У той было прозвище Булочка: от расстройства, сильной задумчивости, усталости, за разговорами — Франческа ела. Так много, что в итоге наставницы обратили на это внимание и выдали ей бутылку эликсира для похудения, приказав пить каждый вечер по ложке. Дага собиралась выпить сразу пять, после чего к утру ей должно было сделаться очень дурно. "Вот бы синьору Бордоне всю бутылку разом в глотку влить", — мстительно подумала она, поморщившись от горьковатого вкуса, торопливо убрала пузырек на место, закрыла сундучок и нырнула под одеяло. Никто из соседок не проснулся.
Мысли о мести и о побеге оказались достаточно умиротворяющими, чтобы задремать — впрочем, ненадолго. Она очнулась в холодном поту с ощущением, будто ей засовывают в глотку металлическую ложку, и ее вырвало. Девочки принялись суетиться, а Дага сидела на кровати с кружащейся головой и думала о том, что первый пункт плана она выполнила отлично. Отравиться ей удалось.
Дежурная наставница попросила Рыбку, как самую рослую в комнате девушку, помочь ей, и они вдвоем довели Дагу до лазарета. Ее рвало еще три раза, а потом желудочные спазмы прекратились, и сиделка оставила ее одну, спать. Рядом с кроватью на тумбочке стоял стакан воды, которую можно было отпивать понемногу, чтоб не стошнило сразу. Впрочем, ее больше вовсе не тошнило, и она окунулась в мутные сны, затянутые зеленым туманом, в которых ей приходилось бежать по вращающимся и убегающим от нее медным мостам, а за ней бежал синьор Бордоне, размахивая пачкой бумаг, где было написано, что она его собственность и не имеет права ходить на балы в витражных башнях.
Когда Дага проснулась, за окном давно стоял белый день, и это было хорошо: дольше проспала — легче будет ночью не спать. Она осторожно села на кровати, пытаясь оценить свое состояние. Голова кружилась, но не сильно. "Сойдет", — решила она и сделала несколько глотков воды из стакана, только в этот момент почувствовав, как сильно ее мучает жажда. Но пить взахлеб не решилась, чтобы снова не сделалось дурно. Теперь — осторожно встать и дойти до умывальной комнаты. Проверить, в состоянии ли она передвигаться, и оглядеться на месте перед предстоящим побегом.
В коридоре к ней сразу бросилась сиделка, причитая: "Вам рано вставать, синьорина Сартори", — но Дага решительно сообщила, что ей лучше и что она может дойти до умывальни. На удивление, даже не соврала: в ушах стоял звон, а голову будто кололо иголками, но ходить она могла твердо. Неторопливо умывшись, Дага заодно внимательно осмотрела маленькое оконце почти под самым потолком — ее путь на свободу — а потом вернулась в кровать и попыталась задремать снова. По счастью, она ослабла достаточно, чтобы у нее получилось заснуть и проспать до самого вечера.
На этот раз она обнаружила на тумбочке не только воду, но и тонкий ломтик засохшего хлеба, и очень неторопливо, старательно разжевывая, его съела. Желудок возмущенно потребовал еще, издав звонкую руладу, но больше хлеба не было, да и не стоило после отравления есть много. Снова аккуратно выпив воды, Дага двинулась к умывальне. Сиделка спала, так что можно было надеяться на то, что время у нее есть.
Просто встав на умывальник, до оконца она не дотягивалась. Примерившись, Дага прыгнула, вытянув руки вверх и пытаясь ухватиться за раму, но в первый раз не удалось, и она съехала по стене, больно ударившись ступнями о каменный пол. Впрочем, она тут же решительно влезла на умывальник во второй раз и, взяв упор и согнув колени, прыгнула выше. Тюфяком повисла на раме и с некоторым трудом подтянулась: сильно кружилась голова. Лазить после отравления было заметно сложнее, чем обычно. В какой-то момент, повиснув на окне и все никак не нащупывая, за что ухватиться снаружи, она малодушно засомневалась, не вернуться ли.
"Синьор Бордоне. Сзади" — подумала она и, едва представив это, похолодела, тут же нашла выступ украшающей окошко лепнины и выкарабкалась наружу. Голова больше не кружилась: страх перед будущим супругом придавал сил, и Дага с обычной своей ловкостью полезла вниз со второго этажа. Спрыгнуть тоже было можно, но без обуви не стоило рисковать. С пропоротой ногой далеко не уйдешь.
Вскоре она соскочила на землю, мягко и осторожно. Трава была мокрой от росы, так что, пока Дага пробиралась по кустам к конюшне, и ноги, и подол сорочки изрядно намокли. От этого сделалось совсем зябко, хотя ночная прохлада и без того забиралась под тонкую ткань, заставляя тело покрываться мурашками. Очень хотелось нырнуть в тепло, за призывно приоткрытую дверь, из-за которой раздавалось сонное всхрапывание лошадей, но было нельзя. Дага торопливо нашарила в копне свою сумку — и снова скользнула в кусты, подальше, в самую глушь парка, чтобы ее не могли заметить. Воспитанницы хорошо знали укромные места, где можно было хотя бы ненадолго скрыться от пристального внимания наставниц.
Вытирать ноги было бесполезно, да и нечем, так что она натянула чулки прямо так, и от этого все же сделалось теплее, хотя она долго возилась с подвязками озябшими и подрагивающими пальцами. Теперь ботинки, а потом платье — так стало намного лучше. Согреться до конца не удастся, в мокрой-то сорочке, но хоть перестанет дрожать, будто лист на ветру: не хватало еще со стены из-за этого грохнуться. Теперь ей было нужно пробраться к ограде школы и ждать охрану с очередным обходом. Никто не появлялся достаточно долго, чтобы Дага начала всерьез опасаться, что снова закоченеет, но не настолько, чтобы все-таки успеть закоченеть. Когда она увидела огонек фонаря, сердце забилось взволнованно, а в ушах зазвенело, но она велела себе дышать глубоко и ровно — и когда охранник, лениво помахивая фонарем, удалился, легко и стремительно добежала до стены, ловко вскарабкалась на нее и спрыгнула вниз. Теперь, в обуви, было можно прыгать, и теперь нужно было спешить — вперед, по темным улицам, как можно быстрее и как можно дальше.
Отойдя на порядочное расстояние и изрядно заплутав в почти незнакомом ей родном городе, Дага начала прислушиваться к себе, чтобы ощутить, где ей стоит задержаться, не могла же она бежать бесконечно. Чувство опасности, присущее защитникам, можно было использовать и для подобного, и теперь она, сбавив шаг, пыталась понять: может, в каком-нибудь из дворов нет собак, но есть заброшенный сарайчик, в котором ее не найдут до утра. Впрочем, попался ей не сарайчик, а целый дом, из которого, судя по всему, уехали недавно и, видимо, ненадолго, раз не наняли сторожа.
На то, чтобы влезть в окно, Дага, похоже, потратила последние силы — увидев посреди незнакомой комнаты кровать, она сделала несколько шагов и попросту рухнула на нее, почти сразу провалившись в забытье, не до конца понимая, засыпает или теряет сознание. "Нужно было поставить сторожевое заклинание", — успела подумать Дага, а потом наступила темнота.
Ей показалось, что прошли считаные минуты, прежде чем ее разбудил настырный солнечный луч, бьющий прямо в глаза. Она потерла руками лицо, приходя в себя и размышляя, не проспала ли к завтраку, и лишь спустя несколько мгновений все события прошлой ночи вторглись в ее память оглушающей волной, заставив подскочить на кровати и взволнованно задышать.
Она сбежала. У нее получилось. Только теперь нужно убираться из этого дома поскорее, пока ее не поймали возвратившиеся хозяева. И добыть еды — едва она подумала об этом, как живот болезненно свело голодом. Сбежать-то она сбежала, но проблемы ее вовсе не закончились, точнее, закончились одни и начались другие. Дага нахмурилась и сползла с кровати. Голова опять слегка кружилась, но трудно было сказать, от голода или еще не прошедшего до конца отравления. Она поправила постель, спешно умылась, привела в порядок прическу и платье, насколько могла — и выскользнула в то же самое окно, старательно прикрыв его за собой.
Денег у нее не было, но она могла продать колечко и сережки, чтобы купить хоть какой-то еды. И даже проведя большую часть жизни в стенах школы, Дага знала, куда ей со всеми этими делами идти — на рынок. Она спросила дорогу всего пару раз, а там узкая улочка вывела ее к гвалту и сутолоке, сильным запахам и пестроте торговых рядов.
