— Да уж, счастье-то какое, — наигранно проворчал Азирафель, поднимая взгляд на Энтони, — Выполнишь мою просьбу, хитрый ты змей?

— Любой каприз, ангел мой.

— Перешли мне те самые фотографии, — с самым серьезным видом сказал ангел, и кончики его ушей опять зарделись красным.

— Зачем?

— На заставку поставлю, — резко выпалил он и, взяв Энтони за грудки, поцеловал его. Кроули не удержал равновесие и отставил руки назад, опираясь на капот, в то время как его душка-ангел хотел в буквальном смысле распластать его по машине. Они оторвались друг от друга, Кроули поправил съехавшие на бок очки и, задыхаясь, произнес:

— В машину, ангел. Нам просто жизненно необходимо скорее добраться до отеля.

***

Через пару часов они уже ехали по Английской набережной в Ницце. Кроули включил на полную громкость бессмертный хит Queen — Don’t stop me now. В этот вечер Ницца слышала потрясающий дуэт, вторящий старине Фредди. Азирафель почти сорвал голос, когда они подъехали к отелю. Раскрасневшиеся, улыбающиеся и счастливые они зашли в вестибюль отеля Negresco.

Просторное и светлое круглое помещение было заполнено кокетливыми столиками с креслами на кривых ножках. То тут, то там стояли или висели предметы коллекционного дизайна и образцы современного искусства вперемешку с классическими картинами в золочёных рамах. Азирафель с замиранием сердца разглядывал изогнутый стеклянный плафон на потолке. Он знал, что его автором был тот самый Гюстав Эйфель, который спроектировал Парижскую башню, но вживую видел это произведение инженерного искусства впервые.

В отличие от нерасторопной девушки-администратора в Парижском отеле, местные зарегистрировали их в считанные минуты. Ангел с демоном поднялись на нужный этаж.

Кроули вертел в руках ключ-карту, пока они шли по коридору к своему номеру.

— Ты знал, что в этом отеле нет ни одного идентичного номера?

Азирафель деловито поправил завязанный на плечах свитер и поудобнее перехватил свой портфель.

— Не знал, но почему-то я не удивлён. Французы…— ангел многозначительно покачал головой, — И какой же номер наш?

— Самый дорогой люкс, конечно же, — с невозмутимым видом ответил Кроули, открывая дверь номера, — И, разумеется, с видом на Лазурный Берег.

Дверь отворилась, и на Азирафеля прямо с порога подул приятный морской воздух. Номер был не очень большой, но ангелу он сразу же понравился. Все было сделано со вкусом и неизменным французским шиком. На стене за кроватью горчичного цвета были графичные черно-белые обои. У открытого окна с французским балкончиком стояла пара круглых горчично — бирюзовых кресел на ножке в духе пятидесятых годов прошлого века. Изящный стеклянный столик ловил на себе отблески заката, тонущего в море. Азирафель легонько дотронулся до белоснежной натянутой простыни на кровати, прошелся рукой по спинке кресла, отодвинул лёгкую полупрозрачную штору и замер в оконном проёме, смотря на едва волнующееся море. Кроули молча наблюдал за ним несколько минут. Он прислонился плечом к дверному косяку на входе в комнату, скрестив руки на груди. Ему сейчас было так комфортно и спокойно, как никогда раньше. Всё это ощущалось таким естественным и правильным, будто все эти годы страданий, унижения, кропотливой работы до забытья — всё это нужно было для того, чтобы они наконец-то встретились и были вместе.

Демон тряхнул головой, возвращаясь в реальный мир из своих грез, и спросил:

— Нравится?

Ангел повернулся к нему, умилительно сложив руки на груди.

— Конечно, нравится, Энтони! Даже не хочу знать, во сколько тебе это все обошлось, но я в полном восторге.

— Не думай о деньгах, зефирка. Есть огромный плюс в должности руководителя мастерской, — с усмешкой сказал демон, подходя к Азирафелю своей покачивающейся походкой. Он снял свои тёмные очки, изящным движением руки откинул чёлку со лба и коснулся кончиками пальцев руки ангела. Азирафель посмотрел на своего возлюбленного снизу вверх. Их разница в росте была не очень большой, но у Кроули каждый раз перехватывало дыхание от того, как эти невозможно голубые глаза в обрамлении пушистых ресниц смотрели на него.

В них была нежность, по сравнению с которой самые изысканные кремовые пирожные покажутся преснее монастырской лепешки. В них было такое тепло, что можно было стоять под проливным дождем и не мерзнуть, если только смотреть в эти глаза. В них была такая забота, что ей можно было окутать весь мир и утешить каждого несчастного на этой планете. И в них была любовь такая глубокая, что можно было сорваться в нее как в пропасть, падать-падать и никогда не достать до дна, ибо не было ей конца. И Энтони падал. Безнадежно, с умопомрачительной скоростью падал в эту любовь.

Азирафель положил ладонь на затылок демона и легко притянул его к себе. Поцеловал за мягкой мочкой уха, вызывая у Кроули прерывистый вздох. Мягкие губы коснулись выступающей скулы, оставили едва ощутимый след на щеке и коснулись подбородка, подбираясь к уже раскрытым в нетерпении губам демона. Поцелуй был неторопливым, вдумчивым, осознанным, наполненным лаской и нежностью. Энтони и Азирафель будто вели немой разговор:

«Смотри, вот моя любовь, возьми ее всю».

Ангел удобнее повернул голову, чтобы не сталкиваться носом с Кроули.

«А это моя любовь к тебе, и я хочу, чтобы она была в твоем сердце навечно».

Кроули едва коснулся ямки над верхней губой ангела.

«Ты дорог мне».

Азирафель вздохнул и прошелся кончиком языка по нижней губе демона.

«Я не могу без тебя, слышишь?»

Кроули задрожал, по спине у него пробежали мурашки. Он нежно провел языком по кромке зубов ангела.

«Хочу быть с тобой всегда, всегда…»

Их языки сплетались в нежном танце, лаская друг друга, посылая по телу приятные волны тепла.

«Не будет больше никого, только ты».

Кроули прошелся языком по нёбу Азирафеля, прикусил нижнюю губу и отстранился, тяжело дыша.Ангел открыл глаза, и ему потребовалось некоторое время, чтобы вернуться в реальность. Внизу живота приятно тянуло в предвкушении большего, а по спине бегали мурашки.

— Азирафель, — хрипло начал говорить Энтони, положив ладони на грудь ангела, и поглаживая его через рубашку, — Выполнишь одну мою просьбу?

Ангел поморгал, приходя в себя после самого сладкого поцелуя в своей жизни, и произнес:

— Всё что угодно, любовь моя.

Кроули улыбнулся, и стянул через голову тонкую черную футболку. Затем он стал рыться в своей сумке, которую бросил на кресло. Азирафель сопровождал его удивленным взглядом. Ему не приходило ни одной мысли о том, что же мог сейчас искать его демон. Спустя несколько мгновений Кроули выудил из сумки скетчбук в черной обложке и протянул его ангелу. Энтони скинул ботинки, и, оставшись в одних черных джинсах, вытянулся на кровати, закинув руки за голову. Ангел удивленно изогнул бровь.

— Нарисуй меня, — произнес Кроули глубоким и бархатным голосом.

— Прямо сейчас? — неуверенно спросил ангел. После поцелуя даже в свободных брюках стало как-то тесно, и рисование сейчас было последним, о чем Азирафель мог думать.

— Нет, в следующую субботу после апокалипсиса, где-нибудь в пять часов вечера! Конечно сейчас, ангел! — раздраженно проворчал Энтони, сдвигая брови к переносице.

— Ладно-ладно, — примирительно произнес Азирафель, усаживаясь поудобнее в кресло, — Не хмурь своё красивое лицо, пожалуйста.

Ангел раскрыл скетчбук и не смог сдержать удивленного возгласа. На страницах были скетчи, сделанные по фотографиям с Хэллоуина.

— Пожалуй, это даже лучше фотографий. Можно мне потом будет переснять? — спросил ангел.

— Да, пожалуйста, хоть в рамочку оформи.

— И все-таки, Энтони, ты очень самовлюблен… — задумчиво произнес ангел, рассматривая рисунки, — Ты так тщательно прорисовал себя, свое тело…

— Ну, тут уже кто на что смотрит, ангел, — хохотнул Кроули, и улегся на бок, подпирая голову рукой, — И не забывай, до тебя меня никто не любил, и приходилось довольствоваться только собой.