И всё же, сейчас она думала не только о подобных лакомствах. Привлекай её лишь они, смертный давно бы попрощался с жизнью. Но чувства и мысли мальчишки тоже оказались слишком притягательны, чтобы так быстро разделить его тело и душу.

Тягучая и чёрная, тающая на языке ненависть. Искренняя вера, кислотой жгущая рот. Пряная сладость сожалений об ошибках. Въедливо-горькая преданность нелепому в своей обречённости делу. Нежный вкус тоски по тем, кого он уже не надеялся увидеть. Всё это сплеталось в нём в такую занятную, дразнящую множеством оттенков смесь, что она, его нынешняя хозяйка, начинала испытывать искренний интерес к этому жалкому существу. К тому же он до сих пор надеялся, что сможет умереть несломленным. И играть с ним было гораздо интереснее, чем с раздавленными и покорными… Однако она знала и о том, что любую забаву нужно заканчивать вовремя.

— А теперь, — её пальцы зарылись в белые пряди альвки, в экстазе закатившей глаза, — посмотри на меня, сын древней крови. Нам стоит поговорить о сделке.

Он поднял взгляд, в котором она всё ещё не замечала самого желанного — отчаянья. А в следующий миг дуновение прохладного свежего ветерка, такого странного и неуместного в дышащем жаром воздухе Бездны, заставило её отвлечься. И возможно именно поэтому она не смогла бы сказать, точно ли прочла по губам смертного обращённое будто бы к кому-то незримо присутствовавшему здесь: «Уходи. Сейчас», — или это просто оказалась обманчивая игра теней на его лице.

Она на мгновение прикрыла веки, чтобы избавиться от наваждения, порождённого чуждой силой, и…

Подняла их, рыдая, захлёбываясь криком совершенно не понимая, где находится, но ощущая необходимость бежать, спасаться от того ужаса, что окружал её совсем недавно, а, возможно — и до сих пор. Рванулась вперёд, вот только почувствовала, что не может сдвинуться с места. Сначала перепугалась ещё больше, но потом немного пришла в себя, поняв, что её обнимали чьи-то сильные руки. Даже показалось вдруг, что это был отец, и надежда солнечным лучом вспыхнула в застилавшем всё красном мареве.

Но морок очень скоро развеялся. Ноэми не удержалась от короткого стона, поняв, что сидит подле тлеющего костра в ночных джунглях. И за плечи её удерживает тот самый страшенный Гончий, которого она несколько часов назад так и не успела достать ножом, прежде чем ублюдок безжалостно выкрутил ей запястье.

— Уберите руки, — дёрнувшись, прошипела она. — Уберите, я орать буду, так и знайте!

Кто-то из расположившихся поодаль прочих церковников, услышав подобное заявление, громко хмыкнул. Да и Ноэми понимала, как жалко оно прозвучало. Но сам Рихо Агилар — а так тот представился ей вчера — как ни странно, послушно разжал ладони.

— Ладно, ладно, — согласился он. — Уже убрал, и больше не трогаю. Но можешь сказать, что с тобой такое? Что ты видела?

— Вы, «видели», — с нажимом произнесла Ноэми, хотя сердце у неё замирало от страха — она понимала, что от палачей Тирры её сейчас защитить абсолютно некому. — Я — свободная лутецийская подданная!.. И требую уважительного к себе отношения, даже если это допрос.

Агилар насмешливо фыркнул, но всё же сказал:

— Что ж, госпожа Бернар, прошу прощения за фамильярность. И всё же я хотел бы знать…

— Просто кошмар, страшный сон. Вы должны понимать, что такие события… Но я почти уже ничего не помню!

— Ложь, — возразил Агилар. — И тут вам повезло, что вы действительно не на допросе. Но я освежу вашу память. Вы кричали про кровь, плоть и Бездну — значит, видели что-то подобное?.. Только не надо, пожалуйста, говорить, что это просто фигуры речи.

— Я видела во сне Бездну, — ответила Ноэми, чувствуя, как её начинает трясти. — И демона. Я словно бы смотрела его, точнее — её глазами. Остальное же… теперь как в тумане, честно! Можете хоть подвесить меня над этими самыми углями, я больше ничего не знаю!

— Хорошо, госпожа Бернар, закончим на этом. Только вот ещё что, — он быстро вытащил из-за ворота своей рубашки две цепочки.

На одной из них болталась стальная звезда Троих, на которую Ноэми посмотрела со страхом и любопытством, на другой — яркий сине-фиолетовый камень в серебряной оправе, показавшийся ей откровенно дамской вещицей. «Наверное, обобрал какую-нибудь несчастную женщину, а продать не успел, вот и таскает на шее», — решила Ноэми.

Но тут Агилар, убрав сверкающий камень под рубашку, буквально впихнул звезду в ладонь собеседницы.

— Наденьте, — приказал он. — Не смотрите так, я не собираюсь заставлять вас отрекаться от вашей секты. И уж тем более, Трое упаси, не вербую.

— Но зачем тогда?..

— Я не знаю, кто освящал ваше… украшение, — Агилар указал на серебряную звезду с округлыми, словно лепестки цветка, лучами, поблёскивавшую в вырезе туники Ноэми. — Но почти уверен, что едва ли на его способности стоит полагаться в нашей ситуации. Зато знаю, что моя звезда — не просто безделушка. И если она и не защитит вас, то хотя бы… ослабит воздействие.

— Хороший же из вас воин Церкви, если вы полагаетесь на амулеты больше, чем на силу веры! — ощерилась Ноэми. — Может, стоит донести на вас?

— Воля ваша — доносите, — пожал плечами Агилар. — Но всё-таки советую воспользоваться моим предложением. Особенно, если хотите остаться в здравом уме и безо всяких подселенцев в голове… И ещё — лучше постарайтесь сейчас уснуть. Время до рассвета пока есть, а завтрашний день будет тяжёлым.

И сразу же равнодушно отвернулся, устраиваясь по другую сторону то и дело вспыхивавших красновато-багровым угольев. «Как чёрт в Бездне, — решила Ноэми, — и, наверное, точно так же любит пытать грешников». Но, вспомнив ночное видение, сама перепугалась подобного сравнения, торопливо натянула цепочку и улеглась, отодвинувшись подальше от Агилара.

На удивление для самой себя, задремала Ноэми быстро и на сей раз никаких снов не видела. А проснулась от звуков тихого разговора, происходившего где-то поблизости.

— Зря вы звезду на девчонку повесили, — произнёс немолодой мужской голос.

Следом за ним Ноэми услышала и речь Агилара:

— Тоже, как она, считаешь — что у меня без амулетов веры не хватит справиться?

— Нет, конечно, господин офицер! Ну, а всё-таки — нехорошо. Если…

— Вот «если» — то арбалет при тебе, меч тоже. Главное, не размышляй слишком долго, когда правда что-то неладное увидишь. А уж там… Сагредо — не кабинетная крыса. Он всё поймёт и под суд тебя не потащит.

«Это ведь он себя убить предложил, в случае чего. Фанатик, — с отвращением подумала Ноэми. — Урод чокнутый!»

— Как скажете, господин офицер, — ответил собеседник Агилара. — Но не хотелось бы.

— Поверь, мне хочется ещё меньше, — хмыкнул последний и, немного повысив голос, добавил: — Госпожа Бернар, если проснулись — вставайте! Иначе отправитесь в путь голодной, несмотря на ваше подданство.

Ноэми захлестнула злость. Стоило так дорого заплатить за спасение от ташайцев, чтобы угодить в руки к тем, кто был хуже самых кровожадных дикарей!.. Палачам, которые уничтожали любого, не желавшего склонять голову перед жадной Тиррой, всюду запустившей свои щупальца. Тем, из-за кого родителям пришлось бежать в эти проклятые дикие земли, где мама заболела и умерла, и… И отец навсегда изменился, странно и страшно, и ничего, ничего больше не было таким, как раньше!

«Урод, как есть, — открыв глаза, покосилась на Агилара Ноэми. — Пёс проклятый… Ребёнок я ему, что ли, чтобы так издеваться?! Я ведь уже совсем взрослая, через год отец бы меня замуж выдал, если б не…»

Отец. Перед глазами вновь до жути ярко вспыхнуло то, как тогда, на привале, он сбросил развязанные потихоньку на себе и на ней путы, и встал. Подошёл к недоумевающим, но уже схватившим оружие ташайцам и швырнул в их сторону какой-то маленький предмет.

Утренние джунгли озарились голубоватым светом. Дохнуло пронизывающим холодом, подобного которому Ноэми не ощущала ещё ни разу в жизни. А миг спустя вокруг разлетелись длинные, острые, словно стальные лезвия, тонкие ледяные иглы. Почему-то они не коснулись ни отца, ни стоявшей за его спиной Ноэми, зато безжалостно впились в тела и лица дикарей. Воздух наполнился криками, в которых звучали изумление и боль. Следом Ноэми услышала отчаянное: «Беги, дочка! Беги, и ни за что не останавливайся!» — и не смогла перечить его приказу.