Пока что.
— Звучит… безопасно, — всё так же нервно отвечает девушка — дрожь в голосе выдаёт её с головой.
Улыбаюсь на её очевидные опасения. Ну как улыбаюсь… слегка приподнимаю уголки губ, но этого хватает, чтобы Оля снова потеряла связь с реальностью. Чувствую себя самым настоящим сукиным сыном, но это приятное ощущение — такие, как она, заслуживают только такого отношения.
— Тебе нужно заехать домой? — уже серьёзно интересуюсь.
Окидываю взглядом окружающее пространство и замечаю любопытные и удивлённые взгляды, которыми нашу пару награждают студенты. Их можно было понять: кто-то где-то явно сдох, раз отъявленные плейбои университета в порядке очереди начинают расставаться с гаремом поклонниц и свободными от обязательств отношениями.
Хотя я с этим расставаться не собираюсь.
Опять-таки, пока что.
У Оли явные проблемы с речью, что заставляет меня чувствовать своё превосходство в космических масштабах, и просто качает головой.
— Тогда жду тебя на парковке сразу после учёбы.
Она хмурится — на этот раз сильно.
— А как же моя машина?
— Заберёшь её после, — пресекаю любые возможные отговорки. — Я же тебя не навеки забираю.
А она была бы не прочь и на век, я смотрю — вон, как глаза заблестели.
Когда оставляю её посреди коридора одну, очень стараюсь не идти походкой победителя, но в голове фейерверком взрывается песня «Deorro — Five Hours (Visionaire Remix)», и в этот момент мне кажется, что я горы могу свернуть. По губам растекается злорадно-довольная усмешка, когда я чувствую её взгляд на своей спине и очевидные мечтательные мысли о том, за что ей достался кто-то крутой вроде меня.
От скромности точно не сдохну.
Радуйся, красавица, пока можешь. Твоя сказка не продлится долго — это я могу тебе обещать.
В свою аудиторию захожу вместе со звонком и преподом — тридцатипятилетней практиканткой, которая пожирает меня глазами. Её задница довольно аппетитно выглядит в этой обтягивающей юбке-карандаш, а под полупрозрачной блузкой гнездится грудь, по меньшей мере, четвёртого размера.
«Прости, детка, но я временно занят» — такую табличку цепляю на лицо и сажусь как можно дальше от своих парней и от группы в принципе.
Мне нужно некоторое время, чтобы насладиться своей эйфорией от произведённого на Олю эффекта и продумать дальнейшие шаги, потому что, что бы ни случилось, девушка до самого конца не должна даже заподозрить, что является всего лишь игрушкой в моих руках. Ловлю удивлённые взгляды парней — по Лёхиным губам читаю не то «предатель», не то «охуевший сукин сын» — и, хмыкнув, отворачиваюсь: однохренственно пофигу.
Пальто аккуратно сворачиваю и укладываю на соседний стул и вставляю в уши наушники — давненько я этого не делал, а зря: с ними уровень концентрации зашкаливал до небес. Настраиваю плейлист с любимыми группами, и голове тут же взрывается песня «Skillet — Those Nights» — я, конечно, меломан, но «Skillet» и «Linkin Park» — это любовь до гроба. Помню, мы однажды чуть не подрались с Соколовским после того, как он в припадке сломал мой диск, на который были закачаны песни этих групп. Мордобой был знатный, так что парням пришлось нас буквально растаскивать. Правда после этого Макс извинился и подарил несколько дисков взамен испорченного — полные сборники обеих групп.
И пока эти две группы чередуют друг друга, создавая нужную мне атмосферу, я бронирую через нэт два билета в кино на какую-то лабуду — просто тыкаю пальцем, не глядя — потому что я вовсе не фильм собираюсь смотреть. А вот места в зале выбираю тщательнее — как можно дальше ото всех и в самом последнем ряду — девчонка даже не представляет, насколько безопасное, по её мнению, кино может быть опасным рядом со мной.
В ближайшие несколько дней, независимо от обстоятельств, я собираюсь быть с Олей каждую свободную минуту, не давая ей ни малейшего шанса на передышку. Влюблю её в себя настолько, чтобы она жизни своей без меня не представляла; правда, при таком раскладе очень трудно будет не влюбиться в неё самому, но развеять иллюзию будет просто — стоит только вспомнить, зачем я всё это делаю.
Звонка не замечаю — при орущих-то на полную катушку наушниках — и выныриваю из мыслей, когда чья-то тяжёлая рука опускается на моё плечо, придавливая к месту.
— Слушай, ты мои-то ошибки не повторяй, — слышу ржущий громоподобный голос Романова прямо над ухом, едва вытащив наушники. — Я точно так же сел отдельно, а через два месяца женился. Это заразно, брат!
— Хорошо, что Ксюха тебя не слышит, — ржёт в ответ Макс. — А то это была бы последняя твоя фраза в этой жизни!
— А ещё не всё потеряно! — слышу грозный голос Кирюхиной жены, и с диким ржачем наблюдаю, как физиономия друга приобретает нереальный оттенок — что-то среднее между белой стеной и трупным окоченением. — Сейчас выясним, где ты там ошибку допустил!
Мы с парнями покатываемся со смеху, наблюдая, как Романов — этот шкаф с мышцами весом не меньше девяноста килограмм — удирает от хрупкой брюнетки, которая материт его, на чём свет стоит. Выскакиваем в коридор вслед за ними и наблюдаем растерянные физиономии студентов, которые тоже начинают ржать, когда до них доходит смысл ситуации. Не помню, когда в последний раз просто бежал — не на беговой дорожке или сдавал нормативы — а просто бежал за своим любопытством: не мог я пропустить казнь лучшего друга.
Где-то в перерыве между спринтерским забегом — в котором, к слову сказать, участвовала вся наша компашка — и моим блуждающим по сторонам взглядом замечаю Олю, которая смотрит на нас, открыв рот; подмигиваю ей на ходу, отчего она слегка краснеет, и выскакиваю за всеми на парковку.
Ксюха по-прежнему верещит, пока Кир обезвреживает её руки, которые так и норовят треснуть «охреневшего засранца». С рыком Романов разворачивает её к себе лицом, и использует приём, который безотказно действует на любую представительницу прекрасного пола в любой ситуации: затыкает ей рот поцелуем. Ксюха пару раз шмякает его ладонями по плечам, но чисто для вида, потому что уже через секунду вцепляется пальцами в отвороты его аляски. В этот момент я отчётливо представляю себе их лет через сорок — в каком-нибудь тихом дачном посёлке в окружении внуков со счастливыми улыбками на лицах и бесконечной любовью в глазах друг к другу.
Отворачиваюсь, потому что в груди беспощадно щемит до боли в висках и рези в глазах; не хватало ещё разреветься как девчонке на глазах у всего универа.
Вновь чувствую на плече чью-то тяжёлую руку.
— Подобное зрелище цепляет не в самом приятном смысле, — тихо и понимающе произносит Макс.
Слишком понимающе, чтобы я мог спокойно реагировать на его слова.
— Я не побитый щенок, мне не нужна жалость!
Пальцы друга впиваются в моё плечо.
— Не будь таким засранцем, — чуть хмурится он, а я даже не могу упрекнуть его, потому что он прав. — Научись уже отличать друзей от врагов — я тебе не зла желаю. Всего лишь хотел сказать, что был на твоём месте и знаю, каково это — хотеть того же, что есть между Киром и Ксюхой.
Не знаю, что на меня нашло — видимо, разводя нежности с той, которая заслуживала совершенно другого, похороненная на время злость требовала выхода наружу. Поэтому я не мог остановиться и засунуть свой язык куда-нибудь в задницу.
— Иди к чёрту, — беззлобно огрызаюсь — парни, конечно, моя семья, но есть вещи, которые я не собираюсь обсуждать даже с ними.
— Полегче на поворотах, брат, — хмурится Соколовский и сдавливает моё плечо почти до хруста. — Не все из нас обладают ангельским терпением и железобетонной выдержкой — я точно нет.
Прежде чем я успеваю сказать что-нибудь покруче того, что уже незаслуженно выплеснул на Макса, он уходит, оставляя меня один на один с собственным ядом.
Когда-нибудь я точно останусь один, и это будет целиком и полностью моя заслуга.
Но вопли совести удаётся заглушить холодному голосу мести: она настолько увлекла меня, что я был готов забить на всё остальное.