Неизвестно, что их подвигло на такой безумный поступок. Ведь неф был многолюдным, имел отряд солдат для охраны, а также метательные машины. Они хорошо видели стрелков из лука, которые заняли свои позиции в фортах, что предполагало большие потери, но когда берберийцев это пугало? К жизни они относились безразлично, кладя ее на алтарь своему богу.

Скорее всего, берберийские пираты не удержались от искушения ограбить большой торговый корабль неверных, трюмы которого явно были набиты доверху дорогими товарами. Тем более, что неф шел в полном одиночестве, а впереди и позади не было видно ни единого судна (тем более – военного), которое могло прийти «Кристоферу» на помощь.

Пока шебеки приближались к «Кристоферу», успели поработать камнеметы, и два пиратских судна пошли ко дну. Еще у трех была нарушен такелаж. Неплохо поработали и стрелки: добрых два десятка берберийцев получили по заслугам. Их товарищи церемониться с ними не стали – просто выкинули тела мертвецов за борт, чтобы они не загромождали палубы.

Несмотря на отчаянное сопротивление лучников и матросов «Кристофера», несколько шебек все же прилипло к высокому борту нефа, и вверх полетели веревки с острыми абордажными крюками-«кошками». Пираты хлынули на палубу корабля, словно высокая волна прилива. Солдаты, оставив луки, приняли их на пики, а экипаж дрался скрамасаксами[24].

Эсташ схватился с дюжим мавром[25], круглую башку которого венчала огромная чалма из белой парчи, вышитая золотом. Скаля от ярости крупные белые зубы, особенно отчетливо выделяющиеся на очень смуглом лице, пират обрушил на юношу мощные удары своего оружия с изогнутым клинком; такие странные мечи лишь недавно начали входить в моду у сарацин из-за меньшего веса по сравнению с другими видами холодного оружия. С ними удобней было обращаться, особенно во время скоротечных абордажных схваток.

Баселард был длиннее оружия мавра, но это преимущество свелось на нет свирепыми атаками пирата. Как-то так получилось, что их немного оттеснили в сторону от основной массы сражающихся, и теперь они рубились один на один, хотя перед этим Эсташ успел мимоходом ранить нескладного долговязого бербера, с которым дрался сам капитан.

Отправив юноше быстрый благодарный взгляд, Робер де Брезе усилил натиск, который теряющий силы раненый пират не смог выдержать. Капитан срубил его, как головку репейника, и принялся за следующего в очереди страждущих победить самого нахуду[26] франков.

Поняв, что ему долго не продержаться против совсем озверевшего мавра, Эсташ быстрым движением достал из-за пояса наваху и раскрыл ее. Ни у пирата, ни, тем более, у него не было щитов. Эсташу в путешествии он был, в принципе, без надобности, а мавр не захотел себя отягощать. Да и не так просто забраться по веревке на корабль, когда руки заняты. Если меч еще можно держать в зубах, то со щитом всегда хватало проблем.

Наверное, пират не отдавал себе отчет в том, что юный франк, достав нож, стал вдвойне опасен. Пират по-прежнему надеялся на силу своих рубящих ударов, которые Эсташ едва сдерживал. Ему казалось, что еще миг – и голова франка покатится по палубе.

Выпад навахой пират просто не увидел. Что-то сбоку сверкнуло, и неожиданно укол в печень заставил мавра застонать от резкой боли и согнуться. Он не выпустил из рук свое оружие, но и защищаться уже был не в состоянии.

Собрав все свои силы, Эсташ вскричал от натуги, и в следующее мгновение его баселард опустился на ключицу пирата. Этот разящий удар был сродни молнии. Раздался хруст перерубленной кости, мавр отшатнулся, упал на колени, и следующим движением Эсташ вогнал ему свой меч прямо в сердце.

– Браво, сеньор! – вскричал капитан, который к тому времени уже успел прикончить третьего пирата и мельком глянул на Эсташа. – Рыцарский удар! Держаться, держаться, всем держаться! К нам на помощь идет сам святой Николаус! Посмотрите на море!

Море вскипало. Казалось, что оно превратилось в огромный котел, который подогревает нечистая сила. Ясное небо закрыла черная туча, засвистел сильный ветер, захлопали паруса на шебеках, и раздался дружный вопль пиратов, которые посыпались вниз, на свои суденышка, как горох из сухих стручков. Прошло совсем немного времени, и шебеки отвалили от борта нефа, торопясь побыстрее добраться до спасительного берега, пока шторм не разыгрался по-настоящему.

– Спустить паруса! – скомандовал капитан, вытирая свой меч о чалму одного из поверженных пиратов. – Пошевеливайтесь, сучьи дети! Иначе пойдем на дно, в чертоги морского короля!

Матросы, еще не остывшие от схватки, поторопились исполнить приказание капитана, переступая через тела берберийских пиратов и своих товарищей, как убитых, так и раненых. Возле них уже суетился судовой лекарь и несколько добровольных помощников, в том числе шипбой. Посмотрев на мальчика, Эсташ с ностальгией вздохнул – совсем недавно и он был в таком же статусе…

Глянув на тело поверженного им мавра, Эсташ нагнулся и снял с шеи пирата золотую цепь с подвеской – скорее всего, талисманом. Она представляла собой крупный адамас[27] в золотой оправе. Все ж память будет о первом настоящем бое. Да и вес цепи был немалый. Золото всегда пригодится, не говоря уже о драгоценном камне…

Эсташ стоял на мосту Святого Мартина через реку Тахо и задумчиво смотрел на Толедо. Город раскинулся на высоком плато с крутыми обрывами по краям, был окружен стеной с башнями (некоторые укрепления были построены еще римлянами) и увенчан диадемой церковных колоколен, похожих на минареты мавров.

Благородный, четко обрисованный силуэт Толедо на фоне ярко-голубого неба, зеленоватых долин Веги и серо-фиолетовых гор на горизонте потрясал воображение юноши, который был неравнодушен ко всему прекрасному. Пейзаж составлял гармоничное целое с золотисто-сероватыми тонами городских построек, на которых явственно проступал отпечаток мавританской архитектуры с ее любовью к богатству орнаментики. В Толедо на каждом шагу можно было встретить мечеть, перестроенную в христианский храм.

С трех сторон скалистого подножья плато, образуя естественный крепостной ров, по гранитному ложу струились желтовато-зеленые, быстро текущие воды реки Тахо, замедляющие бег лишь на равнинах Веги. Мост Святого Мартина вел к Пуэрте-дель-Камброн – Воротам боярышника, которые были построены несколько столетий назад, когда мавры владели Кастилией.

Неподалеку от ворот высился дворец Ла Кава. Сеньор Маурисио, хозяин дома, где Эсташ снимал комнату, был знатоком истории. Его хлебом не корми, а дай поболтать о временах минувших. Иногда он был надоедлив до назойливости, но временами Эсташ с удовольствием выслушивал его рассказы, часто похожие на досужие байки.

Дворец был назван в честь прекрасной принцессы-златовласки Кавы. Будто бы последний вестготский король, дон Родриго, увидев из окон башни обнаженную Флоринду Ла Кава, купающуюся в реке, силой овладел девушкой. Граф Юлиан, отец Флоринды и губернатор Сеуты, узнал о позоре дочери и решил отомстить.

Когда король потребовал у него прислать соколов для охоты, губернатор пообещал прислать ему таких злых и яростных птиц, которых в Толедо еще не видели. И призвал в Испанию мавров.

Это купание принцессы Кавы обошлось Толедо в четыре столетия мавританского владычества. Однако Маурисио все равно жалел дона Родриго. Король погиб после бегства с поля сражения при Херес де ла Фронтера, когда войско вестготов было наголову разбито полчищами мавров.

Впрочем, у Маурисио был припасен и другой конец этой истории. Будто бы дон Родриго ушел в горные пещеры, стал отшельником и тихо почил там, замаливая свои грехи.

С моста Эсташу хорошо был виден толедский Алькасар[28] – замок и дворец правителя. Он был расположен на скале, возвышавшейся над центром городом на добрую сотню футов. Маурисио рассказал, что прежде крепость служила резиденцией римского проконсула, а позднее на ее месте находилась крепость мавров. Снаружи Алькасар представлял собой четырехугольник из толстых стен с приземистыми башнями по углам.