Была бы у нее ослепительная красота. Богатство. Были бы способности к предвидению или хотя бы умение их изобразить. Но таких, как она — десятки тысяч. Ничем не выдающихся. Хотя ее история и необычна, это не спасет ее и не поможет пешком преодолеть Пустоши и Черноземье, перебраться через великие реки и добраться… куда же?

Не совсем соображая, что делает, Эвента вышла со двора. В начале тупичка Ба играли дети. Где-то ревел ишак. Мерзко завывала чья-то собака. Стучал молоток: ленивый работник, два-три удара, минута тишины. Знакомые звуки быта. Скоро. Очень скоро. Столб пыли превратится в конницу, конница растопчет хлопковые поля, а оливковые деревья пустят на дрова для очагов. Очень скоро всех юных красавиц Афсар, а вслед за ними и всех, кто отдаленно смахивает на женщину, поимеют по два десятка грязных и грубых мужланов. А сестры-воительницы брезгливо поделят между собой украшения, хотя какие у афсиек украшения.

Ждать недолго. День? Два?

— Хозяин Ба! — выкрикнула Э-Ви вдруг и помчалась назад.

Домой.

…

— На старости лет я опять куда-то еду, — бормотала бабуля Гун и поминутно оглядывалась. Опасливо, внимательно, то и дело принимаясь бормотать заговоры, будто со спины на нее нападет не только армия, а все духи ущелий в придачу.

— Мы едем в Синегорье, бабушка. К дому предков.

— Я посадила лаванду на дворе!

— Она все равно бы не выросла.

— Сай Марут разворует мою кучу навоза…

Бабуля Гун ворчала. Ишак упрямился. Но вот Э-ви, насколько видел Ба Саргун, была абсолютно счастлива. Тихая, сидела она с его книгами в руках и загадочно улыбалась. Саргун досадливо дернул плечом. Теперь он понимал ее еще меньше. Явилась, растрепанная и в панике, пот смывал с нее зеленую краску, а ресницы слиплись от слез. Отчего плакала? Армия ее родственников спешила к Тарпе!

Афсар от родственников не бегали. Да и от врагов тоже не бегали. Ба Саргун проклинал день, когда привел сулку в дом. Все испортила, изломала. И его самого тоже.

— Хозяин Ба…

— Чего? — буркнул он, не оборачиваясь.

— Далеко нам ехать?

— Не знаю. Если не останавливаться, полтора дня.

Как раз накануне они изучали понятия расстояний и времени, и Ба Саргун потерпел очередной крах. Запутался он где-то между понятиями «полуверста» и «полчаса». Почти отчаялся. По крайней мере, разницу между пространством и временем он осознал. Злился опять на себя.

Что за невыносимое создание эта Э-Ви!

— А где мы будем жить?

И вопросы у нее невыносимые. Откуда самому Саргуну знать, где им жить теперь? На улице, должно быть. Под кустами ракитника. А может, в старом доме родителей. Хотя, когда настанет зима, его нечем будет топить.

— А что мы будем там делать?

Замолчит она или нет? Как будто он знает, что они будут там делать. И почему едет вообще. Почему нарушил арут, бросил товарищей, предпочел жизнь смерти. Утешало ли его, что семейства Ду и Муи безропотно снялось с места и отправилось вслед за ним, Саргун не знал. Даже то, что Фоска Муи была на расстоянии вытянутой руки, и вернулось желание стать с ней ближе.

Смотреть на нее в дороге было одно удовольствие. Она не задавала вопросов, не интересовалась ничем, просто покорно и молчаливо следовала за отцом и дядей. Делала свою женскую работу споро и ловко, варила похлебку и чистила овощи. Вытряхивала одежду. Мило улыбалась Саргуну, и эти редкие улыбки почти примиряли его с реальностью.

Если бы только можно было вытащить все, что ему нравилось, из остроухой рабыни, да и переселить в Фоску. Вообще вычеркнуть Э-Ви из мира, оставив на память очень немного. Ба Саргуну хотелось отдалиться от сулки, что он и пытался сделать, пробудив в себе прежние желания к Фоске Муи.

Не потому, что Э-Ви была плоха. Потому, что Э-Ви была чужая. Чужбина догоняла по следам, напоминая об этом. И Ба Саргун терялся в собственных мыслях на эту тему. Чтобы отвлечься, повторял про себя правила грамматики и спрашивал у рабыни новые слова. В такие минуты Э-Ви казалась ему книгой, только облаченной в тело живой женщины.

Бездонные знания прятались в ее светловолосой голове, и Саргун хотел выведать их все.

Политика. Правительство. Школа. Трон. Последнее слово его впечатлило, но разъяснение разочаровало. Оказалось, тот самый трон, которому служили, это всего-навсего сиденье, на котором расселся один остроухий, которому повинуются другие. И сейчас на этом сиденье сидел главный воин, которому подчинялись все остальные, лишь потому, что на сиденье сидел именно он. Ну бред же.

Еще бредовее было то, что воин, сидящий на сиденье за тысячи верст от Тарпы, вздумал вдруг отправить своих соратников через все Поднебесье в край Афсар. Зачем? Саргун силился понять и не мог. При всей ценности оливок и ковров, сам он никогда не поехал бы дальше Старого Прама даже за самхитскими лимонами. Должно быть, воин-на-троне очень любит оливки и финики, рассуждал потерянно Ба Саргун.

Еще удивительнее было то, что возглавляла врагов женщина. И Э-Ви, прилетевшая домой как ошпаренная, умоляла на коленях бежать, путаясь в словах и только объясняя больше жестами, что эта женщина опаснее тысячи мужчин.

— Говорят, она пьет кровь тех, кого побеждает, — захлебывалась Э-Ви в ужасе, — это сама воевода Туригутта! Хозяин Ба, никто еще не выжил в сражении с ней!

— Это всего лишь женщина, — возражал афс. Но рабыня не успокаивалась:

— Она не обычная женщина, Ба Саргун. Духи зла на ее стороне.

«Духи зла» в устах сулки убедили Саргуна, и он неохотно согласился с рабыней: должно быть, воевода Туригутта действительно опасна. А потом Э-Ви ничего не стоило убедить бабулю, что их настигает смерть, и вот теперь все семейство Ба в полном составе, включая коз и цесарок, двигалось с примкнувшими соседями к Синегорью.

Чтобы не сморил сон, Саргун расспрашивал Э-Ви о незнакомых словах, но злиться на нее ни на минуту не прекращал.

Кроме «трона» и «политики», были и хорошие слова, тем не менее. Мода. Это слово Ба Саргуну очень понравилось. Очевидно было, что у Афсар мода была. Нравилось афсу слово «популярность». Чудесное слово! Вот чего не хватало Ба Саргуну на собраниях воинов в Синегорье!

При бабушке перечитывать незнакомые слова из «Спальни леди Мары» Саргун не стал. Не стал и на следующий день, когда три семьи — Муи, Ба и Ду — разбили палаточный лагерь у Гряды. Но ждал, очень ждал мгновения, когда узнает их все.

Повеяло свежестью от горных речек, наполнявших каменистые неровные русла. Появились терновые кусты и разлапистые туи. Афсы с наслаждением вымылись, уступили место женщинам и разложили очаг. Уже видны были сопки Синегорья вдали. Погода ощутимо изменилась. На скалах все чаще можно было разглядеть вороньи гнезда. Их хозяева провожали путников внимательными взглядами.

Ночью у костра Ба Саргун не мог уснуть. Храп старого Ду мешал. Мешало и осознание того, что в палатке дремлет Фоска. Могла бы спать в его палатке, с его детьми. И помнил Саргун о том, что в Синегорье женщины дешевеют, а значит, надежда еще не потеряна.

Днем она смотрела на него. С прежним восхищением в ясных милых глазах. Она в нем не сомневалась. Или вела себя так, словно не сомневалась. Положила ему еду первому. Проигнорировала недовольство дядюшки Муи. Полила воду на руки, опередив со стремительной грацией рабыню. И красота, красота Афсар была в ее движениях. Фоска знала, что красива, любовалась собой и щедро делилась своей красотой с миром. Саргун таял, как масло на солнце, наблюдая за ней. Если побег нужен был для этого, пусть духи продлят дни побега!