Костя облегчённо выдохнул, неловко улыбнувшись брату.
— Извини, что втянул тебя в эту дурацкую разборку.
— Наплюнь, — Мирослав хлопнул его по плечу. — Хорошо, что пацан оставил всех в покое. Если честно, я побаивался, что после моего отказа, он начнёт увиваться за тобой и всячески вмешиваться в личную жизнь.
— Я сам не ожидал, что Эл так быстро отвяжется, — признался Костя. — И вообще, почему Антон и Злат так долго?! — внезапно занервничал он.
— Там много различных мелких деталей в костюме, — отмахнулся Мирослав и торопливо добавил: — Ты всё-таки будь поосторожнее с этим Элом. Я не зря говорил, что он парень скользкий. Сейчас отвязался, позже опять что-нибудь мутить начнёт… Может и не начнёт, — справедливости ради, оговорился брат. — Но расслабляться в его присутствии не советую.
— Да, я постараюсь, — согласился со словами брата Костя, благодарный, как старший всегда присматривает за ним, с самого детства, несмотря ни на что. — А ты знаешь, из тебя бы вышел неплохой отец, — ляпнул Костя, прежде чем осознал, что он вообще сказал.
— Для кого? — на всякий случай напрягся Минаков-старший.
— Э-э-э… — промямлил Костя. — Для… человеческого ребёнка… наверное?
Мирослав онемел и, кое-как придя в себя, уточнил:
— Ты, что, так жаждешь стать дядюшкой?
— Я б посмотрел, как вы со Златом бегаете вокруг карапуза, — представив подобную картину, Костя расхохотался. — М-да, уверен, что ты был бы настоящей курицей-наседкой.
— И вовсе нет! — запротестовал Минаков, но внезапно осёкся: — Костик… Ты, это, серьёзно про ребёнка? — он не на шутку разволновался. — Слушай, братишка, я понимаю, что ориентация — не повод отказывать себе в продолжении рода, но ты только не руби с плеча, ладно? Если что, малыша можно и без женщин воспитать, а на суррогатную мать я вам с Антохой денег найду, не сомневайся…
— Сдурел?! — округлил глаза Костя, почти впечатавшись спиной в обивку дивана, на котором сидел. — Не… Да не хочу я становиться папашей! Я как вспомню киндеров маминых подруг, с которыми заставляли сидеть, пока они болтали на кухне… Нет уж, окстись! Я… Да я, блин, это ляпнул только потому, что ты заботливый и для родных людей способен сделать всё, а для родителя — это важнейшее качество!
Мирослав недоверчиво помолчал, что-то обдумывая, но явно успокоился. Затем фыркнул и улыбнулся:
— Я уж было решил, что ты проецируешь на меня свои тайные желания отцовства. Фу-у-ух, напугал! — он шутливо погрозил Косте пальцем. — Я же знаю, что родители капитально забивали тебе голову традиционными семейными ценностями. И подумал, будто ты, тайно, в душе, хочешь вернуться на стезю натурала, попробовать завести жену и ребёнка… Знавал я таких идиотов, — проворчал мужчина. — Ничего бы не вышло, — Минаков-старший сухо поджал губы. — От себя не убежишь, а жизней поломанных потом не склеить.
— Да понимаю я это, — буркнул Костя. — Наши родители всю жизнь говорили нам об институте семьи, как важно иметь «нормальные» отношения, — парень поморщился. — Но, думаешь, я променяю Антона на кого-нибудь? — фыркнул Костя, широко улыбнувшись. — Я — однолюб, и своего рыжего Загорского не брошу.
— Мне, братишка, кажется, что у нас в семье все однолюбы, — ухмыльнулся Мирослав, нетерпеливо поглядывая на дверь спальни, за которой как раз послышалась возня.
***
На кровати стояли две коробки, подписанные как «Костя» и «Антон»; Загорский с трепетом снял со своей крышку. И удивлённо приподнял тонкие брови, пытаясь понять, что это вообще такое.
Он выудил горку непонятных тряпочек и меховушек, гадая, куда это и зачем, но тут его внимание привлёк глянцевый буклет на дне коробки. Развернув его, Антон в ужасе застыл. На развороте, в разных позах, мускулистый мужик демонстрировал на себе детали данного туалета, вплоть до самых интимных. Наверху витиеватыми буквами обозначалось: Секс-шоп «Взрослый мир», а чуть ниже — «ЗаеБелочка».
— Ну, конечно, где ещё Мирослав может купить новогодние костюмы… — выдавил Загорский и судорожно вздохнул.
В дверь постучали, заставив Антона подпрыгнуть от неожиданности, и просунулась голова Злата.
— Мир сказал, что тебе нужно помочь, не то ты вообще отсюда не выйдешь, — доверительно сообщил он и втиснулся в комнату.
— Нет-нет, я сам могу! — в панике залепетал Загорский, но Злат его уже не слушал.
— Вот, смотри, — он развернул что-то белое и воздушное, с оранжевыми атласными бантиками: — Это чулки, они крепятся к подолу юбки.
— К-какой юбки? — заикаясь, простонал Антон.
— Вот этой, — Климов потряс в воздухе плюшевым кусочком ткани с белой отделкой. Сзади свисал пушистый рыжий предмет, который Антон с трудом опознал, как хвост. — Раздевайся. Полностью.
— Что?!
— А чего? — Злат пожал плечами. — Носки тебе не понадобятся, трусы тут тоже есть, — он помахал в воздухе такими же прозрачными, как у него самого, стрингами. И прежде, чем Загорский начал сползать в обморок от ужаса, пояснил: — Да не парься ты! Их под юбкой не видно.
Загорский проскулил что-то невнятное и принялся снимать одежду, невольно ёжась под внимательным взглядом Климова.
— Ты слегка похудел, — заметил тот.
— Так вместе же к сессии готовились, — огрызнулся Антон и тут же оживился: — Как Мирослав воспринял, что ты сдал экзамен досрочно?
— Очень хорошо воспринял, — довольно улыбнулся Злат. — Оттрахал меня самым большим дилдо, которое у нас есть, и засунул свой член по самые гланды. Я даже орать не мог, зато кончал, как заведённый.
Загорский вспыхнул как маков цвет и немедленно пожалел, что спросил. Казалось бы, пора уже привыкнуть к откровенным рассказам друга, но щёки всякий раз, словно тёркой продирали.
Чулки пришлось надевать очень аккуратно, хотя они и были достаточно плотными, чтобы не порваться в первые же пять минут. Стринги неприятно врезались в задницу, и Антон невольно поводил ею, пытаясь разместить поудобнее верёвочку, а спереди всё просвечивало так, что хотелось со стыда сгореть. А Злат, засранец такой, ещё присел на корточки и деловито поправил загнувшуюся ткань, и кожу Антона покрыли мурашки от этого прикосновения едва ли не к самой плоти.
Потом натягивали довольно эластичную юбку, которая в перечне почему-то значилась как «пояс для чулок», прицепляли к ней сами чулки, следом пришёл черёд предмета, опознанного Антоном, как подтяжки. Их Климов прикрепил к поясу и перекинул за спину. К тому месту, где шлейки перекрещивались, парень пристегнул кончик пушистого беличьего хвоста и удовлетворённо цокнул языком.
— Осталось уши, — сказал он и нахлобучил на голову Антона ободок.
На этом мучения не закончились. Злат извлёк откуда-то маленькую баночку и раскрыл её.
— Блёстки, — пояснил он на немой вопрос Антона. — Чуть-чуть на верхние веки, будешь прям секси-штучкой!
— Отчего ж себе не наляпаешь? — с досадой проворчал Антон, послушно закрывая глаза и ощущая щекотное прикосновение кисточки.
— У меня будут стразы, — возразил Климов. — Открывай, уже можно.
Антон распахнул ресницы и тут же дёрнулся — Злат принялся намазывать этими же блёстками его соски:
— Ай!
— Всё уже, не дёргайся, — ухмыльнулся Климов. — Надевай вот эти тапки, не то навернёшься, в чулках на паркете скользко.
Тапками оказались коричневые домашние балетки на нескользящей силиконовой подошве. Задрав собственную ногу, Злат продемонстрировал на своих гольфах такую же: