Чугина долго уговаривать не пришлось: пачкая рот спелой ягодой и вымачивая колени росой, он жадно пополз вдоль берега, позабыв обо всем. «Знашь, голодать-то как приходилось? – припомнились ему слова приказчика.—Нонче еще не голод, а так, только тень его… Вот близ Кадьяка мы с голоду пухли на диком острове… то были злолютые дни… Уж лучше на ноке18 быть вздернутым, чест-ное слово! У нас нонче, худо-бедно, похлебка бывает, копченая оленина, остатки матросских сухарей, овсяные лепешки, смазанные барсучьим жиром, словом, при деликатесах, чинно еще живем… А тогда было шесть ночей голода и надежды. Звезды глазели на нас, дрожащих, на том чертовом острове… где ветер-сквозняк продувал до костей… Мы голыми руками и ножами выкапывали из песка ракушки и высасывали их склизкое дерьмо… Через два дня, веришь, мы уничтожили всех крабов на берегу, делали из портков нечто вроде сачков и ловили ими мелкую хайку и чавычу19, которую тут же жрали сырой… И соли хоть бы щепотка! Многих рвало, но они, один черт, ели эту сырятину… Голод, точно росомаха, грыз и царапал наши желудки, и мы готовы были резать друг друга! Слава Небу, на пятый день была обнаружена нерпа, которую шквалом выбросило на берег. Ее тут же распластали на части и съели целиком, вместе с вонючими потрохами… А потом резали на лапшу свои сапоги, пока нас не подобрал проходящий капер…20»

Туман плотно сгустился в ногах. Вечернее небо стало тоньше и выше, где-то в зарослях прибрежного ивняка устало вздохнула выпь. Чугин поднял свою бритую голову и ахнул: прямо перед ним в саженях семи-восьми покачивалась шлюпка, прибитая к берегу.

– Святая Богородица, спаси и помилуй! – прошептал молодой матрос и потер кулаками глаза, отказываясь верить: в разбитой посудине он тут же признал пропавшую с «Северного Орла» шлюпку.

* * *

Лицо Андрея приобрело восковой оттенок. Пульс бешено бился, но глаза уже ничего не видели.

«Ноздря! Ноздря! – жалила змеей мысль.– Он здесь, среди нас…» Роняя на землю перо и журнал, он поднялся, точно в огненном сне. Красный шепот дурного предчув-ствия обуглил душу. Зло сбивая сапогами медногубый татарник21, он бросился к берегу, где звенели топоры и интрепели, где распущенный швартов22 стягивал упрямые бревна.

Он сделал еще только шаг, как в груди болью аукнулось эхо: что там, впереди?! «Джессика!» – закатный багрянец окоёма задрожал перед глазами, голос треснул, ко-гда он забормотал молитву, хватаясь за пистолет. За какой-то десяток-другой шагов молнией вспыхнул их разговор:

– Мне жаль, но я, похоже, ничего не умею делать того, чтобы быть полезной вам,– она виновато посмотрела на него, а потом на потные спины матросов, что кряхтели у поваленных бревен.

– Полно казниться.– Он ответил тогда с дурашливым смехом, на миг прекращая работу.– Люди, кои «ничего не умеют», нередко делали открытия, не так ли? Сейчас для тебя лучшее время освежиться… Прости,– Андрей притянул ее за руку и тихо сказал.– Я помню наш разговор… Ты так мечтала искупаться… Только не уходи далеко. И возьми оружие.

«Дьявол! – Преображенский щелкнул взведенным курком.– Сколько ни учи петуха псалмы петь, он все кукарекает. Нет, чтоб прежде о сем подумать! Трижды дурак!»

Матросы у плота, пыхающие махоркой, увидев подбежавшего капитана, его пепельно-серое лицо, поспешно раздались в стороны, освобождая место, и застыли, вытаращив в испуге глаза. Андрей хватил взглядом берег, работников и, задыхаясь от бега, прохрипел:

– Где приказчик? Где Зубарев?

– Да вот только оба тут были… – откликнулись растерянные голоса.– Давече при связке бревен Зубарев узлы затягивал, а теперь шут его знает…

– Да погодите! – вклинился Палыч.– Он испужал меня, прежде чем мне к вам подойти. Вот тутось, на мхах он лежал,– казак торопливо указал капитану место.– Лежит этак мертвяком… руки сложил на груди, глаза открыты… И в небо уперты, как вилы… Я ему тогда пригрозил, вашескобродие: так, мол, и так, Мотька… Ты смотри, зря-то людей не пужай, окаянный!

– А что случилось, вашескобродие? У нас все в порядке, как у бобров на плотине,– невпопад пошутил Кулаков, один из старших матросов, и уже невнятно добавил.—Плот через четверть часа будет готов…

– Где приказчик?! – лицо Андрея напряглось. «Правильно Гергалов говорил: недаром сей черт, как береста на огне, крутится… Что-то кроется за ним… и в глазах всегда будто мыши бегают».– Где он?! – уже в голос прокричал капитан.

– А в чем дело? – остужно прозвучал за спиной голос Тимофея.– Чужие дела куда как ловко судить, барин. А взять хоть вас… где вы были, когда вершились убийства?

Последние слова прозвучали громко и зло. Тараканов, сжимая ружье, холодно смотрел в глаза капитана.

– Вы уж и рады к мелочи придраться, а я не меньше других руки сбивал… Убийства всяк мог творить. И он, и он, и он! Почему вы все подозреваете только меня? Кем тогда я вас могу считать? Повторяю: убийства всяк мог творить. Таково мое мнение.

– Но не мое.– Преображенский стремительно подошел к суперкаргу и схватил его за грудки.

– Ой, не буди лихо, пока оно тихо,– зловеще процедил Тимофей, но дрогнул под напором капитана.

– А ты зубами не скрипи, мне один бес, хоть до корней их сотри. И пока порог правды не спознаю, вопросы здесь задавать буду я. Постиг?

– Да клянусь, я не убивал. Не убивал!

– Не надо клятв,– Андрей разжал пальцы.– Мне нужна только правда. И помни, Тимофей, кроме меня тебе здесь никто не верит. А теперь,– Преображенский круто повернулся ко всем.– Слушай мою команду: вы двое направо, вы налево… Палыч со мной… Обыскать берег и найти мне Матвея, из-под земли, но найти…

У Чугина, как прежде на тропе, перехватило дух. Он тут же узнал эту белую шлюпку с «Северного Орла», что таинственным образом исчезла в ту ночь с фрегата.

Сделав два шага к ней, он едва не подавился криком: на корме виднелась чья-то нога, обутая в тяжелый черный морской сапог. Проклепанная медными гвоздями подошва в виде креста с массивным каблуком смотрела прямо на него. Лицо Кирюшки слилось по тону с цветом серой рубахи. В какой-то момент он ощутил горький хиновый привкус во рту – привкус тотального страха. Пальцы, испачканные ягодой, комкали конец поясного ремня, а медный крест на каблуке чудился прицелом, направленным в его грудь.

– Ляксандрыч, Ляксандрыч! Тама… там мертвец! —матрос бросился к Соболеву.

– Тише ты, дура! – плеткой стегнул ответ.– Здесь по воде на две версты голос летит. Не боись, мертвые не кусаются.

Соболев поставил в густую траву у ручья котелки, оглядчиво прикрыл их ветками и, щелкнув курком, бросил:

– Ну, где там? Веди, глянем.

Осторожно перешагивая через обросшие мхами лесины и валуны, они вышли к каменистому берегу, рядом с ко-торым, покачиваясь на мелкой волне, молчала белая шлюпка.

Текст предоставлен ООО «ЛитРес».

Прочитайте эту книгу целиком, купив полную легальную версию на ЛитРес.

Безопасно оплатить книгу можно банковской картой Visa, MasterCard, Maestro, со счета мобильного телефона, с платежного терминала, в салоне МТС или Связной, через PayPal, WebMoney, Яндекс.Деньги, QIWI Кошелек, бонусными картами или другим удобным Вам способом.