– Нет, приваты нет… я только танцевать…

– Это выбор каждого. Добровольный. Если вы согласны – сейчас отправляйтесь с Павлом в студию. Go-go не должен составить для вас сложностей. Затем представлю вас коллективу.

Конечно же, я не колебалась ни минуты. Успех вскружил голову наравне с суммой, которую я начала мысленно тратить.

– Я согласна, Марьяна, э…

– Просто Марьяна. У нас неформальная обстановка. Потом зайди ко мне – я дам тебе пару советов относительно того, как улучшить внешность. И относительно костюмов.

– Ну что, Ланка, не бойся. Я хоть и жестокий, но двигаться будешь так, что скоро выскочишь замуж за олигарха. Главное, меня слушайся…

Азамат

Мне казалось, что кто-то от души стучит в виски отбойным молотком. При этом не удосужившись разбудить меня и не думая о последствиях. И этого отчаянному невидимке оказалось мало. Он решил направить лампу в лицо. Какого х..?

Я резко сел на постели. Кто-то вчера оставил шторы раздвинутыми, и в окна моего пентхауса немилосердно херачило явно полуденное солнце. Яркое и жаркое, высветившее картину вчерашнего разгула в деталях.

Куда не плюнь, везде стаканы и полупустые бутылки вискаря, рома и самбуки. Серьезно? Надеюсь, мы ее вчера не поджигали, иначе проснулся бы уже в компании шайтана. Картина от Никаса висит на одном креплении. На торшере в виде сталактита красный флаг – женские трусы. Хотя, зная мой нрав, там могла висеть и их обладательница. А где же она сама?

По глазам выстрелило залпом боли. Приступ тошноты подкатил к горлу, когда я безуспешно попытался встать, чтобы завесить долбанную штору. После выпитого накануне тело меня не слушалось. Прав продюсер, мне уже не двадцать, такие возлияния все больше и больше сказываются на здоровье.

Моя рука уперлась во что-то мягкое и округлое. Ладонь привычно сжала упругое полушарие женской груди. Четверка, точно. Приоткрыл глаза, сморгнув слезы от яркого света. Вот и хозяйка сисек. Подтянутая блондинка лет восемнадцати. Имя не вспомню просто потому, что на куй мне надо его вообще было запоминать.

Провел пальцем с нажимом по ее пухлым губам, но телка так и не проснулась. Только засопела и повернулась на бок, рука попыталась обнять мой живот. Вот тут внутри поднялась волна брезгливости. Пусть я ее от души драл этой ночью, никаких ми-ми-ми поутру не потерплю. Попытался ретироваться на другую сторону двуспальной кровати, но тут меня ждала западня.

Я сначала даже не понял ни хрена. Откуда руки, обнимающие со спины и увлекающие обратно на простыни, если белобрысая спит? И что это, почему они, вашу мать, черные?..

– Аза-ам… – прошелестел нежный женский голосок, и горячие губы прижались к моему затылку, рисуя линию поцелуев вниз. Сладкая игла возбуждения уколола пятки, но испуг и недоумение пересилили. Я вырвался из объятий, резко обернулся, столкнувшись взглядом с голубыми глазами на смуглом лице красивой мулатки.

Кажется, я сам вчера хотел трахнуть юную Наоми Кэмпбелл. Но вызывать шлюх было западло, и кто-то из телок позвонил «подружке». Желания одного из первых реперов столицы – священны.

– Я люблю тебя, – восторженно прошептала черная пантера, сложив губы трубочкой для поцелуя.

– Это нормально, крошка, – нет, не стоило мне открывать рот. К горлу вновь подкатило, и я, отбросив руки метиски, сполз с кровати. Минералки как на зло в пределах видимости не оказалось, и, добравшись до санузла, я без левой мысли открыл кран, жадно глотая мерзкую хлорированную воду.

Помогло. И тошнота ушла, и в башке прояснилось. Откинув крышку толчка, я поймал свое отражение в огромном зеркале.

Несмотря на отстойное самочувствие, на внешности вчерашняя попойка особо не отразилась. Нет опухшего лица и сосудистой сетки в глазах. Как и обычно, на меня смотрит чертовски охренительный мужик. Мечта всех баб от школьных розовых соплей до деменции. Слово «красивый» обычно применительно к телкам или педикам, но из речетатива бит не выкинешь: я был стопудовым красавцем.

Темные карие глаза обещают экстаз, даже сейчас, когда и рисоваться не перед кем. Легкая небритость придает воинственный и эротичный вид. Под смуглой гладкой кожей перекатываются отточенные в спортзале мышцы, арабская вязь татуировки оплетает руку и крыло груди. На второй руке такой же орнамент, доходит до локтя. Своим отражением я могу любоваться бесконечно. Как вечно шутят шкуры – мы с тобой будем драться за право залепить селфи в зеркале. Не смешно. Единственное селфи, которое им светит – на карачках со ртом напротив моего большого члена.

Душ смывает следы вчерашнего алкогольного угара. Натягиваю домашние шорты, приглаживаю волосы гелем. Я могу себе позволить не залипать часами над своей внешкой, гримеры меня за это особенно любят. Даже с бодуна можно хоть в Кремль, хоть на облогу журнала.

В спальне без изменений. Две вчерашние счастливицы, попавшие в мою койку, беззаботно сопят, утомленные любовными игрищами. Рука метиски лежит на спине блондинки. Криво усмехаюсь. Может, заставить их исполнить лесби-пати на двоих, а я посмотрю? Надо подумать. Но сначала кофе.

Отказываюсь от искушения растолкать кого-то из них и погнать к плите, где, собственно, и место бабы после траха. Не потому, что сладко спят – не хочу их жужжания над ухом и подобострастных взглядов. Свое назначение они уже выполнили. Проснутся – и добро пожаловать отсюда.

Пока кофе-машина фигачит дабл-эспрессо, быстро закидываюсь медленными углеводами. Литрболл и правильное питание – залог здоровья. В обед тренировка. А затем обычные рабочие будни. Студия, запись, просмотр локаций для нового клипа, кастинг моделей, сьемка для рекламы геля для душа, а вечером вновь – клуб и расслабон. Сегодняшней ночью надо выспаться, впереди чес по городам необъятной родины. Оторвусь по его завершению.

Когда раздается звонок в дверь, я допиваю кофе, глядя в окно, где плавится в летнем зное полуденная столица. Горизонт дрожит в лёгком мареве. Москва никогда не спит, как поет мой бро Тимати. Вот тебе и подтверждение.

На экране домофона лощеный фейс Керима. Моего продюсера. Чего приперся? Мы, конечно, друзья и все такое, работе это не мешает, но на куй мне надо, чтобы он тут с осуждением закатывал глаза к потолку, глядя на разбросанные бутылки и голый инь-янь из шкур на постели?

– Чего стряслось? – распахиваю двери, не стараясь казаться дружелюбным хозяином. Незваным гостям у меня особый прием.

– Азам, есть разговор.

Он заходит в квартиру. Как всегда. Свеж и энергичен. В его реальности уже давно нет попоек и разврата, вместо этого – утренние пробежки, бокс, массаж, работа, а вечерами семья с детьми. Керим часто упрекает меня в том, что я забыл свои корни и не так уж безупречен перед Аллахом. Мне откровенно срать на то, что он думает. Мне нравится моя жизнь. И я атеист до мозга костей.

– Проходи на кухню. У меня дети спят, – с удовольствием смотрю на проблеск осуждения на его лице. – Кофе?

– Без кофеина, будь добр. И давай сразу к делу. Азам, я редко вмешиваюсь в твою жизнь, но что ты вчера устроил в клубе?

– Выступление без оплаты я там точно не устроил, так что не кипишуй. А имидж блюсти ты сам меня заставил. Блюду, понимаешь, как могу! Знойный мачо хлещет текилу и не плачет. Город пылает от нашего огня, гоу, крошка, порадуй меня! – цитирую строки своего хита, загружая в кофе-машину порцию кофе без кофеина. Но Керим даже не улыбается. Смотрит с осуждением.

– Ты вчера пытался отыметь в туалете дочь министра внутренних дел.

– Да? Ни черта не помню. А почему только пытался? Страшная была? Или папа помешал?

– Азам, подумай, что было бы, если бы она на тебя заявила. Мы бы это замяли, но папарацци раздули бы хайп на всю страну.

– Ну ты же с ней договорился? Кунилингус когда ей сделать? Или сразу предложение ноги и сердца?

– Я не об этом. Просто пора тебе завязывать с имиджем отбитого гангстера, который имеет все, что движется. Мы начинали с этого, когда тебе было двадцать. И тогда подобное вызывало у твоих фанатов восторг. Но, Азам, ты уже не пацан. Тебе тридцать четыре. Твои песни уже звучат смешно и двусмысленно.