Сердце Эулалии принялось биться чуть чаще под тонким шёлком её травянисто-зелёного платья. Но она не замерла от ужаса и не сжалась в комок в ожидании неизбежной расплаты, как, возможно, сделала бы ещё совсем недавно.
— Правда?.. — с улыбкой сказала она, поднимаясь со своего места так резко, что едва не толкнула при этом поспешно отдёрнувшуюся Вилму. — Разве вы видите на мне кандалы? — всё так же улыбаясь, Эулалия вскинула в быстром жесте обтянутые узкими длинными рукавами запястья. — Или может быть, на главной площади для меня уже готовят костёр?.. А ведь во дворце было полно Чёрных Гончих! Так что подумайте, госпожа Мейер, и сами найдите ответ на свой вопрос.
— Я думаю, ты или очень ловка, или абсолютно невиновна, — в голосе Вилмы проскользнуло что-то похожее на уважение. — Так что можешь заслуженно наслаждаться своим триумфом… желательно, не слишком задирая при этом нос. А сейчас лучше поспеши к своему учителю — Сигеберт, в общем-то, и отправил меня к тебе, чтобы передать это указание.
— Уже иду, госпожа Мейер.
Произнеся эти слова, Эулалия присела перед Вилмой в реверансе — легком и почти неуловимо глумливом, а потом, и вправду, поспешила прочь из библиотеки.
Адептка не знала, чем встретит её жестокий глава Ковена — очередным нудным поручением, приказом ублажить его в постели каким-нибудь особо изощрённым способом или вовсе, как Вилма, обвинениями в запретной магии. Но она не испытывала перед Сигебертом прежнего, смешанного со жгучим отвращением, трепета. Может быть потому, что в её голове было слишком тесно от мыслей и без раздумий о похотливом наставнике. Сейчас, проходя по коридорам его особняка, Эулалия невольно вспоминала разговор, состоявшийся пару дней назад в другом хорошо знакомом ей доме.
…Она стояла посреди кардинальского кабинета — со сложенными на груди руками и потупленным взором, словно бы уже представшая перед церковным судом. Но слова, послужившие ответом на её рассказ об исцелении Рихо, не звучали как обвинение.
— В любом случае, всю ответственность я беру на себя, — голос Габриэля был негромким и спокойным — таким, каким Эулалия привыкла слышать его почти всегда. — Это именно я отправил вас во Флидерхоф. И поверь, окажись я сам вместе с вами — не стал бы удерживать тебя. Я благодарен тебе за спасение жизни офицера и… моего друга.
— Но это же, — Эулалия не удержалась и по-детски шмыгнула носом, — была магия крови и…
— Ты использовала те средства, которые были тебе доступны, — голубые глаза смотрели на неё без жалости, но и без презрения. — Не растерялась в бою. Спасла человека, который служит Церкви. Что до магии крови… просто не увлекайся ею впредь, ясно?.. Она запретна вовсе не без причины. Все преступления, что совершались с её помощью и записаны в старых хрониках — лучшее тому подтверждение. Но иногда самый скверный инструмент может послужить доброй цели. Во всяком случае, я в этом уверен. И можешь не сомневаться, у меня хватит власти попридержать тех, кто думает иначе.
Кардинал сидел за своим письменным столом, почему-то облачённый в светское платье — его чёрный камзол очень напоминал мундиры Гончих. Может быть, именно непривычная одежда или слегка растрёпанные сегодня светлые волосы Габриэля, заставили Эулалию задуматься о том, что он всего на несколько лет старше её самой… Только вряд ли может кому-то показаться слабым и неопытным. Страшно было бы иметь его своим врагом, но службу такому человеку Эулалия считала высшей честью.
========== Глава 22. Цена ==========
Большая, но довольно просто и скупо обставленная гостиная генерала Эрнста Ритберга, должно быть, никогда ещё не видала столь важного посетителя. Но сам хозяин этих стен держался перед венценосным гостем очень спокойно — будто бы в том, что сам император навестил его дом, не было ничего особенного.
— Я решил проявить снисходительность, учитывая ваши прежние заслуги, — разглагольствовал Карл, сидя в белом кресле с гнутыми ножками. — Так что я готов услышать просьбу о прощении и даровать его. И принять вашу присягу, разумеется, — закончил он, высоко вздёрнув подбородок и глядя прямо в светлые спокойные глаза Ритберга.
«Высокомерный, недалёкий мальчишка, — безрадостно размышлял тот. — А его противница — изнеженная девочка, оказавшаяся слишком мягкой и наивной, чтобы удержать трон. И её муж… Альбрехт Кертиц, почему же вы так и не прислушались к моим советам?.. Вы были прекрасным командиром на поле боя, но политик из вас вышел скверный. Обе стороны слабы, обе… Война вполне может затянуться — и будь я проклят, если Лутеция и Эдетанна этим не воспользуются!.. А лерийцы уже пытаются отхватить свой кусок, чёртовы изменники! Жаль её величество Гретхен, но сам я могу лишь попытаться закончить эту внутреннюю свару поскорее — пока к ней не добавилась внешняя».
— Ну, так что вы скажете, генерал? — протянул Карл, торопя стоявшего перед ним собеседника с ответом. Терпеливостью император никогда не отличался. — Надеюсь, вы способны оценить ту честь, которую я оказал, приехав в ваш дом — всё ещё дом преступника, надо заметить!
— Способен, ваше величество, — эти слова Ритберг произнёс с еле слышным вздохом. — И принесу вам присягу, как только смогу.
Вильгельм, изваянием застывший возле кресла Карла, удивлённо покосился на Ритберга. По мнению капитана гвардии, получасовые рассуждения императора о собственной снисходительности и милосердии, могли разве что разозлить кого-то, но уж точно — не переубедить. Похоже, старый генерал принял решение ещё до визита Карла.
Но, впрочем, как ни старался Вильгельм, ему не слишком удавалось сосредоточиться на происходившей в гостиной беседе. Глядя сверху вниз на светло-рыжую макушку своего друга, он не мог не вспоминать вчерашний вечер. Тогда будущая жена Карла долго и громко стонала, пока сам Вилли брал её, сначала в своём маленьком кабинете — так, что ладони Луизы разъезжались на гладкой деревянной поверхности стола, и чернильница оказалась сшибленной на пол, запятнав светлый паркет — а потом в спальне, куда любовники прокрались, словно воры.
***
Луиза была жаркой и жадной, раскрываясь ему навстречу, принимая его в себя с коротким удовлетворённым вскриком, царапая плечи своими идеально отполированными ноготками, а после — легко касаясь царапин горячими влажными губами.
Вильгельм начинал думать, что эта роскошная женщина с фарфорово-белой кожей и чёрными — словно у несущего гибель штормового моря — волнами длинных волос, рассыпавшихся по подушкам любовного ложа, была всё же достойной наградой. Достойной его — дважды предателя, которому вскоре предстояло стать ещё и убийцей.
Потому что она напоминала лучшее вино, щедро приправленное ядом или нежный шёлк, в который обернули множество нещадно ранящих стеклянных осколков. Дарила краткое наслаждение и сулила неизбежные мучения в будущем. Но Вильгельм был к этому готов.
…Он всё решил для себя уже в тот момент, когда в его кабинете Луиза начала призванную вызвать жалость речь о том, как её притесняет и оскорбляет дядюшка. И, разумеется, закончился это рассказ просьбой «беззащитной дамы» помочь и защитить её от происков родственника самым надёжным способом — отправив того в мир иной.
Возможно, знай Вильгельм вдовствующую императрицу чуть хуже, его растрогали бы трепещущие чёрные ресницы и прижимаемые к пышной груди ладони — актриса из Луизы вышла отличная. Но сейчас он ни на миг не поверил в её беспомощность. Зато понял — появилась недурная возможность получить то, чего он так давно желал.
— Я убью канцлера — так и тогда, как вы скажете, ваше величество, — сказал он, глядя сверху вниз в сверкающие тёмно-синие глаза. — Но сначала — я попрошу с вас плату.
Вильгельм был готов к тому, что императрицу возмутит такая меркантильность. Но Луиза лишь окинула его внимательным взглядом и сухо спросила:
— И чем же я смогу расплатиться с вами? Вы аристократ, вы богаты и пользуетесь расположением императора? Чего вам ещё желать?
— Вас, ваше величество, — ответил Вильгельм с широкой улыбкой, делая шаг к Луизе. — Вас — самую соблазнительную женщину Мидланда.
