========== Вступление. Шаги по песку ==========

Розовое покрывало с сеточкой сиротливо приютилось в углу комнаты. Эвента, морщась, примеряла походное — оливковое. Кое-где оно было в заплатках. Не совсем то, в чем принято отправляться к жениху, но выбрано не случайно. Чтоб не жалко: ехать далеко, через полупустыню, ветер и песок непременно испортят ткань. Розовое придется оставить, наверное… если бы это было самое страшное в ее положении.

— А вы бы стали жить с дикарем? — кусая мокрые губы, жалобно спросила девушка.

— Брак предписан Всевышним, — увещевала Эвенту тетушка, качая головой и похлопывая по седельным сумкам, с немудреным скарбом племянницы.

— Меня продают как ишака! Брак тут ни при чем, — горестно воскликнула девушка. Тетка возвела глаза к небу.

— Меня тоже продали в свое время, за приданое и земли. Такова судьба женщин.

Эвента упрямо отвернулась.

С одной стороны, она была круглой сиротой в свои двадцать три, и женихи не толпились у ее дверей и окон. Никому не было интересно жениться на племяннице земледельца, у которого самого были дочери, и им в приданое готовились волы, коровы, отары овец. А что было у Эвенты? Наследство, оставленное родителями, и без того небогатое, давным-давно перекочевало в лапы ростовщиков, в кузницу, где ее брат закупал оружие и доспехи, а дядя — чинил косы и плуги.

В Таворе Эвента могла рассчитывать на скромное положение одной из нескольких жен какого-нибудь немолодого вдовца из ругов или кельхитов, но кочевники заезжали сюда редко. Северянам же до соседей дела было и того меньше.

Могла она рассчитывать перейти в наложницы двоюродного брата, у сулов подобное не слишком осуждалось. Только он не испытывал к ней приязни, и предпочел отказаться от такой перспективы. И вот теперь тетушка, задыхаясь от восхищения, рассказывала о том, как прекрасно устроила ее судьбу, сосватав за какого-то дикаря. За афса! За одного из тех жителей предгорий, которые красят себя в разные цвета, носят кости в носу, протыкают серьгами и кольцами все части своего тела, и, помимо прочего, не против съесть своего сородича, одолев его в драке!

— Он сын торговца драгоценными камнями и тканями, дитя мое, — назидательно повторила тетушка, — он очень образован, его семья влиятельна. Они исповедуют нашу веру и живут в достатке.

— Он все равно из Афсар, — сдаваясь перед неизбежностью, всхлипнула Эвента. Тетка поморщилась. С правдой сложно было спорить.

— Что за слезы? О, девочка моя, зачем плакать! — это был дядя. Войдя на женскую половину, он, против обыкновения, не приветствовал супругу, а сразу скользнул к племяннице, — ну же, Эвентиэль! — он часто дразнил ее, увеличивая имя на загорный манер, — будь стойкой перед близостью любви.

— Но вы отдали меня дикарю! Дядя, вы видели его? Какой он?

Дядя подкрутил ус.

— Совсем не страшный. Высокий для них, чернявый.

— Тоже весь в краске, как эти?..

Дядя расхохотался.

— Нет, и он не носит татуировок и черепов на поясе. Одевается по-нашему и говорит на хине. Тетя сказала тебе правду. Это единоверцы. Они живут точно как мы.

…

Прощались с ней тепло и красиво. Тетя спешила дать последние наставления о том, как соблазнить и удержать мужчину, и не давать потачек слугам и рабам. Сестры наперебой обещали молиться и скучать. Дядя о чем-то договаривался с караванщиком, а тот на все отвечал неизменным: «Ваше повеление, господин».

Пять дней поездки пролетели, как один бесконечный душный, жаркий день. Ишаки ревели и упрямились без воды, лошади храпели и задыхались в налетающих песчаных вихрях, а у каждого колодца Эвенту встречали все более дикие жители, и все меньше ей это нравилось. Хотя руги и кельхиты, и другие остроухие жители восточного Черноземья и выглядели тут, как и везде, все же одежда их была еще более убогая и оборванная, чем в Таворе, а вот Афсар, Бигум и другие племена раздевались по мере продвижения навстречу восходящему солнцу. Вскоре приблизились сопки Синегорья и Холмы Таш, и потянулись кряжи знаменитой Красной Гряды — насыщенно-розового цвета. Как фламинго Приморья — Эвента еще помнила их. Как далеко она была от дома! И с каждым неохотным шагом осла — все дальше.

За Грядой открылся проход по каменистым пустошам, и вскоре пейзаж вновь изменился. Теперь встречались не только высохшие кусты перекати-поля, но и колючки, в которых вили гнезда стаи крохотных ткачиков, и самшитовые куцые рощицы — здесь паслись дикие ослы и козы. Стало еще жарче, и погонщики разделись, оставшись кто в набедренной повязке, а кто и вовсе без нее — прекрасно обходясь тонкой кожаной юбочкой, ничего не скрывавшей и неизвестно для чего предназначенной.

Стали встречаться, наконец, жители Тарпы — по словам того, кто взялся сопровождать Эвенту, к вечеру они уже должны были достичь поселения. В основном здесь обитали Афсар, из тех, что не слишком крепко держались за обычаи прежних времен, и мудро избегали открытого противостояния с остроухими соседями и оборотнями с севера. Как заметила сама Эвента, выглядели они, тем не менее, столь же устрашающе, как и воинственные племена.

К Тарпе приблизились уже к середине дня. Погонщики, желая сократить время поездки, не стали делать привал и прятаться от полуденного солнца под навесами, и к городу караванщики приблизились, одинаково изможденные и уставшие. Духота плавила воздух, и над землей парили дрожащие миражи. Под тяжелым ружским покрывалом Эвенте стало несладко. Сидя верхом на муле, она смотрела на мир вокруг сквозь плетеную сеточку, открывавшую окошко в ткани, и защищавшую от насекомых и пыли до какого-то предела.

Проезжая через пригород Тарпы, пожалела, что обзор столь мал. Тарпа, утонувшая в желтой и бурой пыли, стоила того, чтобы запомнить ее. Везде, куда ни кинь взгляд, сушились ковры, шерсть, крашеная шерсть, снова ковры. Везде росли оливковые деревья и финиковые пальмы. Казалось, нет клочка плодородной земли, что как мозаика, встречалась среди безжизненных песков и суглинков, который не был бы засажен густо и как будто хаотично.

Попадавшиеся по дороге встречные караваны и одинокие путники представляли собой все восточное Черноземье и Пустоши. Кого здесь только не было. Все оттенки, все языки и диалекты, все вероятные сочетания нарядов и повадок.

Тарпа тем временем предстала перед глазами утомленных путешественников. Покрикивая, они принялись разгружать вьюки и сносить во дворы. Движения их были слажены и быстры. Очевидно, товары под заказ здесь ждали давно.

Любопытные соседки выглядывали из-за камышовых занавесей, и вытягивали шеи, по самые подбородки украшенные ожерельями, лишь бы разглядеть, чем разжились подруги. Караванщики не особо пеклись о сохранности уже оплаченных товаров: вьюки кидали прямо на песок, вздымая клубы пыли.

Точно так же «разгрузили» и Эвенту. Ухватив ее поперек тела, как мешок (чему способствовало покрывало), ее перенесли в один из дворов, поставили около боковой двери. Перекинувшись с принимающей стороной двумя-тремя словами, караванщик повернулся спиной к девушке и двинулся прочь.

Эвента недолго оставалась одна. Почти сразу ее за руку потянул молодой паренек из тех, что подпирали стенку и жевали табак, и уволок по темным и узким коридорам дома в комнату приема.

На невысоком кресле восседал толстый афс, с настолько типичной внешностью торговца — одинаковый во всех краях Поднебесья типаж, — что Эвента улыбнулась, радуясь тому, что закрыта с ног до головы. Радость ее длилась недолго — торговец дал знак пареньку, и тот, нимало не смущаясь, закатал ткань покрывала наверх. Скользнул по остроухой ничего не выражающим взглядом и снова вернулся к сосредоточенному жеванию табака.