По-видимому, какие-то слухи о происках черниговского князя до Юрия доходили, так как он, замирившись через посредничество Рости-слава Смоленского с племянниками, вдруг собранные им полки повел на Чернигов. Изяслав Давыдович всполошился и попросил Святослава Ольговича выступить посредником в переговорах о мире. «Лучше худой мир, чем крепкая война», — решил северский князь и согласился быть послом при переговорах. Взяв сына Олега и невестку — им было не только полезно встретиться с тестем и отцом, но и повидаться с галиц-ким князем, — отправился в Лутаву, где сговорено было о встрече и съезде. Прибыл туда и Изяслав Давыдович, сильно опасавшийся за себя и княжество. Но Юрий Владимирович на этот раз был на редкость доб-родушен, незлопамятен и незлоблив, и переговоры прошли успешно. Вид зятя и здравой дочери имели благостное воздействие на суздаль-ского князя, смягчили его суровую душу. Урядившись о городах и уде-лах, мирно разъехались по домам.
Вскоре северскому князю стало известно о свадьбах сыновей Юрия: Мстислава в Новгороде на дочери посадника Петра Михайлови-ча и Глеба вторично, на дочери Изяслава Давыдовича Черниговского Манефе. Видно, этому сговору немало способствовали мирные перего-воры на Лутаве, ведь ранее речи о свадьбе не заходили.
В Новгород Святослав Ольгович не поехал, отбоярившись подар-ками для молодых, а в Переяславль, где проходила свадьба Глеба, буду-чи зван обеими сторонами, прибыл. Причем с супругой, сыном Олегом и невесткой Еленой. Самому радости от свадебного веселья было мало — жизнь шла к закату, а вот детям, только-только начинавшим жить, удо-вольствие великое. Опять же общение со сверстниками — в жизни вся-кое может пригодиться. Даже мимолетная встреча, и та способна иногда судьбу вспять развернуть, так что знакомства свадебные лишними в копилке жизни не будут. Гостей на свадьбе было много, однако ни Свя-тослав Ольгович, ни его супруга племянника черниговского князя Вла-димира Владимировича там не заметили. Спросили Изяслава Давыдо-вича. «Скорбным сказывается», — небрежно отмахнулся тот. Скорбным, так скорбным… дело-то житейское: ныне жив и здоров, а завтра, смот-ришь, уже болен или, вообще, Богу душу отдал… Не было на свадебном пиру и Мстислава Изяславича, бывшего князя переяславского. Отсутст-вовал и смоленский князь Ростислав с детьми. «Не может быть, чтобы и эти все разом вдруг хворыми оказались, — сопоставив некоторые сведе-ния и наблюдения, решил северский князь. — Не иначе, как быть новой замятне… вскорости». Поделился мыслями с княгиней. Та в ответ шеп-нула с легкой иронией: «Давно пора. Сама удивляюсь, что так долго мир стоит… не в характере наших князей».
Не успели домой со свадьбы возвратиться, как услышали, что пле-мянник черниговского князя Святослав Владимирович уже сошелся со смоленским и бежал от Изяслава, самовольно захватив у стрыя своего города по Десне, а также Счиж, Всеволодск и Стародуб. Тут и вести из Волынской земли приспели. Там Мстислав Изяславич, недовольный своим уделом в Луцке, внезапно напал на Владимир Волынский, изгнав оттуда своего родного дядю Владимира Мстиславича. Мало того, он не только изгнал дядю, но и взял заложниками его мать Любаву Дмитри-евну и жену-венгерку, а также нескольких знатных бояр вместе со всем их скарбом. Владимиру Мстиславичу ничего не оставалось делать, как бежать в Венгрию за помощью к королю Гейзе.
«Кажется, началось, — единодушно решили князь и княгиня север-ские, — теперь только держись».
— Ты кого собираешься поддерживать? — устремила взор своих ру-салочьих глаз Мария, отчетливо понимая, что ни Юрий Долгорукий, ни Изяслав Черниговский, ни Ростислав Смоленский супруга ее в покое не оставят. Со всеми у него родственные отношения. Каждый станет ма-нить на свою сторону.
— Хотелось бы, княгинюшка, — приобнял супругу Святослав Ольго-вич, — остаться в стороне от всех этих склок и междоусобий. Толку-то от них никакого, одно лишь оскудение земли Русской, да разорение княжеств…
— А все же? — прищурила та хитро очи.
— Если же остаться в стороне не удастся, то буду держать руку Юрия Владимировича. Видно, мне на роду написано по гроб жизни его или же моей быть с ним заедино. А там, что Бог даст.
Северские владетели еще беседу меж собой вели, когда пришел ог-нищанин и доложил, что прибыли послы от князя киевского: «На снем зовут».
Оказалось, что к Каневу пришли вновь половцы и звали Юрия Владимировича на съезд к ним, чтобы мирный договор учинить. Киев-ский же князь в свою очередь приглашал на этот съезд Святослава Оль-говича и Изяслава Давыдовича Черниговского как своих наипервейших союзников и родственников.
— Уж лучше мир рядить, чем кровавый пир учинять, — сказал Свя-тослав княгине и стал собираться со старшей дружиной в Киев.
— Олега берешь? — спросила та, зная желание супруга как можно больше вовлекать сына во всевозможные княжеские дела, в том числе и в мирные переговоры с половцами, опасными и беспокойными соседя-ми.
— Нет. Пусть остается в граде, — последовал ответ князя, — что-то неспокойно вокруг… Пусть присмотрит… вместе с тобой, конечно.
— И то верно…
Съехались с половцами у Заруба. Половецких ханов было немного, в основном те, что кочевали у Днепра и Дона. Лукоморские и Черно-морские не пришли. Поэтому урядились быстро и поспешили назад.
Юрий Владимирович, которому стукнуло уже шестьдесят пять лет, был рад быстрому разрешению дела, всю дорогу шутил, рассказывал скабрезные истории о своих любовных похождениях. Сам же смеялся громче и больше всех над ними или же кхекал с хохотком, разглаживая перстами пышные, хотя и вислые усы. Если судить по тем рассказам, которые поведал Юрий, то получалось, что во всем Суздальском княже-стве, да и Киевском тоже, не было ни одной боярской жены или же до-чери-невесты, с которыми бы князь не разделил своего ложа. Северский князь и сам в молодые годы был неплохой ходок по бабьей части, тоже старался ни одного сарафана мимо себя не пропустить, но свату своему он явно и в подметки не годился. Наблюдая за киевским князем, Свято-слав Ольгович отметил, что тот еще больше потолстел и погрузнел, что его лицо от бесконечных пиров и вливания хмельных напитков стало одутловатым и красным, словно тельце рака после крутого кипятка.
Изяслав Давыдович скабрезными бывальщинами не потчевал, все старался уговорить Святослава на совместный поход против его пле-мянника Святослава Владимировича, а заодно и против смоленского князя, принявшего сторону Владимира или же даже подбившего юного княжича на это безрассудство. «Справедливость того требует», — на-стаивал Изяслав, воздействуя на больные струнки северского князя, не-мало пострадавшего от той же несправедливости. «Видишь, — кивал Святослав Ольгович на малое количество воев, имевшихся за его спи-ной, — со мной и дружины-то нет. Какую помощь я могу тут оказать? Разве что советом да словом о мире… Но тебе, князь и брат, ведь этого мало»? Ой, как не хотелось северскому князю вмешиваться в чужие дела, тем более распри. Наученный горьким опытом, он, как никто иной, понимал, что пользы от этого будет немного, зато вреда может стать преобильно. Однако черниговский князь не отставал, пришлось соглашаться, но только в качестве посредника при мирных переговорах. «Вот и хорошо», — обрадовался Изяслав.
Отметив мирный договор с половцами знатным пиром в Киеве, от-правились с Изяславом Давыдовичем к Ростиславу Смоленскому, чтобы усовестить княжича Владимира. Смоленский князь, видя, что к нему едут из Киева от Юрия Владимировича, которого он боялся как огня, был рад мирным переговорам и отпустил Владимира от себя с легким сердцем. Княжич просил прощения за свою дерзость, и был тут же про-щен Изяславом.
«Вот и славненько», — одобрил Святослав Ольгович мир в среде черниговских князей и поспешил домой. Уже находясь в Новгороде Северском, он услышал, что Юрий Владимирович, взяв с собой сыно-вей, а также зятя Ярослава Галицкого и племянника Владимира Андрее-вича, сына покойного Андрея Владимировича Переяславского, назы-ваемого Добрым, пошел войной на Мстислава Изяславича, своего двоюродного внука или же внучатого племянника. В этот поход, как рассказывали верные люди, напрашивался и Изяслав Давыдович Черни-говский, вознамерившийся поживиться за чужой счет, но галицкий князь уговорил Юрия не брать черниговских с собой, заверив, что он и один справится с Мстиславом. Так зачем же славу и честь делить с кем-то еще. И киевский князь, поддавшись на уговоры зятя, опрометчиво отказал Изяславу Давыдовичу в его просьбе. Такой ответ черниговский властелин воспринял как личное оскорбление и затаил злобу не только против Ярослава Галицкого, но и Юрия Владимировича, напрочь забыв, что его родная дочь Манефа ныне за сыном киевского князя.
