- Значит, ты знала Магнуса уже тогда? – предположил Алек, потирая виски, в которых снова начинала скапливаться боль, пытаясь скользнуть дальше, охватывая все тело. Пока что парень боялся спрашивать о Бейне больше, чем то, что удавалось почерпнуть из слов матери.

- Знала? – приподняла бровь Николь, хмыкнув. – Нет, но слышала многое. И не самое лестное.

Вскоре Николь, вырастя, вышла замуж за отца Алека, не став делиться с ним знанием о том, кто она такая. Время шло. Николь забеременела, приняв решение: она не станет вываливать на сына информацию об их роде. Почему нельзя жить, как смертные? Возможно, сын вообще унаследует больше крови смертного мужа. Тогда и волноваться ни о чем не следовало. Отец не разделял оптимизма дочери, особенно после того, как Алек родился. Николь помнила тот день так хорошо, что могла бы воспроизвести каждую мелочь момента рождения Алека и тот, когда дедушка взял на руки своего внука. Он побледнел, улыбнулся как-то скованно, неуверенно, словно пытаясь собраться с силами, чтобы не выдать настоящие эмоции. Николь испугалась, что с сыном что-то не так, но отец поспешил ее успокоить.

Алек рос крепким и сильным карапузом, радуя родителей и дедушку, который возился с внуком больше остальных, пока его дочь и зять занимались, ставшим семейным, бизнесом. Но какая-то странная грусть и напряженность читалась в лице отца Николь, когда он смотрел на внука. Николь, не вытерпев, поинтересовалась, что не так.

- И тогда он мне показал старые фотографии всех Лайтвудов, - Николь поежилась, вспоминая тот день, как страшный сон. – Ты оказался так похож на него…

- На Александра Лайтвуда? – подсказал Алек.

- Да, - вздохнула Николь. – Я никогда особенно не вглядывалась в запечатленные образы на фотокарточках. Это были неродные для меня люди, а Алеком тебя назвали только потому, что мне очень понравилось это имя, но я никогда бы не подумала, что это окажется так пророчески, - последние слова женщина почти прошептала. – Честно говоря, я немного испугалась. Но чем старше ты становился, тем отчетливей находились сходства с Александром Лайтвудом. А мой отец не переставал переживать, словно предчувствовал что-то. Он хотел, как можно раньше, нанести тебе руну. К тому времени старость одолела его, и из бодрого мужчины он превратился в дряблого старика. И его одержимость нанесения руны на тебя меня начала пугать. Я не хотела этого, потому что боялась за твою жизнь. И, как мне казалось, вскоре отец отказался от этой идеи. Он чаще болел, реже выходил из дома. Мы с твоим отцом работали, а ты проживал в это время с дедушкой. Я потеряла бдительность, и однажды, вернувшись домой, меня встретил ты, хвастающийся сделанной дедушкой татуировкой на спине рядом с плечом.

Рид вздрогнул, заведя руку назад, чтобы коснуться того места, где у него находился странноватый шрам с различными переплетениями и узорами. Этот шрам, насколько Алек помнил, был у него всегда. Правда, он совсем не помнил, сколько это «всегда», потому что о жизни с дедушкой Алек не помнил ровным счетом почти ничего. Словно ему отшибли память, стерли ее, как ластиком, заменив лишь знанием того, что прошлое у него когда-то было.

- Я поскандалила с отцом, - Николь прикрыла глаза. Стоять больше не было сил, и она села за стол, почти рухнув на покачнувшийся стул. – Я так долго и сильно кричала на него, а он… Он лишь мягко улыбался и успокаивал меня, говоря, что сила ангелов в тебе сильна так же, как и в нас с ним. Он не понимал или не хотел понимать, что я не собиралась тебя втягивать в семью Лайтвудов и сумеречный мир. Само все это было опасно. Почему-то мне тогда казалось, что подобные знания о себе увлекут тебя. И ты уйдешь, покинешь меня, выберешь жизнь нефилима. Ты знаешь, как их воспитывают? Их забирают в специальные обучающие школы. А ты из семьи, где один из твоих родителей – смертный. Мне грозило вечное расставание с тобой и твой запрет встречаться с нами. С подобным смириться я была не готова.

- Тогда… Почему вместо руны у меня шрам? – вздернул брови вверх Алек, подходя к матери, кладя руку ей на плечо, чтобы поддержать, чувствуя при этом, как она вздрагивает.

- Вот мы и подобрались к самому ужасному, - Николь положил руку на чужую ладонь. – Через несколько дней руна воспалилась, покраснела. И мой отец с ужасом понял, что по своей глупости и старческой нелепости нанес тебе не то, что должен был.

- Он начертил «Объединяющую руну», - странно выдохнул Алек, пробормотав это, но мать услышала его, съежившись. – Я не знаю, откуда я…

- Эта руна была придумана той, кто умел их создавать благодаря чистейшей ангельской крови, что текла в ее жилах, - Николь нехотя продолжила: - Отец перепутал. Не знаю, почему. Возможно, старость сыграла свою роль. Может быть, похожесть рун спутала его сознание. Я не знаю, чем он думал, но…

- Что делает руна объединения? – прервал Алек, снова касаясь своего плеча.

- Она соединяет две души: нефилима и нежити, - тут Николь пришлось поведать Алеку о тех, кого называют нелицеприятными словами, поподробнее, тем самым уходя немного в сторону от темы. – Руна соединяет вас на момент сражений, и тем самым помогает вам объединить силы, восполнить их, делясь энергией между вами.

- Но у меня не нашлось пары для руны, - Рид потер переносицу.

Алек совсем забыл про боль, думая лишь о том, что сотворил его дед, почти подписав ему смертный приговор своими бездумными действами. Нанести на подростка, почти что ребенка, в котором текла смешанная кровь нефилимов и смертных, такую мощную и сильную руну, у которой не было пары… О чем он только думал?! Возможно, мать права, и его поразило старческое слабоумие?

- Именно поэтому тогда тебе стало плохо. Очень плохо, Алек! – Николь едва ли не вскрикнула, вспоминая самые худшие моменты, которые ей удалось пережить, пока она переживала за сына, не зная, умрет он или будет жить. – Ты метался в агонии, и нес какой-то горячечный бред, выкрикивая имя Магнуса. Мальчик… Совсем подросток, кричал имя мага, которого знать не мог. Мне было так страшно… Я кинулась искать Магнуса Бейна, думая, что он поможет, что он вернет мне тебя. Но он даже не пустил меня на порог своего дома. Я умоляла его, просила помочь, но он меня не слышал. Потом я узнала, что Бейн покинул Нью-Йорк, когда его муж – Александр Лайтвуд – покинул этот мир. Но тебе становилось все хуже и хуже. Приходя в себя время от времени, ты снова и снова звал Магнуса, просил найти его, умолял привести. Я не понимала, что происходит, - женщина всхлипнула. – Я, как могла, все скрывала от мужа, говорила, что ты подцепил лихорадку и тебе нужна помощь врачей. Но они ничем не могли помочь, да и я боялась говорить им о причине. Что все дело заключается в чертовой руне у тебя на спине!

Алек громко втянул в воздух легкие. Воспоминания толчками наполняли его голову изнутри. Как вспышки, перед глазами возникали размытые образы. Он слышал чей-то плачь и мольбы. Он узнавал голос матери и еще чей-то, похожий на дедовский.

- Я не знала, что мне делать, - снова повторила женщина, закрывая лицо лдонями. – Ты таял у меня на глазах, а решение не приходило. Сколько бы денег у меня не было, они стали бесполезны. Мой отец не мог связаться с другими магами. Но неожиданно на тебя нашло какое-то просветление. Очнувшись однажды после ночи, полной беспамятства, ты четко и ясно сказал мне, что тебе нужен Магнус Бейн, потому что он единственный, кто способен тебе помочь и что он – твоя вторая половинка. Звучало безумно и страшно. В твоих… В твоих глазах отражалось неузнавание меня. На все окружающее вокруг словно смотрел не ты. Твое лицо, твоя мимика и движения, но не то… Как… На меня смотрел совершенно другой человек! Я еще больше испугалась. Но твое бодрствование длилось недолго. Вскоре, от обезвоживания и упадка сил ты потерял сознание. И я решилась на то, что, как я думала, никогда не решусь.

- Что? – Николь промолчала и, сжав уже двуми руками плечи женщины, Алек повернул ее в сторону, присев перед ней на корточки, чтобы взглянуть в ее заплаканное лицо. – Что ты сделала, мама?!