Она почти не спала и не ела. Эльфам так и не удалось уговорить её съесть хоть кусок хлеба, а, в конце концов, она вообще запустила тарелкой с супом в стену, отчего на светлых обоях расползлось неприятное пятно.

Вытерев лицо, Гермиона подумала, что очень удивительная ситуация выходит: ей разрешили посетить ванную комнату, даже настояли на этом, хотя раньше, после истязаний и мучений, когда она теряла сознание от боли, ей через время залечивали раны и применяли очищающее заклинание, будто она грязный ковёр, об который вытерли ноги и сочли самым простым — очистить заклинанием, а не должным образом вымыть. Ну да, конечно, она же в этом поместье всего лишь рабыня, или кем её считает Малфой? Она игрушка, кукла для насмешек и истязаний! Она же грязнокровка, зачем относиться к таким с уважением, по-человечески?!

Гермиона со злостью отбросила на кафельный пол полотенце и поспешно вышла из ванной комнаты. Пожилой эльф тут же взял её за руку и поспешно аппарировал в её названную спальню. Гермиона резко схватилась рукой за живот, наклонившись. Нет, она не привыкнет к этим выворачивающим ощущениям!

— Мисс, мы должны помочь вам, — пропищал другой эльф, и Гермиона выпрямилась.

Перед ней стояло четыре эльфа, но вот какова причина их присутствия? Гермиона нахмурилась, когда самый старый эльф потянул её за руку к трюмо, заставляя сесть на пуфик возле него.

— Что вы… — только и успела вымолвить она, как эльфы начали расчёсывать её волосы. — Стоп, подождите, что происходит?!

Гермиона вскочила, устремляя в эльфов пронзительный взгляд. Нехорошее предчувствие заскрежетало внутри о косточки, но Гермиона мысленно отмахнулась. Она с Хогвартса не любила Прорицания, а предмет отвечал ей взаимностью.

— Пожалуйста, мисс должна сесть. Мы приведём её в порядок. Хозяин приказал накрасить, сделать причёску и одеть мисс. Хозяин накажет нас, если мисс будет сопротивляться, — пропищал самый низенький эльф и, наверное, самый младший.

Судорожный вздох прорезал напряжённую тишину. Гермиона на мгновение прикрыла глаза.

«Что ты задумал, Малфой? Решил вырядить меня, потому что хочешь помучить меня при параде? К чему всё это?! Хочешь сломать меня? Уничтожить? К чёрту, иди к чёрту, Драко Малфой! Хочешь поиграть? Что ж, давай поиграем».

Решительно сделав шаги к трюмо и вновь сев на пуфик, Гермиона в который раз прокляла ту ночь, когда она согласилась выйти с Ноттом из Большого Зала.

***

Драко сглатывает вязкую слюну, сцепляет пальцы в замок на тёмной столешнице, чтобы не так было заметно дрожание рук. Его мелко трясёт, поэтому он убирает руки под стол, вытирая влажные ладони о брючины на коленях. Взгляд его мечется по лицам Пожирателей, словно загнанный зверёк. Скользит по упрямому подбородку бледного Яксли, по осунувшемуся лицу Рабастана, задерживается и пересекается взглядами с Дагом. Паршивца бьёт крупная дрожь.

«Конечно, это мы здесь из-за тебя, ублюдок», — рычит про себя Драко.

— Вы знаете, зачем мы собрались? — не голос — змеиное шипение. Волан-де-Морт восседает во главе длинного стола, сложив длинные пальцы шатром. Обводит красными глазами каждого из присутствующих, по очереди, отчего они ещё больше сжимаются, сутулятся на стульях. — Ты, Даг, знаешь, зачем мы все здесь?

Волан-де-Морт переводит взгляд красных глаз на Дага, отчего он начинает действительно трястись. Глаза его утыкаются в стол, а отросшие волосы падают на лоб.

— Да, м-мой Лорд… — голос его дрожит, прямо, как и он сам.

— Так почему же? — шипит он.

Даг убирает руки со стола, пересиливает себя и заставляет поднять глаза на Волан-де-Морта. Драко тоже переводит на того взгляд. Не лицо — вечная восковая маска. Вот чему отец учил его, вот каким он хотел видеть своего сына — восковым солдатиком, бесчувственным, безэмоциональным подобием человека.

— Потому что из-за меня… — сухо сглатывает, учащённо дыша, — погибла девушка для ритуала.

— Да? — будто на самом деле удивляется.

Волан-де-Морт поднимается со своего места, медленно направляется к Драко, отчего тот сглатывает. Напряжение в воздухе уже можно резать ножом. Протяни руку — сможешь ощутить это. Лёгкие отказываются перерабатывать густой воздух, когда высокая устрашающая фигура останавливается прямо за спинкой стула Драко.

— Он убил ту девушку, Драко? — мягко, насколько это возможно, спрашивает Волан-де-Морт, кладя ладони на спинку стула.

Драко вздрагивает от этого вопроса, поднимает взор на Дага, который во все глаза вылупился на него. Встречает испуганный взгляд и не понимает, как можно было стать ещё бледнее, чем тот был.

— Да, мой Лорд.

За спиной послышался смешок, что смешался с внезапным раскатом грома в симфонию страха. Дождь, кажется, сильнее забарабанил по окнам. Может, в конце концов, от этого напора стёкла вылетят к чёртовой матери?

— Он убил девушку, предназначенную для моего ритуала? И тем самым отсрочил время его проведения? — голос был до дрожи, до страха, пробирающего до костей, тихим. В нём слышалась утаённая злоба. Волан-де-Морт словно бомба замедленного действия. Никто не знает, сколько осталось времени, он может в любой момент взорваться, и тогда всем уж точно несдобровать.

— Да, мой Лорд.

Заученная фраза, словно стоит на повторе, а Драко в нужный момент нажимает на кнопку пуска, и вот она воспроизводится вновь и вновь. «Да, мой Лорд. Да, мой Лорд, да, мой Лорд, дамойЛорд».

«Когда сломается твоя пластинка, Драко Малфой?»

— Да что ты о себе возомнил, мальчишка?! — голос гремит так громко, заставляя подскочить каждого сидящего за столом.

Драко сглатывает, медленно соображая из-за сковывающего страха, что Волан-де-Морт обращается не к нему, а к Дагу. Тот, бледный, почти цвета талька, утыкается взглядом широко раскрытых глаз в стол, рассматривая отражение мерцающий свечей. Драко борется с внезапным желанием обернуться и посмотреть, не разлетелись ли на осколки оконные стёкла из-за крика Волан-де-Морта.

— Как ты посмел отс-срочить мой ритуал? — вновь тихо шипит он, и Драко почти вздрагивает от того, сколько сдерживаемого гнева таится за этим напускным спокойствием. Слова сочатся этим гневом, вот-вот он заполнит всю комнату, до потолка, потушит свечи, окуная всех во тьму. Ту тьму, что живёт внутри Волан-де-Морта.

Драко неотрывно следит за лицом Дага. Ужас застывает в его широко распахнутых глазах, рот слегка приоткрывается, нижняя губа начинает дрожать.

Драко закрывает глаза, неосознанно задерживая дыхание, и помещение наполняет пронзительный крик. Он звенит в ушах, грозясь к чертям разорвать барабанные перепонки. Под закрытыми веками Драко движутся ярко-красные круги, и он сильнее жмурится, словно желая окунуться в темноту, уйти глубже, прочь из этой комнаты, прочь от крика, звенящего в ушах, и страха, проедающего дыру внутри.

Крик затихает, и Драко открывает глаза. Он не смотрит на Дага, просто игнорирует то место, где он сидел, будто Дага и вовсе нет в этой комнате. А лучше представить, что тут нет и Волан-де-Морта.

— Драко, — шипит Волан-де-Морт.

Драко посылает желание раздражённо топнуть ногой к чёртовой матери. В самом деле, что с ним? Защитная реакция, частично лишающая страха? Драко прислушивается к себе. Нет, страх на месте, он всё также продолжает сжирать изнутри.

Блейз однажды говорил, что когда влюбляешься, то часто ведёшь себя как идиот, мелешь что попало, делаешь дикие глупости, тем самым позорясь перед человеком, запавшим в сердце.

Это он говорил на третьем курсе, когда приехал в Хогвартс после лета. Тогда он встретил некую Таулию, и влюбился в неё, хотя на следующее лето всё прошло.

Выходит, что Драко влюбился в Тёмного Лорда, раз уже который раз подавляет желание сделать очередную глупость?! Малфой подавил едва не сорвавшийся с губ смешок, но вовремя сдержался. До него, наконец, дошло, что к нему обратились.

Он поднял взгляд на Волан-де-Морта, встретившись с его красными глазами, что неотрывно, в давящей тишине, наблюдали за ним. Вдруг Драко затошнило, и он подавил рвотный позыв. Это ж надо было так перенервничать.