Через пятнадцать минут спектакль наконец-то заканчивается. Все аплодируют выступающим, стулья и столы убирают подальше. Иккинг и Астрид оказались справа от центра танцпола, молча стоят рядом и поглядывают по сторонам. Волнение вновь накатило на них с головой.

Но как только выключили осветительные лампы и включили дискошар, все оживились, в том числе и они.

— Пообещай мне, что мы останемся живы, — просит Иккинг, усмехаясь.

— Обещаю. — смеётся Астрид, поправляя свою чёлку.

В начале включили странную композицию, под которую все начали тупо прыгать и орать «Я БУДУ БЫТЬ-БЫТЬ-БЫТЬ». Астрид и Иккинг стоят столбом.

— Что это за трек такой дебильный? Дауном быть… — непонимающе мотает головой она.

— Это Локимин. — поясняет Иккинг, скрещивая руки. — Сейчас все его слушают.

— Странные у них вкусы…

— Я, вообще-то, тоже его слушаю. Но мне нравятся другие его треки. — признаётся Хэддок, почёсывая затылок.

— Поскорее бы другую песню включили, — ноет Астрид; она чуть ближе пододвигается к Иккингу. Тот немного напрягся, но не подал вида; растерялся, ибо его уверенность опять куда-то улетучилась.

Включили какую-то клубную музыку средней подвижности.

— Ти Долла Сайн? — удивляется Астрид, услышав знакомого рэпера.

— О, ты тоже это заметила? Интересные у диджея треки, однако, — комментирует Иккинг, начиная немного покачиваться из стороны в сторону. — Прикольная вроде.

— Никогда такие не любила. Долбилки пустые.

— Хэй, есть и норм клубняк, ты просто не слышала. — Иккинг плавно двигается телом в её сторону в такт биту, по-глупому лыбится, — Если не нравится танцевать под такое, можешь поугарать с моих глупых танцев.

Астрид хмыкает, немного щурится.

— Ты говорил, что ты двигаешься лучше тех, что плясали на спектакле, — вскидывает бровью девушка, не прекращая наблюдать за тем, как всё-таки он круто виляет своим телом. Хоть это и выглядело несколько нелепо.

— Ну, просто мне нужен подходящий саунд, знаешь. Если будет что-то мозговыносящее, я прям тут слягу после массового слэма.

Далее включили песню, что начиналась со слов: «Блядь, мальчики, как же заебал этот ваш хардбасс…» Толпа танцующих оживилась.

— Это что за фигня? — спрашивает опять Астрид, глядя на Хэддока, что широко распахнул глаза и в широкой улыбке разинул рот.

— Ты что, это же хардбасс! Тут сейчас тотальный слэм будет! Тебе понравится, пошли! — Иккинг хватает Астрид за руку, тащит в середину танцопола. Парня люто накрыло от накативших эмоций. Девушка не противится, идёт следом.

В середине танцопола было больше парней. Они встали в круг, начали потихоньку разогреваться перед массовым оттопованием хардбасса. Начинает нарастать быстрый бит… И наступает первая фаза хардбасса.

Астрид не понимает, что происходит вокруг неё, лишь широко распахивает глаза, глядя на то, как Иккинг начинает высоко прыгать с толпой, орать с другими чуваками что-то. Да, его накрыло по полной. Ей начинает нравится это всё.

Начинается «лютая» фаза. Пол под ногами начал прогибаться, потому что одновременно около ста человек начали топать и прыгать, при этом в зале стоял гул от бешеного бита. Астрид сама поддалась этому стадному чувству, начала прыгать рядом с Иккингом, что, кажется, забыл, что такое волнение и стеснение. Это был совсем другой человек, более раскрепощённый, более… Горячий.

Когда всё пошло на спад, Астрид почувствовала прилив жара. Было очень душно, но это ощущалось так приятно. Иккинг тоже поубавил пыл, начал шумно дышать. К его потному лбу прилипла чёлка, что вся почти намокла. Это только третья композиция, а он уже весь вспотевший, словно плясал часа два без продуху. Но это всё было лишь началом тотального дэнс-апокалипсиса.

Последующие композиции были более-менее спокойными, но всё же энергичными.

Иккинг трясёт рубашку, пытаясь остыть. Астрид молча наблюдает за этим, коротко смеётся, глядя на то, как он пытается сдуть мокрый кончик чёлки.

— Блин, так жарко! А ещё только начало! — восклицает Иккинг, натягивая правый уголок рта в несколько кривой ухмылке. Включают какой-то трек, и он ещё шире улыбается, — Похоже сегодня я действительно умру здесь! Экстази, меня увези… — напевает подстать низковатому голосу Хэддок, принимаясь странно двигать руками.

Астрид не нравились подобные песни, но эта композиция была какая-то… Игривая что ли? Иккинг начинает опять двигаться словно змея, при этом наизусть говоря слова точно под бит; он обожает эту песню, каждый день под неё танцует. Хэддоку уже всё равно, что он буквально цитирует песню ей в лицо, несмотря на пошлый подтекст (и прямой текст тоже):

— Я синий ультрамарин, ты сладкая Хуба-Буба. Вокруг меня люди, мы выходим из клуба, ты притворяешься глупой. Пялишься на мои губы, на мои татухи. Твой язык ласкает уши, твой бойфренд не знает где ты. А мне всё равно, я — синий ультрамарин. У нас внутри две половины из двух половин. Мы нарезаем круги, залезаем на стол. Мне не надо других, я сегодня весь твой!

Астрид люто раскраснелась. Нет, не от того, что ей стыдно. А от того, что Иккинг, мать его, Хэддок, сейчас буквально перед ней танцует странный, но при этом такой горячий танец и с очень игривым выражением лица повторяет пошлые слова за немного хрипловатым мужским голосом.

Он, чёртов аутсайдер, боящийся быть посмешищем и просто избегающий общества, танцует перед ней (буквально для неё!) в полном зале людей; он поборол свои страхи на время ради того, чтобы ей, блин, понравится, обратить на себя больше внимания; да и просто доказать, что он умеет забить на многое ради того, чтобы просто увидеть на её лице улыбку или румянец на щеках. И ему уже удалось проявить на девушку особое впечатление.

После такого трека включили очередную клубную музыку для рэйвов. Все знали и обожали этот трек, он качал неплохо, поэтому Астрид всё же решилась на своих хоть и небольших каблучках вновь потанцевать вместе с Иккингом за компанию, поорать слова песни.

— Твоя маманя считает меня нариком, светит фонариком мне прямо в зрачки! Ты понимаешь, что это неправильно, но мы продолжаем танцевать как дурачки! — он и она орут эти слова друг другу в лицо, при этом несколько безумно вытаращив глаза и широко улыбнувшись. В конце они даже берутся за руки, начинают двигать ими вперёд-назад, словно рычагами.

Как только трек заканчивается, они не спешат разомкнуть ладони. Они словно срослись воедино, будто так и должно быть. Следом был ещё один всем известный трек (любимый трек Астрид) и уже девушка пошла в большой разнос, Иккинг поддерживает её энтузиазм.

— Ты и я, мы — пластик, пластик! Ты и я, мы — пластик, пластик! — повторяет Астрид в лицо Иккингу, а он повторяет за ней, всё улыбаясь и краснея.

В голове у него столько мыслей, но музыка и её голос всё заглушает; он не верит, что сейчас держит её за руки, находится так близко к ней, что она, чёрт возьми, ему поёт эту красивую песню. Хочет забыться на это время, наслаждаться настоящим. Он находится на шумном танцполе вместе с ангелом, буквально сошедшим с небес на эту грешную землю, на этот дэнс-апокалипсис.

Ещё через пару композиций включают медленную композицию. Иккинг тут же растерялся. «Медленный танец? Чёрт. Её же сейчас могут пригласить… Блин, надо действовать!» — думает Иккинг, машинально протягивая руку ещё близко стоящей Астрид. Через пару секунд он понял, что включили одну из тех песен, что он знал наизусть и частенько пел в одиночестве, при этом жутко расстраиваясь.

— Можно пригласить… Тебя… На танец? — с расстановкой спрашивает Иккинг, опять глупо улыбаясь. Следит за её реакцией.

Астрид мило хмыкает и улыбается, поправляет чёлку, заправляет её за ушко, отвечает тихо-тихо, нежно-нежно заветное: «да».