Три оставшиеся пары ловлю себя на мысли, что не могу перестать улыбаться; будто кто-то растянул мои губы в злорадной усмешке и пришил их толстыми нитками, завязав тугой бантик на пол-лица. Было слегка непривычно чувствовать, как месть отравляет кровь, прожигая мышцы, разъедая кости, но я не был готов отказаться от неё даже ради собственного комфорта. В конце концов, отец всегда учил меня любое действие или обещание доводить до конца, особенно если игра уже начата.

Я обязательно извинюсь перед Соколовским, когда освобожу своё сердце от гнева, а мысли — от яда; не хотелось бы из-за собственного упрямства потерять лучшего друга.

Моё предвкушающее настроение меняется в тот момент, когда я выхожу на парковку и не нахожу на ней машину Оли. Сначала мне кажется, что это просто оптический обман, потому что я не хочу даже мысли допускать о том, что она могла просто сбежать, отправив к чертям все мои старания убедить её в своей искренней заинтересованности.

Зубы сжались с такой силой, что ещё чуть-чуть — и я мог бы прокусить сталь.

— Тише, дружище, а то у меня подозрения на то, что ты их в порошок сотрёшь, — хмурится Костян, застывая слева от меня.

Справа тормозит Макс, который по-прежнему готов порвать за меня любого, хоть я и веду себя как скот в последнее время; он может делать вид, что обиделся, но я всё равно знаю, что между нами никогда не проляжет пропасть.

— У тебя такой безумный взгляд, — задумчиво произносит Романов, гипнотизируя взглядом полупустую парковку. — Нам стоит опасаться?

Хмыкаю в ответ, потому что… Чёрт, она может бегать от меня, сколько хочет — и всё равно попадёт в мои сети.

— Приступы безумия — специализация Лёхи, а не моя.

Шастинский фыркает.

— Кстати, об этом, — демонстративно задумчиво потирает он подбородок, и я подавляю желание закатить глаза. — Как насчёт такой безумной идеи — свалить в лес за город на все выходные? Никаких телефонов, компьютеров, Икс-Бокса, Вай-Фая и Интернета — только живое общение и только мы пятеро. Что думаете?

Застываю камнем на месте.

Что я думаю?

Я думаю, что я в ахуе: слышать такую серьёзную вещь от несерьёзного Лёхи — это как гром среди ясного неба.

И, судя по лицам остальных, в таком нестандартном состоянии был не я один. Костян склоняется к Шастинскому и подозрительно смотрит ему в глаза.

— Кто ты и что сделал с Лёхой? — на полном серьёзе спрашивает он.

Лёха фыркает.

— Приятно осознавать, насколько тупым ты меня считаешь, — хохочет он. — Но я вообще-то серьёзно.

Кир хмурится, но я вижу, что он реально задумался о том, чтобы свалить из города на пару деньков.

Как и все мы.

— А заниматься там чем?

— Нууу… У меня где-то завалялась гитара без дела, — подаёт голос Макс, почесывая затылок. — На ней будет пыли тонны три, но это не особо критично.

— Кажется, у отца где-то завалялись удочки для зимней рыбалки, — «сдаётся» Костян, а я ловлю себя на мысли, что уже жду вечер пятницы, который, кстати, наступит через два дня. — К тому же, на выходных обещают тепло — думаю, поехать стоит. По крайней мере, мы точно ничего не теряем.

Чертовски верно…

— А сегодня можно устроить киносеанс, — подхватывает Кир Лёхину волну. — Без бухла — просто посмотреть кино; с попкорном, колой и кучей всей этой вредной хрени, которую продают в кинотеатрах. Забыть на вечер обо всём дерьме, что происходит вокруг без нашего участия и с ним тоже. Некоторым из нас это явно не повредит.

Его взгляд на своём лице не вижу, но ощущаю очень отчётливо.

Соколовский вперивает глаза в асфальт.

— М-да, млять, пенсия подкралась, когда не ждали, — выдаёт он.

Мы с парнями переглядываемся, и по парковке разносится наш громогласный смех.

— Только встречаемся у кого-то, кто пока не обременён отношениями, — вновь говорит Кир и опасливо оглядывается по сторонам, чтобы опять не схлопотать по физиономии. — Ничего не имею против своей жены или Нины, но атмосфера должна быть соответствующая.

— Тогда у меня, — уверенно кивает Костян и двигает в сторону своей машины.

— Почему у тебя? — сопит Лёха.

— У Ёжика нам впятером не развернуться, а ты, Шастинский, жлоб! — ухмыляется Матвеев.

Его шуточка про габариты моей квартиры не оправданна от слова совсем; как раз наоборот — она вполне могла бы дать фору его собственной, но я готов был принять этот бред за чистую монету: Костян уже давно ходит как побитый пёс, и если подобные разговоры заставляют его улыбаться — я готов подыграть.

Когда парни начинают расходиться, хватаю Макса за рукав его пальто.

— Дружище, ты же знаешь, каким я бываю придурком, — с намёком на улыбку роняю в ответ на его озадаченное лицо. Макс согласно фыркает. — Меня, бывает, малость заносит.

Он хлопает меня рукой по плечу.

— Проехали.

— Можешь набить мне морду когда захочешь.

— Поверь мне, я не постесняюсь, — с ухмылкой отвечает Соколовский, и мы рассаживаемся по машинам, чтобы через два часа снова встретиться у Костяна.

Дома мне хватает двадцати минут, чтобы принять душ и переодеться и взять с собой спортивные штаны и футболку, потому что после кино у меня вряд ли появиться желание тащиться обратно через весь город.

Задний карман вибрирует, оповещая о пришедшем сообщении, и я уже заранее знаю, от кого оно. С обречённым вздохом открываю общий чат, в котором Лёха канючит, что ему «западло тащиться за едой».

«У Корсакова по пути будут километры продуктовых на выбор — пусть он заскочит!» — хнычет друг.

Совсем от рук отбился.

«В прошлый раз ты заказ Максу делал, — хмурюсь экрану. — Корона не жмёт?»

«Только что хотел об этом напомнить!:) — ржёт Соколовский, и я понимаю, что мы с ним на одной волне. — Ему корона уже отжала всё, что можно — видимо, потому он и охреневает…»

Хмыкаю собственным мыслям и облекаю их в печатный текст.

«Чёрт, для меня заехать за едой не проблема, — подтверждаю я. — Куплю персональный набор каждому. И поверь мне, Шастинский, твой тебе не понравится».

Лёха присылает кучу обиженных смайликов, на которые я только закатываю глаза к потолку.

«Тогда каждый покупает себе то, что хочет, а дома смешаем всё в кучу — что-то вроде шведского стола», — предлагает идею Кир.

В чате появляется поток одобрительных смайлов, и я нахрен отрубаю телефон, чтобы не было соблазна влезть ещё куда-нибудь.

По дороге заскакиваю в гипермаркет и набираю целую корзину всякой вредной дряни, к которой вечером даже не притронусь — не знаю, почему, но меня с детства не тянет на все эти «крутости» вроде чипсов или сухариков или Бог знает, чего ещё.

К моему приезду парни уже успели переодеться в домашние шмотки и вывалить на ковёр в гостиной целую гору синтетической херни, от которой потом болят зубы и выворачивает нутро наизнанку. Сваливаю свою часть туда же и брезгливо морщусь, наблюдая, как Лёха щедро поливает чипсы черничным джемом и карамелью.

Реальный идиот.

— Ласты склеить не боишься? — с сомнением спрашиваю, когда Лёха запихивает эту дрянь себе в рот и щедро заливает всё это «Фантой».

— Не-а, — отмахивается Шастинский. — Ты ж ведь сделаешь мне искусственное дыхание?

— Чёрта с два, — ржу в ответ. — Скорее, добью то, что ещё будет шевелиться.

В гостиную входит Костян и так же брезгливо морщится, когда Лёха создаёт второй вариант «бутерброда» — на этот раз сдабривает чипсы сырным соусом и обильно поливает всё это взбитыми сливками.

Матвеев поворачивает ко мне лицо, на котором застыло выражение полнейшего омерзения.

— Если он заблюёт мой ковёр — я его лично в асфальт закатаю.

— Я вообще-то всё слышу!

— Вот и отлично, — хмыкает хозяин дома.

Я переодеваюсь, и пока парни спорят по поводу того, какой фильм смотреть, иду на кухню в поисках нормальной еды. В холодильнике отыскиваются наггетсы, и я вываливаю на сковороду всю пачку, потому что живот уже завязывается в узел от голода, и нисколько не сомневаюсь в том, что всё это поместится в меня одного. Это не намного лучше того, что точат сейчас парни, но всё-таки лучше.