Меж тем Игорь, мало заботясь о государевых делах, возложив все хлопоты на брата Святослава, предавался пиршествам да застольям. Северский и курский князь, как мог, где посулами и обещаниями, где звонким златом, пытался уладить конфликты с киевской чернью и тор-говым людом. И это у него на первых порах вроде бы получалось. Но когда он, действуя от имени брата, послал нарочных в Чернигов и Пере-яславль, чтобы тамошние князья поспешили с присягой новому велико-му князю, то пошли сбои в начавшемся так триумфально княжении: Давыдовичи, забыв о прежних клятвах, вдруг затеяли торг, выпрашивая себе новые земли, а Изяслав Мстиславич ответил, что он скорбит по факту смерти своего зятя, но присягу дать не может, так как еще не по-советовался со своими стрыями Вячеславом Туровским и Юрием Суз-дальским. Получив такие тревожные известия, Святослав немедленно попытался сообщить брату, но тот и бровью не повел — не до того было за пирами да здравицами.
«Пропьет братец великое княжение, — раздраженно думал курский князь и метался по городу из конца в конец со своими дружинниками, но сделать что-либо уже не мог. События разворачивались по собствен-ному, не предусмотренному планами Ольговичей, сценарию. — Видать не в коня корм, да не по Сеньке шапка, — злился он на беспечного брата. — Может, епископа нашего, Онуфрия, попросить… Пусть хоть он своим словом пастырским на Игоря да на киевлян повоздействует, смотришь, образумятся».
Онуфрий в помощи не отказал. «Подсоблю», — заверил он встре-воженного Святослава. Но дело повел так неловко и неуклюже, прика-зав священникам во всех церквях клятву с народа в верности Игорю брать, что только масла в огонь озлобленности подлил.
Глухая смута, подспудно зревшая на посадских улочках Киева, вы-плеснулась в открытый мятеж. Киевляне, слыша от Игоря, что он строго накажет прежних судей Ратшу и Тудора, но ничего для того не сделал за пирами, решили не дожидаться княжеского суда над ними, а учинить собственную расправу. Разъяренные толпы киевской черни, подбадри-вая себя бранью и криками о справедливости, двинулись к подворьям ненавистных тиунов. В итоге вскоре запылали не только дома и поме-стья этих сподвижников Всеволода, но и другие, владельцы которых так или иначе поддерживали прежнего князя Всеволода и ратовали за во-княжение Игоря. Кто-то умело направлял яростные толпы киевлян в нужное русло.
Святослав Ольгович со своей дружиной попытался было урезонить не в меру разошедшихся поборников справедливости и прекратить бес-чинства, но только больше озлобил их. Киевляне еще пуще зашумели на торговых площадях, открыто высказывая свое недовольство действиями Игоря. Потом собрали вече перед святой Софией и заявили, что не же-лают иметь князем Ольговичей, а желают иметь потомков Владимира Мономаха. Мало того, что заявили, они, почти не таясь Святославовых дружинников, послали выборных людей в Переяславль к Изяславу Мстиславичу с призывом прибыть к ним на княжение и к переяславско-му епископу Ефимию, чтобы тот благословил своего князя на этот по-ход. Изяслав Мстиславич, мечтавший занять стол деда и отца, живо ух-ватился за предложение киевлян, собрал дружину и, получив благосло-вение владыки в церкви святого Михаила, выступил с нею под Киев.
Сведав от доброхотов про это, Святослав немедленно бросился в великокняжеский терем, где продолжалось пиршество Игоря и киевских бояр.
— Брат, беда! — стал тормошить он полупьяненького и развеселого Игоря, отрывая от застолья. Злость и обида давили сердце северского князя, а еще жалость к бесталанному и беззаботному брату. — Не ко времени вина пить да пиры водить, надо и о княжеском столе позабо-титься. Изяслав Мстиславич с дружиной к городу подступает, киевского стола возжелав!
— Как возжелал? — уставил Игорь на брата мутные от хмельного пития очи. — Не может такого быть… Ведь клятву давал…
— Дал… да назад взял, — со злостью и раздражением бросил Свято-слав, зыркнув очами по ближайшим сотоварищам Игоря. — Ты что толь-ко народился и не знаешь, как это делается?!. Была на нашей стороне сила — дал, почувствовал слабину — взял обратно. У Киева уж с дружи-ной своей стоит пока ты тут, брат, с ближними своими пирами увлека-ешься. И вам, бояре, не к месту и не ко времени за столом рассиживать-ся, пора и в поле выйти, свою преданность князю показать, — упрекнул он наипервейших сотрапезников брата. — И дай Бог вам также усердно на рати постоять, как за пиршеством стояли!
Осознав, наконец, нависшую беду, Игорь, стряхнув с себя хмель-ной дурман, собрал наибольших киевских бояр и воевод Улеба Сбысла-вича, Ивана Войтишича, Лазаря Сокольского и Мирослава Хилина с дружинами. Только, кичливый от свалившегося на него величия, но не-искушенный в государственных интригах, а потому недалекий, он не знал о том, что наибольшие уже тайно переметнулись на сторону Изя-слава. Не знал он и о том, что это с их подачи в городе шли волнения и погромы и что они специально продолжали пир в княжеском тереме, не давая Игорю времени на осмысление создавшегося положения. Измена ближайших киевских бояр выяснится позже, и князь Игорь об ней уз-нает, но изменить что-либо уже не сможет.
Не ведал об этой черной и коварной измене и Святослав Ольгович. Северский и курский князь что-то предполагал в этом роде, так как до него доходили смутные и противоречивые слухи, о чем-то догадывался, однако о размахе заговора представления не имел.
Эти-то воеводы и присоветовали растерявшемуся Игорю не запе-реться в Киеве, сев в осаду, а как можно скорее выступить из города навстречу дружине Изяслава. Они ведь понимали: останься Игорь в го-роде, даже с малым воинством он мог довольно успешно отражать все приступы переяславского князя и его воинства. К тому же киевляне, вынужденные по «милости» Изяслава оказаться в осадном положении, могли и поменять свое отношение к своему князю. Вот и потораплива-ли. Игорь, не подозревая о коварстве, послушался и встал вскоре, опять же по подсказке своих воевод, с киевскими полками на Ольжичах, у могилы Олега Вещего, но в низине. А Изяслав Мстиславич, воитель храбрый, опытный и удачливый, с юным сыном Мстиславом расставил своих дружинников на возвышенном месте между двух озер, прикры-вавших его ратников с тыла и с боков, или, по-гречески, с флангов, своими болотистыми берегами. Сказывался ратоборческий дар переяс-лавского князя и достойного отпрыска Мстислава Великого.
Когда же Святослав Ольгович, объезжая на коне и осматривая ме-сто предстоящего сражения, увидел невыгодность своего положения, то сообщил о том Игорю. Но тот, понадеявшись на превосходство своих дружин в численности, на опытность киевских воевод, лишь рукой мах-нул: «Мы и так их одолеем». Переубеждать брата, полностью находив-шегося во власти своих воевод-изменников, было бесполезно, и Свято-слав, резко пришпорив своего скакуна, с гневным выражением на лице, отбыл к своим дружинникам.
Полки противных сторон, в боевом снаряжении, с боевыми стяга-ми и трубами, были выстроены, но стояли, не двигаясь с места, словно чего-то ожидали. Даже стрелки из луков, выдвинувшиеся вперед из-за плотных рядов пешцев, которым сам бог войны предначертал первыми начинать сражение, на этот раз что-то не торопились оттянуть до уха тетивы тугих луков и пустить каленые стрелы.
Пора было начинать сражение, но киевские полки стояли непод-вижно. Ожидание затягивалось, тревога от необычности происходящего нарастала. Святослав Ольгович еще не осознавал этого умом, но чувст-вовал интуитивно, словно собственной кожей.
Первым изменил воевода Улеб, открыто перейдя на сторону Изя-слава, взметнув над своими полками его знамя, а стяг Ольговичей бро-сив на землю под ноги своих ратников. Его вои этот жест воеводы встретили ликованием, нарушив повисшую над ратным полем гнету-щую тишину.
За Улебом последовали полки Ивана Войтишича и Мирослава Хи-лина, бросая на землю золотисто-черные стяги Ольговичей и опуская долу железные жала копий и острог, как бы говоря этим дружине Изя-слава, что они уже не противники. Те поняли и ответили бурным лико-ванием. Еще бы не ликовать, когда бескровно добыта победа.
