«Проклятый святоша, — сердито подумал Карл, в очередной раз пытаясь поудобнее устроиться на жёстком стуле для посетителей. — Холёный белый червяк. Интересно, кому он служит в первую очередь — своей паучьей семейке или спесивому Святому Престолу? Уж не Мидланду точно!»

Фиенны. Аристократы с холодной голубой кровью. Владельцы обширных земель, неприступных замков и торговых кораблей, одинаково ловко пользующиеся для собственного блага вассальными обязательствами и долговыми расписками тех, кто угодил в их тенёта.

На престолах крупных государств предки кардинала Габриэля не сиживали ни разу, но почти всегда стояли рядом с тронами, умудряясь в любых смутах уцелеть и только приумножить семейные богатства. И, когда прапрадеды Карла были ещё лишь удачливыми предводителями разбойничьих шаек, наводнивших осколки Первой Империи, Фиенны уже не первую сотню лет входили в число знатнейших семей континента.

— Изложенные вами соображения мне понятны и — отчасти — близки, ваше высочество, — соизволил откликнуться на прочувствованную речь Карла кардинал. — И, уверяю вас, Церковь счастлива видеть в вашем лице столь почтительного и верного сына.

«Мягко стелет, как и всегда. Но, похоже, и не подумает поддержать меня, пока я прочно не займу трон», — пришёл к выводу Карл и попытался прочесть что-то ещё по лицу кардинала. Проще было бы анализировать эмоции каменной стенки — в стылом омуте голубых глаз Габриэля не отражалось ровно ничего.

Габриэль был молод. Многие говорили — чересчур молод для кардинала, что давало лишний повод для слухов, будто место было куплено для него могущественными родичами. Сплетен вокруг главной фигуры в мидландской церковной иерархии вообще хватало.

Болтали, что Габриэль стал духовным лицом не по собственному решению, а по воле отца, который, застав сыночка кувыркавшимся в постели с сестрой, предложил тому выбор — священнический сан или изгнание в Закатные Земли. Думая об этом, Карл находил лишний повод для ненависти к кардиналу — три года назад, ещё совсем мальчишкой побывав при дворе короля Лутеции, он видел там сестру Габриэля — Лавинию, Белую Львицу Фиеннов — и влился в обширные ряды её обожателей. Правда, происходило это до того, как молодой Вельф сошёлся со страстной и изобретательной в любовных делах Луизой, но всё же…

Ещё тише шептались о другом — будто бы служить Церкви Габриэль мечтал с юных лет, но начинал путь, как её солдат, а не проповедник. Якобы он учился в Обители Терновых Шипов — то ли монастыре, то ли крепости, скрывающейся в Иррейских горах, где готовили Чёрных Гончих — неутомимых борцов с недругами Создателя — ну, или, во всяком случае, с теми, кого назовут своими врагами церковные иерархи.

Вот в последнюю байку Карл точно не верил. Гончие считались великолепными бойцами, а Габриэль, по мнению принца, выглядел изнеженным дохляком, который и меча-то в руках ни разу в жизни не держал.

— Но, ваше высокопреосвященство, одобряет ли Церковь мои намерения? — уже в лоб спросил Карл. Он решил, что в искусстве недомолвок и полунамёков с кардиналом тягаться точно не сможет, а вот на прямо поставленный вопрос собеседник вынужден будет ответить.

— Церковь милосердна ко всем своим детям. И она стоит выше мирских распрей, не забывайте об этом, ваше высочество. Разве пристало мне, её смиренному служителю, идти против мидландского престола? — Габриэль сделал паузу, а затем, едва слышно, закончил: — Кто бы его ни занимал.

Принц с облегчением выдохнул — это означало если и не поддержку, то невмешательство, что уже было неплохо.

***

В большой и роскошной карете вдовствующей императрицы в этот летний день было нестерпимо душно и жарко. Луиза в раздражении обмахивалась кружевным чёрным веером, чувствуя, как платье липнет к мокрой от пота спине. Маячившее перед глазами одутловатое лицо горничной, которая сидела напротив, не добавляло хорошего настроения. Красивых и бойких представительниц женского пола Луиза в своём окружении не терпела, но сонные клуши тоже иногда начинали её бесить.

Впрочем, для раздражительности у Луизы имелись и более веские причины, нежели жара или неугодная прислуга. Луиза осталась довольна встречей с чародейкой — хоть Вилма и подтвердила, что в личной проблеме императрицы магия абсолютно ничем не может помочь, зато в остальном на Ковен можно было смело положиться — но исход встречи Карла с кардиналом её тревожил, учитывая слишком прямолинейную манеру общения принца и непредсказуемость Фиенна.

Кроме того, вдову императора Хайнриха нет-нет, да и начинало грызть беспокойство — даже если всё пройдёт гладко, и Карл получит корону, что ждёт дальше саму Луизу? Принц обещал разделить со своей возлюбленной жизнь и власть, женившись на ней сразу же после восшествия на престол. Допустим, это действительно будет так, хотя Луиза и понимала — высший свет империи отнесётся к такому браку весьма неоднозначно.

Но как долго ей удастся безраздельно владеть вниманием Карла? Сейчас Луизе двадцать четыре года, она на пять лет старше своего любовника. Вскоре её красота начнёт блекнуть, а при императорском дворе всегда хватает юных и прелестных дворяночек, мечтающих стать любовницами императора хотя бы на короткое время — ведь это сулило должности и земельные пожалования для родни фаворитки и, вполне вероятно — выгодный брак для самой счастливой избранницы монарха, когда та ему прискучит.

Возможно, Луизе придётся самой подбирать мужу любовниц — из тех, что поглупее и не имеют влиятельных родственников или желания вмешиваться в политику. Либо… способы сохранить в своих руках власть могут быть различны, и Луиза готова воспользоваться любыми из них.

Но, помимо стремления к власти, женщину продолжала мучить и иная жажда. Альбрехт, чёртов праведник.

Три года назад, ещё при жизни старого императора, Альбрехт впервые привлёк взгляд Луизы. Тогда на молодого дворянина было устремлено всеобщее внимание — Альбрехт только что возвратился с успешной для империи войны с Эдетанной, где сумел показать себя с лучшей стороны. И Луиза, как и многие другие дамы мидландского двора, с учащённо бьющимся сердцем наблюдала за рослой и стройной фигурой нового приближённого императора Хайнриха.

Уже после того, как овдовела, Луиза использовала все способы, чтобы привлечь внимание Альбрехта. Даже написала ему письмо с заверениями в своей благосклонности — анонимное, но полное прозрачных намёков на авторство. Но тщетно — Альбрехт по-прежнему был глух к мольбам страстно желавшей его женщины.

Что ж, Луиза не увидела Альбрехта в своих объятьях, но очень скоро увидит его мёртвым. Может, тогда ей станет немного легче.

***

Когда тяжёлая дверь захлопнулась за почтительно распрощавшимся с кардиналом принцем, Габриэль с минуту помедлил, а потом насмешливо произнёс:

— Выбирайся уже из своего убежища, Рихо. Или тебя там сон сморил?

Тут же один из многочисленных в кардинальском кабинете стеллажей с книжными полками отъехал в сторону, и в открывшемся дверном проёме появился молодой мужчина. Его угольно-чёрные волосы длиной доходили до плеч, смуглое лицо с блестящими тёмными глазами, носом с небольшой горбинкой и жёсткой линией рта казалось довольно симпатичным, но вот на мидландца он походил мало — скорее уж в нём можно было заподозрить уроженца Эдетанны или ещё более южных краёв.

— Почти сморил, пока это рыжее недоразумение распиналось о своих великих планах, — ответил на вопрос своего господина Рихо Агилар, официально — один из офицеров мидландских Чёрных Гончих, неофициально — порученец кардинала. — До чего противный сопляк.

— Это недоразумение, вполне возможно — наш будущий император. Что же до сопляков — ты серьёзно, Рихо? Мы в его возрасте…

— Создателя ради, не сравнивай, Габриэль, — скривился Рихо. — И ты всерьёз полагаешь, что он станет императором?

— А ты не поминай всуе имя Первого из Троих, хотя бы в моём присутствии… воин Церкви, — по бледным губам Габриэля скользнула улыбка. — Молодой Вельф рвётся к трону, и я сильно удивлюсь, если он делает это исключительно по собственной инициативе. Но у него вполне может получиться.