Всеволод, слыша дерзкие, но справедливые упреки из уст Изясла-ва, недовольно поморщился: Изяслав не врал — Всеволод давал ему та-кое обещание, когда пробивался до великого стола. Лицо его и до того красное стало багровым. Хотелось вскочить, закричать на Изяслава, топнуть ногой, но он сдержал себя и сказал примирительно:
— Верно говоришь, было такое. Я не отказываюсь от своих слов. Я действительно тебе обещал Киев после себя, а ты обещал меня как отца почитать и быть в моей воле. Так?
— Так, — подтвердил Изяслав, по-прежнему стоя за столом.
— Но не ты ли после этого, войдя в согласие со стрыями, дядьями своими, меня и братьев моих воевал? Было такое или нет? — уперся тя-желым взглядом киевский князь в лицо переяславского.
— Было, — пришлось согласиться последнему сконфуженно, так как в словах великого князя была правда.
— А раз было, — веско закончил Всеволод, — то я вправе изменить свое мнение и принять новое решение. Целуй крест, не задерживай че-ред.
Изяславу Мстиславичу очень не хотелось давать клятву и целовать крест, но приходилось: он, рассоренный с дядьями своими, полностью находился во власти киевского князя и его братии. Пересилив себя, Изя-слав Мстиславич, гордый отпрыск Мстислава Великого, дал клятву и поцеловал на том крест.
На этом, хоть не все вопросы были обсуждены, совет прекратили, оставив нерешенные вопросы на завтрашний день и приступив к трапе-зе. Ибо сладкое вино да сытная еда смягчают ожесточение сердец, уменьшают скорби и горе, а радость увеличивают.
«Мстиславичи не смирятся с таким решением, — покачиваясь в так конской иноходи, думал Святослав, возвращаясь после съезда из шатра киевского князя в собственный, возведенный дружинниками в полувер-сте от великокняжеского. — Особенно Изяслав. Не миновать новой усо-бицы. Хотел брат наш как лучше, а получилось как всегда, плоховато… с горчинкой обиды и лукавства. К тому же на съезд, — размышлял не-спешно Святослав, — не были званы Юрий Суздальский да брат его Вя-чеслав Туровский… Значит, еще одна обида. Впрочем, даже если бы их и позвал Всеволод, то они, во-первых, вряд ли прибыли бы, а, во-вторых, даже если бы и прибыли, то вряд ли поддержали бы решение великого князя: оба спят и видят себя на киевском столе».
Вскоре мысли Святослава переметнулись на иные вопросы, гася размышления о съезде и возрождая картины семейные, связанные с обеими княгинями, с подрастающим княжичем Олегом, с хлопотами по укреплению Путивля и Новгорода Северского, с поездками в степь к родственникам покойного отца и к братьям Елены, давно и настойчиво приглашавшими его, а он не смог сделать того за хлопотами по новго-родскому столу.
Половцы, конечно, были извечные враги Руси еще со времен Изя-слава Ярославича. Впервые их дикие орды появились в Южнорусских степях в 1055 г. от Рождества Христова, ровно через год после смерти Ярослава Мудрого. С тех самых пор они не только жадными глазами посматривали на русские земли, но и, пользуясь разладом среди князей, нещадно щипали порубежные грады и веси. Однако время и те уроки, которые были им преподнесены русскими князьями, особенно при Вла-димире Мономахе, сделали свое дело. Многие ханы стали родственни-ками потомкам Мономаха и Олега Святославича, взять хотя бы самого Святослава Ольговича, и уже не стремились разорять владения своей новой Родни. Правда, всегда находились другие ханы, которые в родст-венных связях с князьями русского порубежья не состояли, а потому вновь были не прочь отправиться в набег. С такими степными коршу-нами Святослав дружбы не водил, при случае старался побить как мож-но крепче, чтобы память острее была. А вот с теми, с кем породнился, имея пример отца своего, старался ладить и жить в мире. Да и они пла-тили ему тем же, хотя от набегов на земли других князей, к примеру, переяславских, никогда не отказывались. Не чурались и дальних похо-дов, и их хвостатые бунчуки видели не только полоцкие князья, но и жители высокомерного Новгорода. Как было, например в 1137 году, когда Святослав с братом Глебом ходили походом на Псков. Поход тот был неудачным, но половцы Осолука и Аепы твердо держали руку Оль-говичей в том споре новгородцев с псковичами.
На следующий день собрались вновь, чтобы продолжить съезд и положить ряд по другим делам, требующим общего согласия. Но на этот раз собрались не в шатре великого князя, а в шатре Владимира Да-выдовича Черниговского, которому Всеволод, по мудрому разумению решил предоставить такую честь.
Вновь первое слово держал Всеволод, который потребовал от брата Игоря дать клятву остальным князьям в случае своего вокняжения в Киеве быть им в место отца и судить всех по справедливости. Игорь, ранее не раз уже обойденный удачей, в данный момент преисполненный гордости и торжественности, давал клятвенные обещания и целовал на том крест, за ним этот же крест целовали и остальные.
— Теперь же последнее, — вновь взял слово Всеволод Ольгович Ки-евский. — Князь польский, Владислав Болеславич, зять мой, просит от меня помощи против братьев его, Болеслава Красивого, еще одного зя-тя, будь он неладен, Бранислава и иных, обещая вознаграждение. Я, как видите, страдаю хворью и идти сам не могу. Потому и прошу вас: пой-дите и мир между ними учините. Желательно без сеч и крови… а там как Бог даст.
— Хорошо, брат, — подхватил слово Игорь, как только Всеволод смолк. — Исполним, как велишь. Сам же не ходи из-за слабости здравия твоего. Мы все сами сделаем, правда, братья? — обратился он к осталь-ным.
Те одобрительно загудели, мол, согласны. Кто искренно, как Свя-тослав, которому действительно не терпелось в поход отправиться, чу-жие страны посмотреть да себя показать; кто — лишь бы кивнуть и под-дакнуть в нужный момент, а там, мол, разберемся… с какой стороны лошадь в телегу впрягается…
После чего, по окончании пира, князья, собрав бояр и дружины ма-лые, разъехались по своим владениям, чтобы подготовить полки для похода в Польшу. Разъезжались, кто с радужными надеждами, кто со скрытой обидой.
Как было уже сказано, на снеме в поход идти были все готовы, но как только от слов перешли к делу, то оказалось, что Владимир Давыдо-вич Черниговский идти не может, так как прослышал об угрозе княже-ству своему со стороны Юрия Владимировича Суздальского. Послед-ний решил поквитаться за прошлогодний поход против него. Не пошел и Изяслав Мстиславич, сославшись на тяжкую боль. По какой-то при-чине не пошел и князь смоленский, Ростислав Мстиславич. Так что в поход отправились дружины Святослава, Игоря да Изяслава Давыдови-ча — северяне, путивляне да куряне. Еще к ним присоединились воины Святослава Всеволодовича Волынского, сына великого князя, да около тысячи половцев ханов Сантуза да Комосы Осолуковича, сродственни-ков Святославовых.
Русские дружины двигались споро. Хоть на битвы шли, но грусти не выказывали. Даже время от времени, чтобы скоротать путь, песни-сказы затягивали. То про богатырей-воителей, сражающихся за землю Русскую, то про их прекрасных дев, томящихся в тоске-печали от неиз-вестности. Те же, кто песни не пел, как, к примеру, князья да бояре, слушали внимательно, любуясь многоголосьем умельцев. Порой каза-лось, что слушают не только ратные люди, но и их кони, навострив уши или же поводя ими в такт песенного сказа, словно соревнуясь с седока-ми в прилежании к слушанию пения-сказа.
«Что, значит, не на своего брата-русича идут, — отмечал Святослав Ольгович, — нет на душе тревоги, тяжести. И в этом походе погибнуть могут, но не журятся. Вон как ладно песни разудалые поют, словно кур-ские соловьи по весне».
Польша была хоть и иной страной, чем Русь, но многое было схо-же. Взять хотя бы язык. Русичи без особого труда понимали поляков, а те русичей. Схожими были и окрестные леса. Особенно с землями Нов-городского, Псковского и Смоленского княжеств. Так как преобладали вековые ели со своими раскидистыми лапами, не пропускающими сол-нечный свет, и сосны, упирающиеся вершинами в облака. Захочешь взглянуть на вершину — шапка с головы долой! Что-то общее было и в весях, и в жителях этих весей, целыми днями копошившихся в земле. Такие же смерды и холопы, как и в русских княжествах. Зато в городах больше было каменных да кирпичных строений, будь то храмы или же дворцы польского боярства — ясновельможного панства да шляхты.
