Она грустно улыбнулась.

– Твой папа позаботился о том, чтобы у тебя просто не оставалось выбора. Конечно, с нашей стороны жестоко загонять тебя в такие рамки, – да, судя по голосу, мама действительно чувствовала себя виноватой, и это почему-то придало мне сил, – но Дориан считает, что только так ты сможешь пересмотреть своё отношение в жизни.

– Только так? В смысле, только будучи полностью ограниченной в правах, только выданной замуж против собственной воли? Да, мама, ты права – это жестоко, – я села, обхватив руками колени, и уставилась на мать. – Что, если я откажусь? Если просто уеду куда-нибудь? – я уже всерьёз обдумывала варианты бегства к моим подругам, в конце концов, они не могли бы бросить меня в беде.

– Твой отец составил документы таким образом, – нехотя сказала мама, – что в случае твоего протеста он сможет с лёгкостью аннулировать твой контракт с агентством. И заключить новый ты не сможешь. Как, в общем-то, и устроиться на любую работу. Так что…

По маминому взгляду я поняла, что меня действительно в случае отказа ждут три года безработицы. Я лишалась возможности заниматься своим любимым делом. Разумеется, я разозлилась, но виду не подала, всё ещё лелея надежду, что смогу как-то из этого выкрутиться. Так что я решила сменить тему.

– А мой, – тьфу! – жених? Надеюсь, я хотя бы смогу встретиться с ним до того, как нас сочетают браком? И, кстати, когда это должно произойти?

– Ваша свадьба состоится в августе, – мама лучезарно улыбнулась, и я осознала, что она действительно радуется перспективе выдать меня замуж за этого как-его-там. Любопытно. – Ну и, разумеется, вы встретитесь! Послезавтра мы ждём Саутвудов на ужин.

– В августе? То есть, через три месяца? – я ужаснулась. – И… уже послезавтра? Как это всё забавно, мама. За три месяца я могу не успеть, – я хотела сказать: «придумать, как избежать этого всего», но сдержала порыв, – толком узнать его. Хоть убей, я совсем не помню ничего такого из детства.

Только сейчас я заметила, что мама принесла с собой в мою комнату старенький фотоальбом. Она с готовностью открыла его на нужной странице. Я увидела на фотографии симпатичного мальчишку с белоснежными кудрями, который по-хозяйски обнимал меня, худощавую большеглазую девчонку, за плечи. Не скрою – ребёнком он был необыкновенно мил, я даже на какую-то долю секунды подумала, что если он по-прежнему хорош, то эта затея, в общем-то, не так уж и плоха. Правда, я тут же заставила себя возненавидеть Гарри Саутвуда за то, что он обнимал меня тогда так… собственнически. Я ощутила себя загнанной в угол. И, конечно, нравиться это мне не могло.

*

В тот день, на вечер которого было запланировано моё знакомство с будущим супругом, я решила сразить того наповал. Зачем? Ну, кроме желания потешить собственное самолюбие, я решила перестраховаться. Видите ли, на тот случай, если бракосочетания я избежать не смогу, было бы неплохо, чтобы супруг обожал меня, не так ли? Ведь в этом случае моим фактическим опекуном станет он. А значит, если он окажется у меня под каблуком, я смогу держать ситуацию – и свою жизнь – под контролем.

Я специально не вышла встречать гостей, чтобы небольшим опозданием привлечь к себе всеобщее внимание. Должна сказать, мне это удалось. Во всяком случае мои потенциальные свёкр и свекровь очевидно оценили внешние данные будущей невестки. Из обширного гардероба я выбрала достаточно скромное коралловое платье длиной чуть выше колена. Его покрой выгодно подчёркивал изгибы моей фигуры. Я оставила волосы распущенными, а макияж был простым, но достаточно эффектным. У моего женишка должна была бы отвалиться челюсть при виде меня.

Но этого не произошло.

Когда я спустилась в гостиную, за столом сидели лишь мои родители и, как я догадалась, родители Гарри. Генри и его супруга Диана едва ли не синхронно заговорили о том, как я выросла. Меня охватило смущение – так странно было слышать такое от людей, которых толком и не помнишь. А ещё раздражение, потому что моего будущего мужа нигде не было видно. Поторапливаемая матерью, я села на своё место за столом. И, едва я устроилась на стуле, он всё-таки почтил своим присутствием нашу гостиную.

И, знаете, челюсть едва не отвалилась у меня.

Милый мальчик с фотографий вырос в привлекательного молодого мужчину. Правда, определение к нему у меня подходило только одно. Прошу пардона за свой французский здесь и далее, но он выглядел, как откровенный блядун. Просто сразу возникла такая ассоциация, когда я увидела его худое лицо, светлые – не такие светлые, как в детстве – волосы, которые закрывали ему лоб и часть ушей, и были тщательно уложены в подобие художественного беспорядка. Он был неплохо сложен, хотя несколько худощав, и к тому же на глаз был чуть ли не на добрую голову выше меня – хотя уж я-то считалась высокой девушкой. Глаза у него были прозаично серые, – я всегда предпочитала парней с яркими глазами, и здесь Гарри разочаровал меня. Чуть удлинённый нос и губы… Вот губы, должна сказать, привлекали в нём больше всего. Так отличающиеся от моих, его губы были словно нарисованы талантливым художником. Превосходной формы, довольно пухлые для парня, они заставляли меня думать о том, о чём вообще не следовало бы заикаться, учитывая моё положение и мои намерения. Почему-то в голове пронеслась фраза, вычитанная мною в какой-то книге: «Ведь твоя мать говорила тебе, что следует остерегаться парней с такими губами.» Эти губы были созданы для поцелуев, как бы патетично это ни звучало.

Но взгляд, коим меня одарил женишок, тут же избавил моё затуманенное сознание от мыслей о поцелуях. Собственно, я тотчас решила, что целоваться с ним не собираюсь. Дело в том, что Гарри Саутвуд смотрел на меня, как на товар, к которому приценивался. Если бы в этот момент я стояла, уверена, он не постеснялся бы окинуть меня взором с головы до ног, но в ту минуту ему было открыто лишь моё лицо и верхняя часть торса. Очевидно, что он остался доволен увиденным, так как уголки губ приподнялись в одобрительной улыбке. Гарри сердечно поздоровался с моими родителями, извинился за опоздание и подошёл ко мне. Ему было отведено место за столом рядом со мной. Но прежде, чем занять его, он приложился неприлично долгим поцелуем к тыльной стороне моей ладони. Мне стало жарко.

В целом, ужин проходил спокойно, и даже напряжение, которого опасались мои родители, было не столь ощутимо. Я украдкой разглядывала своего наречённого супруга, не зная, что и думать. Он явно был великолепно воспитан, если судить по его поведению за столом и правильной речи. Пока наши родители смеялись над какой-то давней историей, свидетелями которой не удалось побыть ни мне, ни Гарри, Саутвуд слегка наклонился ко мне и проговорил:

– А ты, взрослея, времени даром не теряла.

У него был потрясающий голос. Я отметила это сразу же, но только сейчас, когда он обратился ко мне, сумела оценить всю силу его воздействия на меня. Чёрт возьми, даже если бы он был горбуном, косым и кривым на всё лицо и тело, я бы могла влюбиться в него просто из-за этого голоса. Обволакивающий баритон с характерной хрипотцой… Я ощутила слабость в коленках, и только осознание того, с какой интонацией были произнесены обращённые ко мне слова, вернуло меня с небес на землю.

Очевидно, что привычка Саутвуда относиться ко мне так по-собственнически осталась с детства, и одобрять этого я не могла. Но то удовольствие, прозвучавшее в его голосе, было таким, словно бы я «взрослела» только для того, чтобы заслужить сейчас эту похвалу.

– Не для тебя старалась, – сквозь зубы пробормотала я. Его тон и довольный взгляд бесили меня.

В тот момент я не совсем понимала, почему Гарри так раздражает меня, и только вечером мне удалось осознать, в чём причина. Саутвуд вёл себя так непринуждённо, словно я была единственной в этом доме, кого не устраивала сложившаяся ситуация. Я-то сделала вывод, что он тоже недоволен нашим намечающимся бракосочетанием, и, видимо, это так и было, но его поведение было таким наглым, словно это он держал ситуацию под контролем. Это страшно бесило меня, так что я вскоре извинилась и вышла на улицу подышать свежим воздухом.