На страницах книги упоминались люди известные, которых видишь в новостях по телевизору. Речь шла о тех, кто имеет доступ к рычагам правления и худо-бедно чем-то всё же заправляет, а поэтому всё же влияет на жизнь всех и каждого, хочешь ты этого или нет, голосовал ты за этих деятелей или проспал день всеобщего голосования, выпадающий обычно на воскресенье, русский ты, француз или беглый апатрид, плывущий к европейским брегам на пироге.

Государственные, общественные и культурные учреждения, все «кластеры» социума, в котором сам я жил, и практически все виды деятельности, сколько-нибудь соприкасавшиеся с общественными интересами, с миром идей, не говоря уже о силовых, правовых и просто партийных структурах, – все они в открытую обслуживали не население своей страны, а международную «закулису». Цель же простая – подчинить, обобрать, повесить на шею ярмо.

Впрочем, здесь чувствовалось и еще что-то совсем уже смутное, даже загадочное, мрачное, как я сразу уловил, и при этом как бы невзначай ускользавшее от понимания. Тот факт, что современные фехтовальщики по сей день устраивают свои клубные сборища в известных присутственных местах, в самом сердце города, в котором я находился, – всё это тоже уже не шокирует. Тот факт, что силовики пасут эту «братию», а то и сами пасутся у нее на прикорме, на узаконенных за собой вотчинах, – это тоже старо как мир. Ведь очевидно, что контроль над любой структурой – с замашками на влияние – проще осуществлять изнутри, а не снаружи.

Но уже труднее становилось проглотить выдаваемые за чистую моменту отчеты о сборищах, которые проходят в главном офисе силовиков, где сегодняшний президент, сам вчерашний силовик, во всеуслышанье якобы бахвалится, что само это учреждение – дом родной для всякого уважающего себя «строителя» и чуть ли не сама штаб-квартира новоявленного ордена, основанного еще тамплиерами. И если верить книге, которую я читал, делалось всё это открыто. Даже не было нужды наводить тень на плетень.

Это и были факты. Вот только на кого этот орден собрался идти такой ордой? С кем он собирался скрестить свои мечи? С уличными демонстрантами? С собственным населением? С арапом, гребущим к Европе через Дарданеллы?

Я вполне отдавал себе отчет, что мир совсем не такой, каким он кажется, каким себя внешне навязывает вся «матрица». Но не «таким» является сегодня практически всё. С другой стороны, не могла же эта «матрица» выглядеть полной противоположностью того, чем она являлась в действительности. Она не могла быть невидимой вообще. Это не лезло ни в какие ворота. Проблема была не в фактах, а в степени их несоответствия привычному пониманию вещей. Причина была и в неадекватности восприятия. Но есть вещи, которые воспринимать попросту не хочется.

Де Лёз своего добился. Нос он мне утер как никогда.

Тогда же, как-то вечером, я и позвонил Эстер, своей вчерашней издательнице, но уже французской. Она конечно догадывалась, что след мой простыл в России, который уже месяц. Но по телефону она не захотела ни о чем расспрашивать и предложила увидеться на следующий день в ее крохотном офисе на рю Бонапарт.

По-прежнему вся правильная, с правильными чертами лица, с идеальной фигурой, неотразимая, сексапильная, хотя и слегка постаревшая, как мне вдруг казалось, она была в одном платье на бретельках, а под ним без ничего, – уж слишком это бросалось в глаза. Символические шлепанцы выглядели жалким извинением за разнузданность стиля. Голоногая, здоровая, мускулистая, кровь с молоком – типичная бизнес-вумен. И как всегда, когда Эстер что-то было нужно от меня, она вопросительно мне улыбалась.

Она расспрашивала об общих знакомых. Я давно никого не видел, сказать было нечего. Она то и дело выпроваживала из кабинета лобастого сухопарого красавчика «Тото», за чем-нибудь посылала его. Новенький. Лет тридцати. Держали его, похоже, на побегушках. И тот покладисто выполнял все прихоти, суетился в одном на двоих темненьком офисе между письменным столом Эстер и собственной галеркой, приспособленной здесь же в углу под рабочее место, которую он еще и называл своим «кабинетом».

По одному ее взгляду, которым она препровождала помощника в спину, я понял, что их связывают не только трудовые отношения. Эта своего не упустит. Но я кривил душой, и она это видела, даже немного упрекала меня глазами за нездоровое любопытство. Какое я имел на это право? Она не переставала подправлять спадающие с плеч бретельки. И я впервые, кажется, пожалел, что проглядел ее в свое время, проглядел свои возможности. Гербарий личных побед я заполнил чем попроще. А ведь могла получиться прелестная страничка. Эх.

Есть мысли, от которых становишься себе неприятен. Или я просто завидовал? Пожалуй, да, немного завидовал. Каждый раз, когда я возвращался в Париж, меня преследовало что-то похожее на зависть. Кому только не удается жить здесь припеваючи. А вот меня от столицы мира чуть ли не воротит, иногда до такой степени, что я дожидался хорошей погоды, чтобы взять телефон и сделать простой деловой звонок.

Тото принес кофе прямо в кофейнике. Черный, крепкий ― то что нужно. Он тоже хотел было посидеть с нами в кресле. Но Эстер глазами показала ему на дверь.

Кончики ее пальцев с почти невидимым перламутром маникюра на ногтях едва заметно дрожали. Я поинтересовался – отчего. Два дня назад она бросила курить. Не променяла ли курение на что-то более продвинутое? Я спросил ее об этом.

– Ты совсем не изменился… Я и думать о тебе как-то перестала, ты уж прости ради бога, – ушла она от ответа. – А вот на днях о тебе вспоминали.

Она вопросительно смотрела мне в глаза. Я смотрел на нее.

– Есть предложение. Тут объявился один австралиец. Держит книжное дело в Буэнос-Айресе и в Лондоне. Могу пристроить твой роман. Тот, помнишь?

Я прекрасно понимал, что эта идея ей пришла в голову только что.

– Ведь он тебе не нравился, – сказал я.

– Австралиец?

– Роман.

– Неправда. Очень нравился. Просто тогда… А ты вспомни, как ты сам реагировал на всё… Если бы не Ванесса… Кстати, где она, что она? Не звонит больше. Что с ней?

Я вздохнул, развел руками. После возвращения из Москвы созвониться с Ванессой я не успел. Но мы уже давно теряли связь. Она жила другой жизнью, далекой от моих проблем. Да и вообще я старался больше не оставлять по углам своей жизни всю эту паутину. Прежние точки отсчета могли меня удержать от внутренних решений. От каких именно? Пока я и сам не знал как следует.

– Пристрой, конечно, эту книгу. Буду ужасно благодарен тебе, – сказал я. – Платить он собирается, или так?

– Аванс, думаю, можно получить. Небольшой.

– Жалко, что небольшой. Деньги нужны, хоть плачь, – пожаловался я.

– А когда они тебе не были нужны? – Эстер, улыбаясь, что-то опять во мне высматривала.

– А этот тип? – Я показал на дверь вслед исчезнувшему «Тото». – Новый сотрудник?

Он отмахнулась. Мол, не первый и не последний.

– Справляется?

– Не то что некоторые… Вот только бы спортом побольше занимался.

Мы посмотрели друг на друга и дружно рассмеялись.

– Эстер а Эстер, позволь задать тебе странный вопрос. Только не смейся…

Она приподняла брови.

– Ты имеешь отношение… к каменщикам? Ко всему этому… – Я даже не знал, как сформулировать свой вопрос; братья-строители мне теперь мерещились на каждом углу.

– Я? Сегодня, сейчас?

– Ну да.

Она смотрела на меня с каким-то новым задором и недоумением.

– Что это тебя…

– Да нет, правда интересно. Вот смотрю на тебя и говорю себе: да ведь она же… Эстер, я уверен, что ты всё про это знаешь. Почему – не могу объяснить. Мне столько книг последнее время попадается. Иногда не знаешь, кому верить.

– Я конечно не должна этого говорить… – Она замялась.

Меня вдруг осенило. Я попал в точку.

– Правда, что ли?! Ты ходишь в эти… Не знаю, как это называется… Клубы? Девичники? Вы что, друг друга «сестричками» называете?