— Верь, отец, я уж постараюсь проучить, — заверил молодой князь родителя и поспешил собирать дружину.
Что Олег справится, Святослав не сомневался — молодец рос что надо! В плечах — косая сажень. Мечом ли, боевым ли топором мог ма-хать хоть целый день без устали. То же — скакать на коне. Да и прожи-тые годы, четверть века, что-то да значили в его ратной науке. К тому же какой никакой, а ратный опыт у Олега имелся. Горяч же был в меру, а более старался рассудком взять.
Как и предполагал Святослав, Олег его не подвел. Уже 23 июля он со своей дружиной настиг орду хана Сантуза у сел Котельницы и Ше-ломье, венных вотчин княгини Мстислава, и, не дав им опомниться, так стремительно ударил, что почти полностью уничтожил. Редко кому из лихих половецких воев удалось скрыться на своих быстроногих конях или же сдаться в плен на милость победителя в надежде на возможный обмен или же выкуп. Большинство было посечено дружинниками Оле-га. Пал и хан Сантуз, чуть ли не располовиненный до луки седла мечом Олега. Не только горяч и смел был в бою князь Олег, но и крепок на руку. Не каждый воин мог бы нанести такой удар, а Олег нанес. Полов-цы были разбиты, а полоненные ими русичи, подданные князя Глеба Юрьевича Переяславского, числом около восьмисот человек, были ос-вобождены и отпущены к родным пепелищам. Со слезами на глазах благодарили они, утерявшие уже надежду когда-либо узреть свои род-ные очаги, молодого князя, желая ему многих лет жизни и кучу детей.
— С боевым крещением тебя, сын, — произнес Святослав Ольгович, лежа на одре, когда Олег, усталый, в запыленных доспехах, но гордый, с горящим взглядом, не вошел, а влетел упругой походкой воина в опочи-вальню князя. — Уже наслышан о твоей победе. Рад. А я, вот, малость приболел — то ли пожаловался, то ли извинился он. — Не успел ты с дружиной за стену городскую вымахнуть, как откуда ни возьмись недуг на меня напал. Да так, что на скорбное одро уложил. Видно, старею. Ранее, бывало, любую скорбь телесную на ногах переносил… или, если уж сильно привяжется, в баньке паром изгонял. Теперь и банька, и от-вары баб-травниц, или ведуний-знахарок, уже мало чем помогают… А что это я все о себе да о себе, — спохватился он. — Лучше ты расскажи, как дело было. Пусть я сам и не участвовал, но зато послушаю с охо-тою. С превеликой охотой!
Князю Олегу также не терпелось поведать родителю о его первом самостоятельном, при этом победном, походе в степь. Стараясь ничего не упустить, даже самой малой детали, он рассказал, как искали поло-вецкую орду, как настигнув и обнаружив через дозорцев, умело окру-жили. А потом дружно ударили да так, что почти всех и посекли, осво-бодив при этом русский полон.
— Некоторые мои бояре подбивали меня русский полон, пользуясь случаем, себе взять, — устремив на князя не только светящиеся радостью победы, но еще и умом, глаза, заканчивая рассказ, произнес с особой интонацией Олег — но я не сделал этого. Отпустил всех с Богом. Пра-вильно ли я поступил, отец?
— Правильно, сын. Нам вражда с Глебом Юрьевичем не нужна, — рассудил Святослав. — Вон полоцкие опять между собой собачиться на-чали, просят дружиной помочь…
— Я готов, — откликнулся Олег. — Хоть сейчас. Дружина-то в сборе, не распущена.
— Знаю. Но нам сейчас не до полоцких дрязг. Пусть сами там раз-бираются… У нас иная напасть — Изяслав Давыдович со дня на день может против меня ополчиться…
— Это еще почему? — был в недоумении Олег. — Мы же ему ничего плохого не сделали. На земли его не зарились, из Киева не изгоняли, в союз с его противниками не вступали. Так почему?
— От природной его злостности да алчности, — заметил с грустью Святослав. — Сам себя по глупости стола лишил, но зло срывать станет на мне… и на тебе тоже. Так что в Полоцкую землю ты не пойдешь, а будешь держать дружину наготове.
И опять князь Святослав Ольгович оказался прав. Изяслав Давыдо-вич, отсидевшись в Гоми и поднакопив сил, обвинив Святослава в своих неудачах, набросился на города черниговского князя по Выри — Вырь и Зартый. Умный правитель ищет причины своих неудач прежде всего в себе самом, в своих действиях и поступках. А строптивый — врагов в своем окружении. Или просто врагов, на которых можно списать свои промахи. Злости, хитрости, коварства, алчности Изяславу было не зани-мать, а вот ума… Вырь взял, а Зартый осадил. Так как Святослав по-прежнему был скорбен, то выдворять из черниговских волостей двою-родного дядю пришлось Олегу. Изяслав отошел от Зартыя, но не надол-го. Сославшись со своими союзниками Святославом Владимировичем, Владимиром Мстиславичем, призвав половцев, он опять пришел к во-лости Святослава Ольговича и стал их разорять хуже лютого врага, словно забыв, что совсем недавно эти грады и веси принадлежали ему. Святослав Ольгович слал ему послания, полные справедливых упреков и просьб оставить княжество в покое. Но Изяслав словно ничего не слышал и не видел. Пришлось Святославу вставать с одра и ополчаться самому да еще и призвать к себе племянника Святослава Всеволодовича да Рюрика Ростиславича и Владимира Андреевича с дружиной галичан под стягом воеводы Тудоровича.
Недалеко от Чернигова полки Изяслава были разбиты, особенно досталось половцам, первым начавшим бегство с ратного поля. Степня-ков только было пленено более тысячи, а посечено и того больше. Изя-слав с остатками своей дружины, бежал от Выря в Вятичи, откуда стал совершать набеги на веси Смоленского княжества, настроив против се-бя не только смоленских князей Ростиславичей, но и великого киевско-го князя Ростислава Мстиславича. Однако Изяслав Давыдович и тут выход нашел: он обратился к Андрею Юрьевичу Боголюбскому за по-мощью. Тот вначале отказал, не желая междоусобия. Тогда Изяслав стал сватать у Андрея дочь Ростиславу за своего племянника Святослава Владимировича Счижского, и князь Боголюбский согласился. Но и про-тивники Изяслава не дремали. По совету киевского князя к Счижу вы-ступили дружины Святослава Ольговича, Святослава и Ярослава Всево-лодовичей князей северских, Олег Святославич с курской дружиной, а также Роман Ростиславич Смоленский с братом Рюриком Ростислави-чем, Ярослав Владимиркович Галицкий да полоцкие князья Вячеслав и Константин. Сила была великая. Пришлось Святославу Счижскому силе этой покориться и от стрыя своего отказаться.
Однако и это Изяслава не остановило. Он искал любого случая, чтобы навредить врагам своим и вернуть себе киевский стол. Но все его попытки вновь овладеть Киевом проваливались или же находили новое осуждение среди большинства русских князей. И тогда он, видя, что киевский и черниговский князья потому имеют успех, что действуют заодно, решил их перессорить между собой, стравить друг с другом, чтобы потом одолеть поодиночке. «Разделяй и властвуй», — вычитал он как-то совет римского императора в одном из манускриптов, завезенных в Русь из Константинополя. Вот и решил поступить в соответствии с этим советом. Имея и в Чернигове, и в Киеве своих доброхотов, напра-вил им подарки с просьбой: где надо и кому надо шепнуть что надо. Те, обрадовавшись злату и серебру, стали нашептывать Святославу на Рос-тислава, а Ростиславу на Святослава, вызывая у них недоверие друг к другу. Не оставил без внимания Изяслав и сына Святослава Олега, на-строив против отца, который будто бы хотел лишить его Курска и Кур-ского княжества.
Коварный план удался. Как не был Святослав Ольгович прозорлив, но поддался Изяславову коварству. Не сразу. После того, как на сторону того перешли северские князья Святослав и Ярослав Всеволодовичи, а также собственный сын Олег. Ох, не хотелось Святославу Ольговичу впрягаться в колесницу, управляемую Изяславом, но пришлось. Ис-пользуя поддержку, наняв половцев, Изяслав Давыдович пришел к Кие-ву и поджег Подол с пригородными слободами. Испугались киевляне, попросили Ростислава не сопротивляться и покинуть град до лучших времен. Забрав семью и бояр, ушел Ростислав в Смоленск к сыну Рома-ну, а Изяслав 8 февраля вступил в столицу Руси и мать городов русских — Киев. Но не было народного ликованья. Молчали колокола на коло-кольнях больших и малых церквей. А ночной порой вдруг обнаружи-лось, что вдруг ни с того ни с сего окровавилась луна, а потом и, вооб-ще, почернела. Словно в какую-то бездну провалилась. Правда, вскоре опять просветлела, но народ был напуган. «Не к добру знамение это, — зашептались повсюду киевляне, — жди смерти кого-либо из великих князей».
