- И им ещё хватает наглости приглашать нас! Нет, ну ты представляешь? Он ведь когда-то называл Герми грязнокровкой. Да что там, и теперь бы называл, если бы ему это продолжало сходить с рук. Ненавижу! — негодовал Рон, любовно обнимая рукой горло почти опустевшей бутылки огневиски.

Гарри смотрел на него исподлобья, чуть хмурясь и никак не комментируя сказанное другом. Со стороны могло показаться, что ему, в общем-то, и нечего сказать, и всё происходящее он воспринимает исключительно как ничего не значащую пьяную болтовню, и только побелевшие от напряжения пальцы его рук, намертво сцепленные в замок, выдавали его с головой. Но младший сын семейства Уизли, в очередной раз проявляя свою знаменитую чуткость, беззаботно продолжал:

- Нет, ладно я, да и Герми — всё же, она теперь часть семьи. Но чтобы этот Пожиратель приглашал тебя, победителя Воландеморта, на свадьбу с девушкой, которую от тебя же увёл!.. Просто неслыханная наглость!

Услышав эти слова Рона, его друг детства ощутимо вздрогнул, — и тут же передёрнул плечами, то ли пытаясь скрыть свою неловкую слабость, то ли желая сбросить с себя груз постыдных чувств. Под непрекращающееся навязчивое бормотание рыжего незаметно выпасть из реальности, полностью уйдя в себя, было несложно — но, пожалуй, даже будь он более занимательным собеседником, Гарри бы всё равно не смог сбежать от своих мыслей.

До свадьбы оставалось два дня, а сообщили ему о ней за три месяца. Казалось бы, времени для того, чтобы смириться с неизбежным и оправиться от первоначального шока, было более чем достаточно. Даже Гермиона недавно бросила, как бы между прочим, что, как ни крути, но эти двое — красивая пара. Да и Рон возмущается, скорее, просто для порядка, ведь он так привык ненавидеть своего будущего зятя. Но печаль, лавой бурлящая внутри темноволосого гриффиндорца и разъедающая его внутренности, разрасталась с каждым днём, распиливая его сознание, закупоривая его душу. Его жизнь была поставлена на счётчик, словно он был раковым больным.

Всё же, судьба — штука забавная. Взять в качестве показательного примера хотя бы его, Гарри Поттера, титулованного Героя Второй магической войны, Мальчика-Который-Выжил, национального кумира и любимца женщин. Он был убеждён, что, выживи он в битве с Воландемортом, освободи он от него магическое сообщество, и всё будет хорошо, и жизнь обязательно пойдёт в соответствии с его планами: работа в Аврорате, женитьба на Джинни, несколько невозможно рыжих детишек, празднование семейных праздников в Норе в широком кругу родных и друзей. Только одно не было учтено в его планах недолюбленного сироты, на плечи которого с ранних лет был возложен Атлантов груз: если ты не такой, как все, то это — навсегда. Ты никогда не будешь вписываться в рамки нормальности, установленные обществом, тем самым, чью драгоценную судьбу ты самоотверженно спасал. Однако быть победителем не совсем уж бесполезно — можно понадеяться на то, что все признаки твоей «ненормальности» будут списывать на постравматический синдром. Или на твою патологическую неудачливость. Или на то, что слава тебя таки не испортила, и ты продолжаешь слепо доверять людям, так что не твоя вина, что некоторые из них этим пользуются. В общем, оправдание своему кумиру публика всегда найдёт. Главное — ни в коем случае не признавать, что святой Гарри Поттер может вовсе не соответствовать выстроенному в их головах образу.

А этот парень из плоти и крови сидел на крохотной кухне своих боевых товарищей — во всех смыслах, — и единственным, что удерживало его от того, чтобы не начать распадаться, шов за швом, словно в замедленной съёмке, было его нежелание разбираться с последствиями.

В том, что они будут, он не сомневался ни на йоту: ведь когда Гарри, не сдержавшись, ляпнул в интервью «Пророку», что «ему совсем не обидно, что Джинни решила поступить именно так: Люциус Малфой в гробу бы перевернулся от потрясения, значит, оно того стоит», на него обрушилась волна критики. Он, выходит, и мелочный, и злопамятный, и проигрывать не умеет, да и вообще, судя по слухам, во время беседы с репортёром национальный Герой был бессовестно пьян, так что неудивительно, что из его рта исходили комментарии характера самого бестактного.

Вдобавок к тому, гриффиндорец, конечно же, соврал, обидно ему было, да ещё как. Где это видано, чтобы героям предпочитали подлецов, причём столь явно, напоказ, бесстыдно? Однако Гарри, который свой статус золотого мальчика считал скорее недостатком, вёл этот беспрестанный самоанализ в несколько других категориях: что он сделал не так, в чём оступился, чтобы верная и добросердечная Джинни так жестоко его оставила?

«Гарри, ты благородный, ты честный, ты должен меня понять — он любит меня так самозабвенно, будто всю жизнь ждал. Такому чувству нельзя не ответить взаимностью. Прости меня, если сможешь».

Парень едва слышно вздохнул. Изначально он вполне логичным образом грешил на приворотное. Или на какой-нибудь Империус. Потому что, каким бы Поттер не признавал себя увальнем в сердечных делах, он, положа руку на сердце, не мог найти ни одной причины того, чтобы Джинни выбрала вместо него человека, который неизменно отзывался о членах её семьи как «нищебродах» и «предателях крови». Гермиона с Роном тогда его поддержали, и под их натиском младшая дочь семейства Уизли была проверена на все возможные (и крайне маловозможные) виды внешнего вмешательства в дела сердечные. Впрочем, напрасно они навлекали на себя её гнев: чувства девушки, если и были введены в заблуждение, то явно не магическим способом.

А в том, что какой-то обман всё же имел место быть, Гарри не сомневался. Малфой же, в сущности, являл собой целую квинтэссенцию проблем: близкие Джинни его терпеть не могли, статус его семьи в магическом обществе после войны не просто пошатнулся, а исчез как категория, хотя их имущество большей частью и не тронули (отец был приговорен к Поцелую Дементора, а самого слизеринца и Нарциссу спасло лишь то, что они оба, якобы, были «вынуждены действовать определенным образом под давлением со стороны главы семьи, от которого они полностью зависели»), а сам он был заносчивым, язвительным снобом. Не то, чтобы Гарри был подарком, но ведь даже в сравнительном отношении…

Неожиданно брюнет услышал чертыхание и вымученное шипение, словно бы кто-то поранился и, с трудом сбросив с себя морок размышлений, с изумлением осознал, что это он был он сам: из угла рта по подбородку мерно стекала тонкая струйка крови, во рту застыл привкус железа.

- Дружище, ты в порядке? — Рон уже стоял почти вплотную к нему, обеспокоенно вглядываясь в его как бы искаженные от боли черты.

- Эм, да, да, — чуть помявшись, заверил его Гарри, небрежно отерев подбородок рукавом своего чёрного свитера. — Так тебя заслушался, что сам не заметил, как прокусил губу, представляешь! — Он мягко улыбнулся другу, но улыбка эта, тем не менее, выглядела вымученной, и в добрых голубых глазах напротив засветились понимание и сочувствие.

- Выпьешь, может, чуток? А, Гарри? Уже скоро Герми должна вернуться, она просто аппарировала к родителям, часто теперь их навещает, понятно по каким причинам, ну да я тебе говорил уже об этом…

- Нет, Рон, и не предлагай. Не хватало ещё, чтобы потом, уходя от вас, я нарвался на какого-нибудь репортёришку, который всем снова растрепет о том, как я «заливаю своё горе»! — Гарри скорчил презрительную гримасу.

- Будь помягче к себе, дружище. То интервью, оно… Ну, давно это было, в общем, почти сразу после того, как… — тут парень ощутимо замялся — в общем, ты понял.

Гарри раздраженно кивнул, и оба понуро замолчали. Никому не хотелось вспоминать, как бывший жених Джиневры Уизли отреагировал, когда она только объявила о своей помолвке с Драко Малфоем. С их разрыва тогда прошло чуть больше недели, и гриффиндорец поначалу безвылазно сидел взаперти и то и дело спал, не прерываясь на приёмы пищи.

В тот день, когда Рону с Гермионой, юной чете, тайком поженившейся почти сразу после окончания войны, всё же удалось его вытащить вечером в паб, Поттер омерзительно напился и высказал им, а также всем присутствовавшим, что именно он думает о прочности уз Гименея. Наутро ему, безусловно, было безумно стыдно, и перед друзьями он тут же извинился, но урон уже был нанесён: газеты пестрели фото и комментариями очевидцев, и победитель Воландеморта был заклеймён как страдалец, «к поствоенным ранам на душе которого добавилась ещё и сердечная», и теперь вся общественность, которая только и хотела побыстрее забыть обо всех ужасах предыдущего года, была занята тем, что гадала, сломит ли произошедшее Мальчика-Который-Выжил вконец, так, что он с головой уйдёт в саморазрушение, либо же он таки выстоит. Опять.