- Моя мать из народа Дня, Чезаре.

- Не прячьтесь в раковину, Анхелика, - устраиваясь удобно, добавил тот, раскрывая меню, потом закрывая его и откладывая, - я называю вас народом Сумерек. Кто-то – народом Зари. Меня восхищает и поражает тот факт, что вы, в отличие от большинства, примкнули к Ночному племени. Нужно быть незаурядной карьеристкой, чтобы так рисковать…

Ангелина не знала, как оформить словами то, что нужно было ответить. В замешательстве она опустила глаза, мгновение боролась с собой – и нарушила инструкцию, подняв лицо и уставившись взглядом во внимательный прищур Чезаре: «Не делайте выводов, судя со своей позиции». Мужчина дрогнул, выдохнул, пристально в ответ посмотрел на Ангелину.

- Потанцуйте со мной, - хрипло проговорил он, и протянул ей руку.

Низкий дым режет глаза, проникает в складки платья и щекочет шею вместе с горячим дыханием и запахом коньяка и виски.

- Пинья Колада! – торжествующе звучит над дымовой завесой.

- Ола!

Его руки ползли по ее талии, как будто бы невзначай задирая юбку. Слегка, лишь намекая на будущее, лишь обещая грядущие удовольствия. Во рту стало горячо и остро; это, как жгучим перцем, обожгло губы его коротким приветственным поцелуем. Укол щетиной.

- Признайтесь, Анхелика.

- В чем же?

Он сжал ее ягодицы коротким, неуловимым, абсолютно незаметным со стороны движением.

- Вы давно не танцевали для себя. Даже сейчас… вы же не на задании. Или я заблуждаюсь? – зашептал Чезаре, - или здесь вы тоже – лишь воля Хозяина?

Она рванулась вверх, и их глаза оказались на одном уровне впервые. И на этот раз Ангелина не улыбалась. Взгляд ее был прицельно серьезен.

- У меня нет, и не может быть Хозяина, и вам это должно быть известно.

- А как же…

- Вы разрушили всю красоту, - пробормотала она, размывая круг танца и увлекая Че назад за столик, - всю начинавшуюся красоту вечера. Как вам это удается? Вы принимаете особый яд и делитесь им с избранными?

Чезаре усмехнулся недоверчиво, отпуская ее руку с явным нежеланием.

- Ядовиты здесь лишь вы, радость моя.

- Когда вы звали меня Анхеликой, вы нравились мне больше.

- Зачем вам этот официоз? Такой молодой, красивой… такой…горячей.

Ее рука дрогнула, когда Че опустился к ней с поцелуем.

- Давайте оставим эти разговоры. Мы оба можем вести их часами, но здесь по делу, в конце концов.

Она отдернула руку. Чезаре тяжело вздохнул

- Если бы я не был уверен, что вы разбиваете сердца, не думая и не стараясь, я бы назвал вас сущей ведьмой. Добро. Поговорим о деле. Начинайте.

Он откинулся на спинку стула, и Ангелина с удовольствием увидела, как буквально за доли секунды соблазнитель мафиози обратился в делового коммерсанта, с которым она и встретилась.

- Я слышала, скоро иерарх Венский потеряет свой титул. Если это так, то мне хотелось бы знать, кто займет его место – у нас нерешенные споры за территорию.

- То есть, вы говорите: скоро Его Могущество Габсбург будет убит, и вам нужен заказчик до того, как это произойдет? – осторожно осведомился Чезаре, комкая салфетку. Ангелина кивнула.

- Это невозможно, Анхелика.

- Если дело в цене…

- О, это так по-вашему! – зло улыбнулся Че, и Ангелина вдруг поняла – по длине и оттенку его выступивших в этой улыбке клыков – что он далеко не юнец, - дело не в цене, сеньорита. Ни за какие богатства мира вы не сможете узнать ответа на этот вопрос. Более того, я вообще сомневаюсь в том, что он существует. Никакой кретин не станет покушаться на Габсбурга.

- Габсбург слаб, и…

- Извращенец? – осклабился Чезаре снова, встряхнул запястьями, сверкнул из-под густой челки глазами, - транжира? Полоумный наркоман? Все так. Если бы не его беспробудно дрыхнущий дядюшка – и, между нами, поговаривают, что из этой спячки он уже не выйдет – никто не стал бы даже близко подпускать его к наследию Семьи. Но, Анхелика.

Он повертел дорогие часы на запястье. «Рубины» - бездумно отметила девушка камни, утопленные вокруг циферблата в платине.

- Буду честен… насколько умею, - Че ослепительно оскалился, умудрившись не обнажать клыков, - вы мне нравитесь, Анхелика. У вас есть стиль, есть свои отработанные методы, и даже что-то… манящее. Но все же вам, народу Истока, не понять, как ведутся дела в старушке Европе. При всем уважении, опять же.

Он подался вперед, посмотрел в глаза Ангелине.

- Никто не будет убивать Габсбурга. Если даже кому-то такая идея и придет в голову, будьте уверены, его тут же переубедят. Даже самыми жесткими способами. Вена сегодня – основной транзит доноров, а Габсбург – владелец крупнейшего в Западной Европе резервуара. Оборудованного по последнему слову техники. То, что он до сих пор не монополизировал поставки – чудо. Если на место вырожденца Габсбурга встанет кто-то другой – кто угодно, чей интеллект будет чуть выше, чем у этой кровопьющей инфузории – разорятся десятки Домов и Семей. Шесть кланов Австрии, не говоря о Голландии, Дании и Германии, окажутся лишены своего главного поставщика. Разорятся банки крови; не все, но достаточно для того, чтобы заставить даже средний класс серьезно затянуть пояски. Половине придется уйти в спячку или мигрировать на восток.

Он выдохнул, и выдохнула Ангелина. Только теперь она осознала, что слушала его, ни разу не вдохнув. Голова слегка кружилась.

- Так что, Анхелика, для чего бы ни интересовались вы состоянием дел иерарха Венского, его позиции можно только позавидовать. Всем нам, - Чезаре пальцем поманил официанта, - Буэнос ночес. Есть ли у вас что-нибудь из Италии сегодня?

- Мне «Корсику», пер фаворе, - не узнав свой голос, вставила Ангелина, - вторую отрицательную, крепленую.

- Сию минуту, сеньора.

Чезаре посмотрел на Ангелину одобрительно.

- Предпочитаете горечь?

- Мне нравятся крепкие напитки.

- А мужчины?

Ангелина задумчиво подняла глаза. Прищурилась, зная, как играют в мутно-зеленых болотах вишневые искры, поднимаясь со дна.

- Вы тоже нравитесь мне, Чезаре, - в тон ему ответила она, - в вас есть страсть, но в вас есть рассудок, и даже какой-то компромисс между ними. Редкость, надо признать. Я полагаюсь исключительно на второе.

- И никогда ни одного безумства?

- Ваша «Корсика», сеньора.

- Ну же, Анхелика. Был же хоть раз, когда ваше хладнокровие…

Вместе с горячим и горьким воспоминанием и «Корсикой» в жилах вскипели и ощущения.

«Как это расстегивается?». И длинные клыки, впившиеся в плечо – левое, правое. Прокушенные запястья, ледяная кровь иерарха Богуслава на губах, на руках, на лице; и его острый язык, ласкающий и опасный, и его желтые глаза, налившиеся кровью до черноты, когда он схватил ее за волосы – и его же слова, которые он произнес, перед тем как отпустить ее. «Теперь ты моя».

Вместе с ним сама ночь взяла ее тогда.

- Я не ошибся, - вздохнул Чезаре, с легким разочарованием, как показалось Ангелине, - значит, был мужчина.

- Нет, - решительно отвергла предположение она, - это не то, о чем вы подумали. Вы что-то сказали о «старушке Европе». Я не совсем поняла…

Специфический вампирский флирт вновь уступил место переговорам.

- Сложно объяснить, - протянул Чезаре задумчиво, катая в бокале римское красное, - вы из Истока: закон, честь, охота, магистрат. Западнее полная демократия: инквизиция, жалобные комиссии, доноры, права меньшинств. Добром вряд ли кончится, но тот сброд, что всплывет на поверхность при таком раскладе, легче будет убрать.

Он пожал плечами, и вновь Ангелина бездумно отметила, до чего невозможно красивы его руки. Не изнеженные, не холеные – крепкие, умелые, руки не аристократа, а сицилийского разбойника … вспоминался Валенсио и его смешное предупреждение.

- В ночном мире демографических взрывов было многовато за последние сто лет, как и в дневном, кстати. В сороковых бум рождаемости и выхода из спячек, мало обращений. Кровь сытна и дешева, увернешься от нацистов, коммунистов и их свар – напьешься вволю, напоишь семью. Муссолини и не знал, думаю, как неплохо некоторые … впрочем, это наша история, и вас не касается.