Гвенедор Элдар, — друзья, нам стоит поспешить — двадцать верст можно за три часа пройти!

Всего через несколько минут над воротами Элдойра уже вывешивали красно-черные флаги. Горожане, сперва недоуменно взиравшие на перестановки у стен, заспешили: разворачивалась бурная торговля, все торопились сбыть товар, перед тем, как начнутся бои, и всякая жизнь внутри стен испугается и стихнет.

На рынках толпились очереди и затевались ожесточенные споры, переходящие в давки и драки; в проулках домовладельцы ругали нерадивых слуг, оставивших окна без ставень. Домохозяйки собирали по соседкам принадлежащие им вещи, и закупали соль и масло.

Красно-черные флаги означали внезапную тревогу, а не осаду, но жители Элдойра словно сошли с ума. В предгорьях паники не было: жители обычно имели дальнюю либо ближнюю родню на высокогорных пастбищах, и, скрепя сердца, готовились уйти с пожитками в тесные каменные хижины. Развернули торговлю и дела довольные драконы, готовые вывозить за долю богатства и запасы в горы.

Оголодавшие, еще не привыкшие к городской тесноте переселенцы, ремесленники, крестьяне, бежавшие от войны — все они, даже владея навыками боя, не могли противостоять вражескому натиску.

— Не хочешь ли ты сказать нам, Ревиар, — в очередной раз подал голос Гвенедор на Совете, — что надо готовиться воевать в стенах города?

Рыцари запротестовали, перемежая объяснения с возмущенной бранью: каждый знает, в доспехах или нет — развернуться на улицах Элдойра непросто, хоть они и слывут самыми просторными в Поднебесье. Вести же какие-либо оборонительные действия становилось совершенно невозможно — горожане в случае любой опасности вываливали на улицы телеги, обозы, мусор, и все в таком количестве, что не только враг, но и свои же войска потом по нескольку дней не могли войти в город.

Была и другая причина для возмущения — скрытый страх перед осадой. Оборотни знали толк в обороне стен — остроухие же предпочитали нападение на них. Стоило им оказаться запертыми где-либо, и шансы резко падали.

— Армии Мирмендела и харрумов подходят к городу с двух сторон, — пытался объяснить свою поспешность Ревиар Смелый, — уже сейчас надо закрывать ворота и готовиться дать отпор. Осаду держать мы не сможем: южные стены практически разрушены, и наша задача будет удержать противника перед северными и восточными воротами, разбить их, не отступая в город всем сразу.

Вновь рыцари переглянулись, на этот раз в тишине: полководец сказал то, что все так боялись услышать.

— Сотники, вас не так много у нас, — продолжил Регельдан, — мы надеемся, что вы не падете духом. Если нам придется драться в городе… — многие содрогнулись, — ваши жизни, солдаты! Отставить мочиться от страха! Кто хочет, пусть наденет юбку и проваливает!

— Все-все, не лютуй, — вздохнул Первоцвет, — кто мог, все уже это сделали. А самые смелые сражаются и в юбках. Верно, братья-сестры? В городе, так в городе.

— Надо запретить торговлю в лавках, только на домах. Расширить траншеи. Заколотить каналы с водой, — посыпались предложения со всех сторон.