— В крайнем случае, Лейф. Только в самом крайнем. И я уверена — Агилар не такой человек, чтобы тащить кого-то под суд за спасение собственной жизни. Просто… Будь поаккуратнее.

— Хорошо. Как вам будет угодно, госпожа Обье.

***

В небольшой одноэтажный домик на окраине Сулланы, где он жил вместе со своей любовницей уже больше полугода, Лейф вернулся в весьма скверном настроении. Даже не удержался от ребяческой выходки и пнул ствол молодой кривоватой пальмочки, росшей у крыльца. Чтобы через мгновение крепко выругаться, когда мелкий сор и ошмётки сухих листьев посыпались с дерева ему за шиворот.

Правда, внутрь Лейф вошёл уже спокойно и дверями не хлопал. Знал, что хозяйка дома этого терпеть не может. И выказать своё недовольство не постесняется.

Голоса, раздававшиеся в одной из комнат, чьи двери выходили в небольшой полутёмный холл, Лейф услышал сразу. И двинулся на их звук, лишь на мгновение задержавшись на пороге.

В помещении, в которое он вошёл, было, напротив, очень светло. Проникавшие в большое, выходившее во внутренний дворик окно лучи предзакатного солнца золотили забранные в небрежный пучок белокурые волосы молодой женщины, широкая жёлтая блуза которой сползла с её загорелого плеча. Она стояла спиной к двери, ловко нарезая на тонкие ломтики крупные белые коренья. И одновременно с этим — весело болтала с худым и смуглым парнишкой-эдетанцем, измельчавшим что-то в ступке на другом конце грубо сколоченного стола.

— Минна, — окликнул её Лейф, останавливаясь в дверях.

— Лейф!.. Я давно тебя ждала, — Минна обернулась, в её больших голубых глазах читались радость и беспокойство одновременно. — Можешь идти домой, хватит на сегодня, — кивнула она своему помощнику, вместо работы теперь с любопытством таращившемуся на них с Лейфом.

— Как скажете, госпожа Минна… Доброй ночи!

— Доброй ночи!

Когда дверь за мальчишкой с глухим стуком затворилась, Минна подошла к возлюбленному и положила руки ему на плечи.

— Всё нормально?.. — с тревогой спросила она, глядя Лейфу в глаза.

— Всё отлично, — он раздражённо высвободился из её объятий и уселся на стул. Потом негромко сказал, не поднимая взгляда: — На днях отправляюсь вверх по реке. Буду сопровождать церковников, которые станут разыскивать пропавших людей хозяйки.

— Это опасно! — воскликнула Минна, прежде чем усесться напротив Лейфа и подпереть маленьким кулачком щёку. — И все эти странные пропажи, и церковники…

— Это моя работа. Я не собираюсь жить на доходы от твоих корешков и травок!.. И ищут меня не церковники.

— Я вообще считаю, что нам давно надо уехать, — со вздохом сказала Минна. — Мы слишком долго живём здесь, и…

— Куда? Куда уехать, моя сладкая? — ощерился Лейф. — На юг — в дикие джунгли, к змеиным жрецам? На север — в лутецийские колонии, где, возможно, вот-вот начнётся война? Или обратно за океан, где нас точно сразу вздёрнут?.. К тому же я, считай, получил от хозяйки повышение.

— Что?.. — Минна нахмурилась. — Какое ещё повышение?

— Госпожа Обье поручила мне не только сопровождать Гончих. Ещё — забрать камни и привезти их сюда. Доверять стала, наконец-то…

Но Минну такое известие явно не обрадовало.

— Прошу тебя, откажись, пока не поздно! — она быстро протянула загрубевшую от работы ладонь через стол и ухватила Лейфа за запястье. — Это же преступление против империи! Не говоря ещё о том, с какими людьми знается Вивьен Обье! Её отца и мужа уже убили!.. Пока ты напрямую не занимался камнями, ещё куда ни шло, но…

— Хватит! — Лейф выдернул у Минны свою руку и вскочил на ноги, с грохотом отодвинув стул. — Хватит плакаться и изображать из себя добропорядочную имперскую подданную, милая!.. Я иду в спальню. И, надеюсь, когда ты составишь мне компанию, я больше не услышу этого нытья!

— Хорошо, — голос Минны прозвучал спокойно, хотя Лейф заметил, что глаза её как-то подозрительно сильно блестели. — Хорошо, не услышишь, коман… Лейф. Я… приберусь здесь и приду.

— Вот и славно, дорогая.

Когда Лейф вошёл в их скромно, но не без некоторого изящества обставленную спальню, где Минна даже повесила большое овальное зеркало из настоящего кориннского стекла, он уже не знал, злится скорее на докучливость чересчур заботливой любовницы или же — на себя.

В конце концов, та уже три года почти без жалоб делила с ним участь изгнанницы, преследуемой мидландскими властями. А перед этим — фактически спасла ему жизнь… Вот только её излишняя осторожность и опека иногда становилась попросту невыносимы. И ещё больше — Лейф мог в этом признаться хотя бы самому себе — его раздражало то, что Минна становилась всё более сильной волшебницей. К тому же — искусной и уверенной в себе, пусть её способности и ограничивались целительством.

В то время как сам Лейф — когда-то один из лучших чародеев мидландского Стихийного Ковена — так и не смог за три года вернуть свою силу. Раньше магия амулетов, которые одолжила ему Вивьен, показалась бы ничтожной по сравнению с тем, что Лейф мог сотворить на поле боя. Но теперь ему оставалось лишь с тоской думать о прошлом, доходя до бешенства каждый раз, когда-то что-то случайно напоминало о былом могуществе.

========== Глава 4. Нравы Закатных Земель ==========

Сад госпожи Обье был большим. И если возле особняка его украшали клумбы с причудливыми цветочными узорами, газоны и аккуратно подстриженные кустарники, то ближе к ограде он имел куда более запущенный вид. А культурные растения перемежались здесь с дикими уроженцами Закатных Земель, часто ничуть не менее яркими и пышными. И для целей Тийи эти буйные заросли подходили как нельзя лучше.

Сейчас стояло раннее утро. Тёплое и сырое, как почти всегда в этих местах. Со стороны реки влажное марево становилось гуще и поднималось над землёй белыми клочьями тумана.

Тийя осторожно прошла по мокрой траве — мягко и бесшумно, словно хищница в джунглях. И, подойдя к одному из деревьев с длинными жёсткими листьями, полускрытому от ближайшей садовой дорожки густыми кустами азалий, опустилась на колени, не обращая внимания на то, как подол её длинной светлой юбки мгновенно потемнел от росы.

На рыхлую, очищенную от травы и мха землю подле древесного ствола Тийя выложила друг за другом тёмное мясистое корневище, толстый стебель сахарного тростника и спелый плод манго. А потом маленьким ножом, который до сих пор прятала за широким тканым поясом на талии, взрезала каждый из них ровно посередине, негромко напевая пару простых фраз на родном языке. Слова не имели особого значения, куда важнее были вложенные в них эмоции.

Не замолкая, чародейка точно так же быстро и бесстрастно, полоснула лезвием сначала по левой ладони, а после, перебросив нож в другую руку, — по правой. И вытянула ладони над землёй так, чтобы капли крови окропили корень, стебель и плод.

Тийя слышала, что волшебникам континента для их чар приходилось заучивать слова заклинаний и жесты. Её же магия была несколько иной. Основанной больше на желании колдуньи и силе её воли, чем на чёткой последовательности действий. Поэтому для её использования не требовалось столь долгого обучения. Но и в применении она была не столь удобна, а результат не отличался предсказуемостью.

Едва кровь закапала с ладоней чародейки, та почувствовала, как воздух вокруг неё будто бы сгустился, пропитанный силой. Магия дрожью отозвалась в земле, оголённая поверхность которой вдруг сделалась топкой, словно болото, и втянула в себя подношения. Так же быстро, как и затянулись порезы на руках Тийи.

Монотонно повторяя помогавшие ей концентрироваться слова, чародейка чувствовала, как магия наполняет теплом и силой каждую её жилку. Она ощущала себя так, словно наконец-то снова сумела вдоволь напиться, долгие часы промучившись от жажды. Но постаралась сосредоточиться на цели, а не бездумно отдаваться тому пьянящему наслаждению, волны которого прошивали дрожью её тело.

Тийя направила свои мысли и волю к тому, кого видела совсем недавно. И чью внешность постаралась запомнить до мельчайших чёрточек — так было куда проще установить необходимую связь. А то, что нужный ей человек в этот час безмятежно спал, ещё больше облегчало задачу. Иначе он вполне мог бы что-то почувствовать, начать сопротивляться и всё испортить, хотя чародейка не собиралась причинять ему вреда.