Пока шейх взрывал свои живые боеприпасы, половина вьетнамского полка успела дойти до Кремля, треть втянулась обратно в особняк, потеряв убитыми и ранеными человек пятьдесят, — этого тоже было многовато, — однако жизнь наемника именно такова, что не гарантирована. Огромные семьи во Вьетнаме теперь должны были получить компенсацию, на которую, надо думать, уже много лет надеялись. Бойцы знали, что они — расходный материал, но Ласкарис платил больше и регулярнее других. Теперь вьетнамский генерал ждал уже совсем другого взрыва. И он прогремел.
Покуда кремлевский полк яростно готовился к защите угловых башен, а бабы оплотника, — сношарем Ромео называть себя запретил, — села Зарядья-Благо датского обороняли подступы к Кремлю и к селу со стороны реки, взрыв грянул совершенно не там, где его ожидали. Почти двести лет любовалась Москва на выстроенный в Александровском саду, в том месте, где французы оставили в Кремлевской стене дыру, Итальянский грот. Колонны, обрамленные аркой, сложенной из обломков разрушенных французами зданий, средневековое каменное ядро, вмурованное в нее, все это рухнуло на клумбы. Почти мгновенно там же, в глубине стены, грохнуло еще раз, и не самая популярная из башен Кремля, Средняя Арсенальная, стала разваливаться на глазах.
Таджикская армия шейха запаздывала, застряв среди молящихся в Касимове, запас шахидов иссяк, новых должны были завезти только завтра, и Файзуллох понимал, что время сейчас работает против него, — если враги либо отстоят Кремль, либо возьмут его, сражаться придется всерьез и долго, а вот к этому он был не готов, слишком привык три дня Ид аль-Фитра проводить в отдыхе и молитве. Но, сколь бы ни был враг силен, Аллах еще сильней, и шейх твердо верил, что именно его мусульманское дело правое и поэтому он непобедим.
В Кремле не было паники, трусы в императорскую гвардию не попадают. Клочковский спешно бросал короткие приказы, офицеры выполняли все, все было выполнимо, только вот выполнимо было не все: игнорируя подземный ход, со стороны Никитской валила на Кремль многосотенная, совершенно профессиональная армия вьетнамских наемников, детей народа, как начавшего воевать во времена Наполеона и первых императоров династии Нгуен, так за двести лет и не успокоившегося.
Дмитрий заметно разрастающейся толпой через Кремлевский проезд стал втягиваться в Александровский сад, но по нему был открыт кинжальный огонь из противотанковых винтовок, и он попал в затруднение: предстояло штурмовать баррикаду из тел самого себя, что было и трудно, и больно, к тому же бейсбольные биты против пуль — аргумент слабый. Жертвовать собой до последнего тела он не имел права, уже сейчас, потеряв несколько десятков тел, он утратил значительную часть боеспособности. Разрастись он заранее тысяч до десяти, он бы этой полусотни жертв не почувствовал, но он элементарно не успел. Однако кремлевская гвардия тем временем привела себя в порядок, переместилась на северную стену и подняться вьетнамским штурмовкам Ласкариса на нее не позволила. Пулеметы у гвардии тоже были. Хотя Средняя Арсенальная и грозила рухнуть, но три четверти стены, ведших и к Арсенальной, она же Собакина, и Троицкой, она же Куретная, оставались целы, вьетнамцев туда поднялось лишь несколько. Кого-то из них застрелили, кого-то спихнули вниз.
Со стороны Моховой в две сотни тел давила толпа Катерины Вовкодав, и нельзя сказать, что совсем безуспешно. С запада и севера, несмотря на дыру в стене, Кремль позиции не сдал, с юга же была река, и туда бабы оплотника Ромео никого бы не допустили. Напротив, Ромео выделил брату отдельный батальон и выслал его для охраны довольно беззащитного здания на Лубянке, где на плюс шестом этаже ничего не понимающий Тимон глядел на врученный Шубиным бланк приказа с золотым обрезом, на котором стояло «Вводить войска запрещаю. Павел», и ниже — подпись круглым почерком учителя средней школы. «Не иначе брат подсуетился», — подумал генерал и был прав.
Все могло бы решиться в пользу царских войск, если бы кремлевский полк при поддержке баб и верных оборотней боролся только с вьетнамской дивизией. Однако со стороны Чертолья, со стороны его императорского величества бассейна «Петербург» на Кремль, держа ровный строй, шли внедорожники с ирландцами О’Флаерти, канадцами Макдоннела и китайцами Ляо. Сборная дивизия Манты, полковника ван дер Мерве, вообще ушла в резерв, готовая в любой момент остановить танки дивизии князя Кантемира. Тут на вооружении было оружие более серьезное, но его Ласкарис решил не использовать до переломной минуты, а бомбить Кремль запретил вовсе: собственный дом способен бомбить только идиот. Ольстерский парашютный десант сбрасывать на Кремль раньше полудня он тоже не собирался. Хотя две гаубицы на Софийской набережной против Кремля накануне собрали, но что толку от двух гаубиц?
С юго-запада Москвы, одновременно с Икарийской площади и с Якиманки к Боровицкой и Водовзводной башням Кремля двигались основные войска Ласкариса во многих десятках «хаммеров», и это была элита армии — восьмипудовые бывшие «морские котики» Северо-Американских Соединенных Штатов, морские десантники Кореи, чьи собратья только и сдерживали десятилетиями сумасшедшего оборотня на севере, черные ветераны конголезского регби, в котором играют человеческими головами, бразильские индейцы бороро, способные в одиночку порвать пасть крокодилу, парни из канадской JTF2, ветераны британской SAS, короче, все, кому недоплачивало или не платило вовсе их правительство.
Этим парням кокаин был ни к чему, да они и обиделись бы на подобную валюту. У каждого из них был надежный счет, у кого на Тобаго, у кого на Тортуге, у кого на наиболее популярных в этом смысле Каймановых островах. Ласкарис пока что не чеканил звонкой монеты, но у него карман был полон товаром более чем надежным, ибо тот, кто был его покупателем, вынужден был обращаться к нему снова и снова. В атаку византиец не полез, как и планировалось заранее, он почти без стрельбы занял Петровский дворец. Охрану наскоро перебили, поставили в импровизированном кабинете экраны, будущий император устроился в кресле и стал следить за боем. Приятно было думать, что именно отсюда в прежние века русские цари начинали свой коронационный путь в Кремль, да и нынешний, все еще недосвергнутый царь Павел Федорович — тоже. Ничего, о его низложении не сегодня-завтра уже можно будет объявить.
Почти двести лет тому назад в этом дворце, чей первый вариант воздвигли по приказу немецкой императрицы Екатерины Великой, отсиживался от кремлевского пожара император Наполеон. Последний император из династии Младших Романовых так и вовсе считал дворец чем-то вроде своей московской квартиры. Ему, будущему императору Всея Византийския Руси Константину Константиновичу Ласкарису, Константину I, тоже не хотелось каждые четверть часа слушать в Кремле надоедливый звон курантов. Здесь, в глубине подковообразного двора, было тихо. Правда, пока не совсем: шум войны доносился с Петербургского шоссе и сюда.
При всем при том своей наемной армии Константин Ласкарис не верил ни на минуту. Лишь он один до конца понимал, что его очень разношерстную армию спаивают в единое целое не одни только деньги. Не зря в его армии амазонские индейцы готовы были порвать горло не одним лишь крокодилам, но и почти белым колумбийцам. Конголезские футболисты готовы были резать буров, а те имели большой зуб на намибийских овамбо. Тамилы с Цейлона только минуты расслабона ждали, чтобы вырезать всех сингалов, а ольстерские протестанты давно заточили ножи на своих же католиков. Эту армию скрепляла ненависть почти каждого почти к каждому.
Может, кто об этом и догадывался, но протестовать против такого положения было некому. Может, кое-кто и знал, что кокаиновые реки текут через византийские желоба совсем не только с острова Ломбок. Но дураку не поверят, а умный сам промолчит, по крайности возьмет деньгами, а не возьмет, так ему же хуже.
