— Ларка, сворачивай забастовку, — посоветовал Саня, — упомянутый узбад уже на подходе.

В самом деле, раздалась тяжелая поступь нескольких десятков пар гномьих сапог, окованных металлом, и послышался хриплый грозный рык:

— Р-разойдись, медицина!

***

Я во все глаза смотрела на прибывших гномов. Никак не могла определиться с тем, как охарактеризовать их внешний вид — «вооруженные до зубов» или «стальные яйца». На каждом оружия и доспехов было столько, что самого гнома почти не было видно, только и торчали что бороды, косы и носы. Возглавлял их, как я поняла, сам Даин.

Нельзя сказать что зрелище меня радовало. По сравнению с ним Торин казался просто Божьим одуванчиком и миролюбцем. Передо мной в компании двух десятков настоящих головорезов стоял, уперев кулаки в бока, плотный рыжий мужик и криво скалился, поигрывая здоровенным топором в мозолистых руках массового убийцы. Глянув через плечо, я обнаружила, что железнохолмских целителей и след простыл.

Не могу винить. Судя по прищуру на лице узбада, репрессии для непокорных у них в Железных Холмах в полном ходу.

— Эт-то что тут за сходка? — спросил он у гнома справа от себя.

— Хотят платы за работу, ваше-с-ство.

— Нилфи, есть у нас деньги заплатить? — это — у гнома слева.

— Никак нет, ваше-с-ство.

— А ты кто, лепила-недоросток? — это Даин рявкнул мне; я убраться в сторону попросту не успела и вжалась в стенку хлипкого эльфийского «домика уединения».

— Лариса.

Обойдешься без услуг, жадина! Узбад Даин хмуро окинул меня недоверчивым взглядом.

— Из Харадрима, что ли, — буркнул он.

Дался им этот Харадрим. Надо, пожалуй, съездить туда и прояснить обстановку. Тем временем, Даин на кхуздуле резко выговаривал эреборским целителям. Слова он не произносил, а вырубал из воздуха, чем весьма напоминал мне руководителя нашей военной кафедры. Целители хмурились, но слушали, однако убираться прочь не спешили. Иногда кто-то даже отвечал — тогда в ход шли угрозы и натиск свиты Даина с топорами. Коллеги держались стойко, хотя многим прилетало если не дубинками, то кулаками как минимум.

Наконец, прибежавший гномий паренек, по виду ровесник Ори, что-то сказал гневливому королю, и тот, сплюнув, резко свернул разгон митинга. Напоследок окинув толпу внимательным взглядом, точно составляя расстрельный список. Вполне возможно, это он и делал.

— Кхазад! Позорище! Спелись с остроухими и всяким отребьем, — это узбад смачно харкнул в нашу сторону, — давно пора брату взяться за наведение порядка!

— Повесить бы каждого десятого, вашес-с-тво, и дело с концом.

— На каждом десятом вырезать кровавого балрога! — угодливо подпели бравые военачальники Железных Холмов, и вооруженная банда удалилась так же внезапно, как налетела.

Отлепив спину от стенки сортира, я опасливо потянула ближайшего ко мне гнома:

— Что это было?

— Даин Железностоп, — вздохнул тот, — кузен его величества Торина Дубощита.

Ну и семейка! Надо предупредить Элю хорошенько присмотреться к племянничкам. Дурная наследственность берет свое. Я отметила про себя, что познакомилась еще с одним королем — прижимистым диктатором-милитаристом.

А заодно убедилась — метод забастовки не работает и в Средиземье тоже. Так что, пошумев и сбросив напряжение, мы — и как так всегда выходит? — снова возвращались на работу.

Которой — я бросила быстрый взгляд на все возрастающее количество эсгаротских беженцев — нехило так прибавилось.

Вернувшись, я забаррикадировалась на складе, наотрез отказавшись его покидать. Хотела даже нацарапать углём «Приём товара» или «Ревизия», но кто здесь обращает внимание на то, что написано, даже если умеет читать? Так что ограничилась тем, что прямо на входе посадила Нори и велела меня охранять. Не учла особенностей характера этого очаровательного мерзавца: через полчаса его не было нигде в радиусе километра.

Снаружи, судя по звукам, происходила репетиция армагеддона. А может, и сам армагеддон. Всклокоченный и озверевший прибежал Вишневский, требуя себе навесной гномий замок.

— Куда вешать собрался, ушастый? На палатку свою?

Он притормозил немного. Высунулся из шатра, вернулся.

— Что это за металлическая колымага стоит там?

— Уазик. Повозка для лекарей.

— Уа-с-сике? Можно, я там переночую?

Оказалось, король Трандуил в знак добрых намерений снизошел до беженцев и выделил им тридцать два шатра и сорок с чем-то палаток. Беда была лишь в том, что ни палаток, ни шатров не было в таком количестве во всем госпитале, так что эльфы жертвовали уже имеющиеся в добровольно-принудительном порядке, сами расселяясь кто куда. При особом отношении этого народа к личному пространству я понимала трагедию Вишневского — он даже среди своих слыл мизантропом.

На склад въезжать эльф наотрез отказался ввиду наличия там гномов. Громким шепотом я призывала его отказаться от употребления в их адрес эпитета «вонючие». На мой взгляд, никто из нас другого не заслуживал. Гномы, впрочем, гостеприимством также не пылали. Пускать кого бы то ни было в уазик отказался Максимыч.

Путем сложных перестановок мне удалось выделить Вишневскому в шатре пространство между полками с перевязочными и бадьями с маслом. Он мгновенно соорудил что-то вроде балдахина и испарился — спасать свою лабораторию. Я же, глядя на предполагаемое спальное место для эльфа, гадала, как одновременно расположить на крохотном пятачке двухметрового остроухого, Максимыча со всеми его железками и свои дачные прибамбасы.

Саня, зашедший проведать нас на склад в перерыве между обходами, окинул его нехорошим взглядом. Я знала причину его дурного настроя: у него тоже отобрали шатер, и «Душегубка» теперь была совмещена с палатой выздоравливающих.

— Что-то у тебя тут просторно, — зловещим тоном произнес он, — не пора ли уплотняться?

Я огляделась. На оставшихся незанятыми двух квадратных метрах ночью мы раскладывали жаровню, оставляя вокруг мизерное пространство для пожарной безопасности.

— Саня, если ты умеешь открывать пятое измерение, сделай это. Где мне спать, не представляю — там сейчас ящик с нашей земной аптекой.

— А вон в том углу, где какое-то тряпье?

— Это не тряпьё, а Бофур.

— Я всё слышал, — и Бофур выполз на свет Божий, зевая и морщась. Я подошла к нему и уселась на его койку.

— У меня к тебе деловое предложение.

— Весь внимаю.

В его усах запутались сушеные лихолесские грибы, в бороду набилась пыль. Вряд ли я сильно изменю ситуацию с чистотой, если лягу рядом.

— Ты будешь возражать против соседства одной очень грязной женщины?

— А если буду? — гном сделал попытку отодвинуться от меня, но потерпел неудачу — некуда было, — давай ты с Ори поменяешься, а он здесь ляжет.

— Причина возражения — то, что я очень грязная?

— То, что ты очень женщина.

— Помнится, тебя это не смущало, когда мы…

Тут я осеклась, потому что на нас смотрели и жадно впитывали каждое слово Максимыч, Саня, Ори и Нори — паршивец опять дождался, пока мы со всем справимся без него, чтобы явиться.

— Совет да любовь, Ларка, — хмыкнул Максимыч, грохая очередной баул из уазика на мое прежнее место, — вот что значит — без моего присмотра!

— Не дождётесь, — усилием воли я не отодвинулась от Бофура. Ну что, в самом деле, не школьница уже.