…

В покоях, куда Ранию, и ее скромные пожитки привели двое гномов — одного из них звали Глоин — было не очень чисто и отчего-то совсем темно. Перешагнув через высокий каменный порог, затейливо украшенный рунами, девушка поискала глазами полочку для символов кхазад справа от двери, но в темноте не смогла найти. «Ладно, — вздохнула она, несколько расстроенная невозможностью соблюсти главную традицию, — потом на ощупь поищу». Опустив Биби на пол, она обратила внимание, что кот новому месту вовсе не удивился, и тут же направился вперед, задрав уверенно хвост и воинственно покачиваясь.

— Государь Торин сейчас занят, — тем временем, сообщил ей второй гном, чьего имени Рания не знала, — слышишь, красавица? Постарайся устроиться до его прихода. Его спальня прямо по коридору, — он показал в сторону мерцавшего арочного прохода, освещенного много ярче первой комнаты, — справа есть три закрытых покоя. Они для королевской супруги и ее нужд. Не оставляй двери открытыми, вентиляцию еще не расчистили, вместе со сквозняком обязательно прилетит сажа или что-нибудь…

— Будь как можно менее заметной, — вмешался Глоин, подходя к Рании, — делай только то, что он тебе говорит, и самую малость сверх того — но только не на глазах.

Рания готова была запаниковать. Что имел в виду этот мужчина? И что не так с государем?

Очевидно, на этом свою миссию гномы посчитали исполненной, и покинули покои. На прощание Глоин оглянулся на девушку, отчего-то грустно улыбнулся, и одними губами произнес: «Приберись тут… пока его нет». Выразительность его мимики договорила все, несказанное вслух. Рания воспрянула духом, и кивнула.

Биби скребся в углу, очевидно, найдя что-то интересное, может быть, пещерного сверчка. Водяные часы, как заметила Рания, были настроены достаточно точно. И у нее на первое обустройство в новом доме было еще достаточно времени.

…

Волнение, которое она испытывала, опасаясь не угодить Дис и ее брату-королю, оказалось напрасным. Угодить Торину не мог бы никто. Не было и не могло быть в Арде такой силы, чтобы сделать его довольным.

В первый вечер, вернувшись к себе, и встретив в первом зале девушку, он едва окинул ее взглядом, и не подал даже виду, что заметил. Рания же, опустив лицо и глядя в пол, готова была выдохнуть, когда через пять минут из кабинета перед спальней донесся его раскатистый, чуть хриплый возглас:

— А где мой ужин?

Так это началось. Девушка, испугавшись, кинулась греть на очаге то, что доставила ей Сагара с дворцовой кухни. Кровь стучала у нее в висках, и когда через пять минут она уже ставила перед королем первые холодные закуски, дрожали даже пальцы на ногах.

— Что это? — буркнул Торин, не задерживая на ней взгляда, и сводя грозно брови на переносице, нависая над блюдом, — где моё мясо?

Сердце Рании упало от одного тона его голоса. Не в силах пошевелить языком, она, пятясь и едва не падая, бросилась за остальным.

Тушеная оленина еще не была достаточно горяча. Сердце гулко отсчитывало секунды, а в котелке все не булькало и не булькало.

— Ты что, заснула? — взревел Торин из кабинета. Отчего-то это очень напомнило Рании состояние ее дяди, когда он поздно возвращался домой, и точно так же грозно ревел, требуя свой ужин. Только дядя был родной и любимый, и не правил Горой, и на стене у него не висел страшный меч, а глаза не метали молний.

Она едва не споткнулась, быстро перебирая ногами, и спешно ставя долгожданное мясо перед гномом. Торин окинул ее хмурым коротким взглядом, и мотнул подбородком. Приняв это за дозволение удалиться, она бросилась прочь.

Махал! До чего же этот король был страшный в тот первый вечер!

…

Впрочем, последующие вечера не утешили Ранию. Всего через неделю ей начало казаться, что Эребор обречен. Возможно, ярость Торина Дубощита весьма кстати приходилась на поле брани, в окружении врагов, но превращать в бой каждый ужин?

— Не стой передо мной, как попрошайка, — услышала девушка спустя неделю, — попробуй.

Подняв глаза на отсутствующее лицо Торина, девушка решила, что ослышалась.

— Государь? — пролепетала она, и вдруг поймала себя на том, что впервые обратилась к нему. Первое слово, произнесенное в его присутствии, с мгновения представления в тронном зале.

— Пробуй, — жестко повторил мужчина, глядя в сторону, — если там яд, я хочу об этом знать.

Рания подчинилась, хотя в голове стучала кровь вместе с одним-единственным осознанием: «Король безумен». Она протянула руку к краю блюда, несмело взяла горстку риса и кусочек мяса, и, не чувствуя вкуса, быстро проглотила, даже не жуя.

— Теперь я хочу, чтобы ты пробовала всё, что подаешь мне, — услышала она его голос, и вдруг подумала, что, если сейчас от ужаса упадет в обморок, то картина «засланной отравительницы» станет для Торина очевидной.

В следующий раз он снизошел до обращения к ней, когда Рания забрала с пола перед его кроватью ворох его ношенной одежды, намереваясь выстирать ее на следующее утро.

— Ты так и будешь тут ошиваться? — раздраженно спросил он ей в спину, и Рания выпрямилась, привычно ощущая мгновенно вспотевшие ладони и противный холодный пот на спине, — или решила поселиться здесь? Тебе в приемной тесно?

-Государь, я… стирка… — пролепетала, едва не теряя сознание, девушка. Торин отшвырнул куриную ножку прочь с такой яростью, что девушка вздрогнула.

— Убирайся, — прошипел он едва слышно, и на мгновение гномка увидела в его синих глазах пламя драконьего гнева.

Добравшись до лавки, на которой обычно спала, она свернулась в комок, и постаралась унять дрожь во всем теле. Ей хотелось бы заплакать, но отчего-то в его присутствии слезы высыхали, даже не родившись. Оставался лишь всепоглощающий ужас, страшнее любого надрывного плача.

Что так пугало в Торине? Непредсказуемость его придирок? Его властный голос, отрывистые приказы и повеления, никак не связанные с теми, что он дал минуту назад? Ведь он был мудрый правитель, так говорили все. Может быть, его темная сторона была известна лишь очень немногим? Может быть, Рания по-своему может даже гордиться своим положением — положением приближенной самого настоящего зверя, опасного и неукротимого?

«Он владыка, — тягучие мысли роились перед зажмуренными веками напуганной гномки, — он проявляет свою власть. Как хочет и когда хочет. И я не могу предугадать, каким образом он захочет сделать это в следующий раз».

На следующий день, сидя в купальне и отстирывая от пятен вина и жирной мясной подливы рубашки короля, Рания пыталась утешить себя тем, что служанкой короля она будет не всегда. Рано или поздно, все это закончится. Когда-нибудь…

Хлопнула входная дверь. Девушка замерла. Было еще слишком рано. Но широкая поступь не оставляла сомнений — это Торин вернулся. Задержав дыхание и замерев, Рания опустила рубашку в таз, и бесшумно прокралась к двери купальни, приникая к оставленной щели. Король скинул свой полушубок, бросил его на лавку, на которой обычно громоздился ворох всего, что он туда за день накидал — и, тяжело вздохнув, потер руками лицо.

Потом встряхнулся с непередаваемым звуком — так отряхиваются после купания собаки и лошади. Рания подавила некстати рвущийся смешок.

Он не знал, что она здесь! — ожгло ее быстрым осознанием. Возможно, он даже и не помнил об ее существовании. И в его покоях ничто не должно было напоминать. Становиться незаметной Рания могла виртуозно.

Внезапно перед королем появился Биби. Рания замерла, сердце ее глухо стукнуло. Биби! Он спал, свернувшись, на вещах Торина — отчего-то кота привлекала возможность зарыться куда-нибудь и свить себе своеобразное гнездо, незаметно для окружающих. И, насколько Рания могла заметить, Торин удивился.