— Рихо, — просяще сказала она, слегка протянув вперёд ладонь. — Рихо!..

Прежде он, конечно, бросился бы к ней, чтобы заключить возлюбленную в объятия. Но теперь только потупил взгляд и медленно произнёс:

— Лавиния… Я бы сказал тебе: «Прости». Но я знаю, что прощения мне нет и не будет. Не знаю, что я могу предложить тебе… В искупление.

— Не знаешь, значит, — растерянность исчезла с лица Лавинии, будто бы мгновенно расползшаяся от воды бумажная маска. Она в два шага подлетела к Рихо и, не стесняясь, отвесила ему смачную пощёчину. — Вот тебе искупление!.. Чёртов болван!

Он дёрнулся от удара, но не проронил ни слова. Только посмотрел в горящие ледяным пламенем глаза Лавинии и подумал, что она, кажется, стала ещё больше похожа на брата. И это было неожиданно больно.

А потом она, привстав на цыпочки, обхватила Рихо за плечи. И прижавшись щекой к его новому мундиру с белым контуром собачьей головы, громко зашептала:

— Я ни в чём тебя не виню и никогда, никогда не стану винить!.. Я знаю, что каждый из вас с Габриэлем сотню раз умер бы за другого! Так случилось, что это оказался он. Но я никогда, никогда не смогла бы решить, кого из вас мне было бы потерять больнее… Пожалуйста, Рихо, не оставляй меня!.. Ради всего святого, не оставляй ещё и ты!

Рихо почувствовал себя действительно болваном… Да что там — бесовым остолопом, причиняющим любимой женщине всё новые мучения!.. И наконец сгрёб её в объятья, а она вцепилась в него, словно утопающая. А когда Лавиния потянулась к нему с поцелуем, охотно ответил. В этом было очень мало нежности и очень много разделённой боли. Но делить её оказалось всё же чуть легче, чем терпеть в одиночестве.

— Я знаю, что через неделю ты отправишься за океан, — сказала Лавиния, когда их поцелуй всё же закончился. — А я чуть позже отплыву на Хрустальные острова, откуда вряд ли когда-нибудь ещё вернусь на континент. Но эти последние дни точно будут нашими!..

***

Закат над черепичными тиррскими кровлями пылал алым, фиолетовым и пурпуром. И Неро Мерьель, стоя на террасе своего особняка, благодушно любовался буйством красок в небе над величайшим городом мира. Пока ещё не отдавшимся ему, словно покорная, изнывающая от страсти любовница… Но делавшимся из-за своей неприступности ещё более желанным и сладким плодом, который ладонь Неро непременно однажды торжествующе поднесёт к губам.

— Так значит, вы ничего не сказали Агилару об истинной судьбе кардинала Фиенна?.. — стоявший рядом с Мерьелем Элиас Йерг, бесцеремонно вырвал своего покровителя из приятных раздумий. — О том, в чём призналась на допросах Мейер: что его тело… Во всяком случае, если Трое оказались к Фиенну милосердны, то — только тело, утащила в Бездну адская тварь?

— Нет, разумеется, нет, Йерг! — фыркнул Мерьель. — Агилару совершенно ни к чему пока что знать об этом. Мне в его лице нужна послушная и в меру злобная псина. А не обезумевший зверь, в которого он наверняка превратится, вызнав правду об участи своего друга. Так что пусть пребывает в относительно счастливом неведении.

— Как вам будет угодно, ваше высокопреосвященство.

========== Эпилог ==========

— О, Трое милосердные и защищающие!.. Спасите… Спасите, если не жизнь её величества, то хотя бы мир и покой в моём доме!.. И сберегите мою семью от гнева Чёрного Барса!

Госпожа Хелена Хеннеберг — светловолосая худощавая женщина лет сорока с довольно миловидным, хоть уже и несколько увядшим лицом — обычно отличалась сдержанным характером и весьма решительными манерами. Но сейчас она бестолково металась из маленькой гостиной, в соседнюю, густо пропитанную запахом крови, спальню и обратно, потеряв всякое самообладание.

Было отчего прийти в ужас, когда до сих пор мирно гостившая в замке её семьи правящая императрица, чей визит обещал грядущие милости всему роду Хеннебергов, умирала после тяжёлых родов в той самой тошнотворно пропахшей комнате.

В отчаянье заламывавшая руки Хелена ощущала себя так, словно на её дом взамен благословению, на которое она с такой надеждой уповала, обрушилось скорое и неотвратимое дьявольское проклятие. Да и чем, как не происками сил Бездны, можно было объяснить тот факт, что замкового мага-целителя, точно сумевшего бы помочь императрице, как раз на днях растерзал на охоте кабан?!.. А других чародеев в округе не обнаружилось.

Вот только вряд ли Чёрный Барс, который не так давно отпраздновал славную победу над узурпатором и теперь, как говорили, весьма успешно правил в Эрбурге, ко всеобщему облегчению быстро спровадив из имперских земель жуткую Госпожу Бестий с её островными язычниками, благосклонно примет такое объяснение причин смерти своей невестки.

— Госпожа, — вдруг сквозь пелену охватившего её страха расслышала Хелена голос старой служанки Берты, до этого тихо сидевшей в углу комнаты. — Госпожа, не мучайте вы себя так!.. Всё равно делу этим не поможешь. А сыночка её величество всё ж таки родила здоровенького. Глядишь, и не останется империя без наследника, коли хорошо за ним присмотрим. И Чёрный Барс нас карать не станет, ежели мы ему ребёночка живым отдадим. На всё воля Троих, госпожа!.. Ступайте лучше к её величеству. Может, она что ещё скажет да передаст напоследок.

— Хорошо… — Хелена остановилась, поправляя выбившийся из причёски локон и стараясь отдышаться. — Хорошо, Берта, спасибо. Пожалуй, ты права, я пойду к ней.

— Вот и славно, госпожа. Трое милосердны!..

— Милосердны. Милосердны… Да, я уже иду.

На распластавшуюся в постели юную императрицу Хелена посмотрела с искренней жалостью. Стоило увидеть её будто бы восковое желтовато-серое лицо, окружённые чёрными кругами запавшие глаза и бескровные губы, как становилось ясно — жить Гретхен осталось недолго. Лежала та с закрытыми глазами и лишь едва слышное дыхание позволяло понять, что она не отправилась ещё к Престолу Троих.

Но когда Хелена уже собиралась выйти из спальни, чтобы не тревожить лишний раз умирающую, Гретхен вдруг распахнула глаза и удивительно громко, даже пронзительно, выкрикнула, ухватив сидевшую рядом с кроватью служанку за рукав платья:

— Уберите!.. Прогоните, прогоните её прочь! Не пускайте к моему сыну!..

Хелена вздрогнула, подумав, что речь идёт о ней самой. И удивилась, чем снискала такую немилость всегда кроткой и любезной императрицы. Но тут служанка, до этого что-то успевшая успокаивающе пробормотать, склонившись над постелью, обернулась к Хелене и с заискивающей улыбочкой произнесла:

— Бредит она госпожа, как есть, бредит! Всё женщину какую-то видит, со змеями на плечах. Говорит, чтоб сыночка её от той охраняли. Как есть плоха, что и говорить, госпожа!.. Помолимся за её душу!

— Помолимся, — кивнула Хелена, вяло осенив себя знаком звезды. — Помолимся и позаботимся о маленьком принце Людвиге, конечно.

Желание выскочить из этой ужасающей, пропитавшейся смертью норы сделалось просто нестерпимым. И, воровато подобрав юбки, Хелена бросилась прочь. Но прежде, чем она вылетела за порог комнаты, ей показалось, что в углу спальни и впрямь застыла женская фигура, словно бы окружённая клочьями чёрного тумана. На плечах у женщины лениво возлежали огромные змеи из заморских краёв.