Антон смущённо почесал маковку — придётся и самому стать выдающимся чистюлей, наверняка Костя терпеть не может нерях.

Подловив момент, когда разбор вещей пошёл на убыль, Антон придвинулся к Минакову и обнял, прижавшись всем телом. За весь день они даже не целовались толком, и страшно хотелось восполнить утраченное, ощутить под руками упругие мышцы родного и любимого тела, тепло дыхания и сладость губ.

Подняв голову, он всмотрелся в родные Костины черты и улыбнулся, когда парень нежно обнял его в ответ.

— Соскучился? — Костя ласково улыбнулся, огладив кончиками пальцев овал лица Антона, видя, как у того темнеют глаза, становясь по цвету гораздо насыщенней, чем обычно. — Хочешь опробовать матрац на прочность? — прищурился Минаков, выдавая свои настоящие эмоции. Ведь он на самом деле хотел Загорского весь день, да только сдерживался, поскольку они были не одни в квартире, но сейчас все пространство полностью в их распоряжении.

— Очень хочу, — прошептал Антон и прильнул к Костиным губам.

Поцелуй был так сладок, словно они не делали этого, по меньшей мере, неделю. У Загорского кружилась голова, и внутри распирало от нахлынувших чувств. Они. Одни! В своей! Квартире!!!

Парень лихорадочно огладил Костины бока и спину, тесно прижимаясь пахом к чужому. Возбуждение нарастало настолько быстро, что кровь стучала в висках, а сердце, казалось, выпрыгнет из груди. Хотелось поскорее избавиться от шорт и майки, чтобы в полной мере ощутить горячую обнажённую кожу любимого, обонять его запах и зарываться пальцами в густые волосы.

Минаков шумно выдохнул, когда поцелуй пришлось разорвать. Казалось, что даже воздух между ними накалился до предела. Было горячо, жарко. Стянув с Антона футболку, не найдя места, куда бы аккуратно положить вещь, Костя отбросил ее в сторону, заткнув свою педантичность, ведь ему так натерпелось прикоснуться к желанному телу.

Загорский прикусывал губы, еще сильней распаляя. Он поддавался ладоням, прижимался близко, словно мечтал слиться в одно целое. Уткнувшись носом в щеку парня, Костя перевел дыхание, ведь еще чуть-чуть и он кончит просто от вида Антона:

— В спальню! — Костя снова поцеловал рыжего, прижимая того к себе за талию и медленно направляя в сторону сказанной комнаты.

— Ммм, — согласно промычал Загорский, пытаясь одновременно переставлять ноги и не отрываться от упругих губ.

Поскольку, делать это было трудновато, остаток пути Костя пронёс его, крепко держа за талию и чуть приподняв. Ухитрившись не споткнуться и не вписаться в дверной косяк, Минаков аккуратно поставил ношу на пол, и Антон немедленно принялся избавляться от прочих деталей одежды, горящими глазами следя за каждым движением любовника, который тоже не собирался оставаться одетым.

Это было похоже на парный стриптиз, с той разницей, что каждый исполнял его для другого: с долей тягучей томности, жадной страсти, но без задержек и однозначного поддразнивания — оба слишком изголодались.

Матрас, заботливо застеленный постельным бельём, не внушал доверия, и Загорский чуток притормозил, неуверенно поглядывая на туго надутое пространство, размером сто восемьдесят на двести и пятьдесят сантиметров в высоту.

Когда Мирослав только предлагал воспользоваться этой надувной кроватью, которую приобрёл для выезда на природу, то сразу подчеркнул, что грузоподъёмность высокая. Однако при активных (тут он пошленько подмигнул) действиях будет сдуваться. Встроенный насос, конечно, очень спасал — ткнул кнопочку, и готово, но не станешь же отвлекаться во время… гм… процесса.

Костю, по всей видимости, всяческие матрацные сомнения не одолевали, потому что он решительно подпихнул Антона к этой конструкции, нетерпеливо оглаживая его ягодицы.

Загорский мысленно плюнул на всевозможные последствия, укладываясь на надувную кровать и подставляя тело ласкам любимого.

Движения на надувном матраце ощущались странно, с долей невесомости и необычной лёгкости, но Костины мысли занимал лишь Антон. Он жадно приникал ко рту возлюбленного, поглаживая его бедра, чуть сжимая и царапая нежную кожу.

Хотелось подразнить рыжика, потянуть время, чтобы насладиться сполна нетерпеливыми стонами и просьбами, срывающимися с раскрасневшихся губ, но войти в разгорячённое тело желалось сильней всего на свете. Покрытый легкой испариной, Антон манил прикоснуться, сцеловать капельки пота, выступившие на лбу. Лето было в самом разгаре, а крепкие объятия горячили еще сильней.

Спускаясь поцелуями с шеи Загорского до ореолов сосков, чуть прикусывая их, Костя не мог оторваться от ягодиц Антона, сжимая их, разводя чуть в стороны.

— Где резинки и смазка? — шепнул Костя, поднимая расфокусированный взгляд на объект своего желания, с восторгом отмечая, как тот слегка выгибается, подставляясь под ласки.

— Они в рюкзаке… Во внешнем кармане, — тяжело дыша, ответил Загорский и махнул рукой на чёрно-красный «Swissgear», приткнувшийся в изголовье, радуясь, что запихал смущающий «подарок» от Злата в той доступности, что всего лишь руку протяни.

Что Костя и сделал, почти не глядя, выуживая аптечный пакетик со всем содержимым.

Выдавив на пальцы немного лубриканта, Минаков вернулся к Антону, уже безбоязненно касаясь его промежности, зная, что вводя в возлюбленного пальцы, не причинит ему ни дискомфорта, ни болезненных ощущений.

Чтобы хоть как-то отвлечь Загорского от первых проникновений, Костя поцеловал его, прошептав в губы:

— Все хорошо? — он не мог не беспокоиться за Антона, за его чувства, несмотря на то, что они уже давно, еще два года назад, переступили грань дружбы, начав вести полноценную сексуальную жизнь.

— Всё отлично, — улыбаясь в поцелуй, выдохнул рыжик, сладостно насаживаясь и давая понять, что с этой церемонией можно не затягивать.

Не сказать, что близость была регулярной, но эластичные стеночки легко поддавались манипуляциям, через краткое время впуская три, а затем и четыре пальца.

Антон постанывал — обладая весьма чувствительным входом, он остро ощущал удовольствие всеми нервными окончаниями. Минаков успел выучить все эрогенные зоны любовника и ловко доводил его до пика возбуждения за какие-то считанные минуты. С не меньшим успехом он мог долго и терпеливо распалять страсть, лаская так нежно и неторопливо, что Загорский начинал скулить и умолять взять его, сходя с ума от накатываемых ощущений.

Вот и сейчас Антон метался, вцепившись в плечи Кости, царапая, выдыхая стоны приоткрытыми губами, и выдержка Минакова летела ко всем чертям. Ощущая пальцами узость любовника, его податливость и открытость, парень чувствовал, как уносит собственную крышу.

Завозившись, Костя вскрыл презерватив, раскатывая латекс, после чего, приподнял бедра Антона и вошел в него, слегка покачиваясь, продвигаясь плавно, ритмично. Руки Кости мелко дрожали от возбуждения, но он крепко обхватывал ноги Антона, чтобы тот не дергался и не поддавался резче, чем нужно, на неспешные движения.

Загорский выглядел нереально сексуально: выгнувшийся, раскрасневшийся и взъерошенный. Его зеленые глаза, ставшие насыщенного изумрудного цвета, полыхали страстью из-под ресниц и полуприкрытых век. Тело парня, белокожее, ещё нетронутое летним загаром, тонкое, изящное, так и манило коснуться, оставить хоть какую-то отметину. Косте пришлось закрыть глаза и сосредоточиться на проникновении, чтобы не лишиться рассудка от этой развратной картины.

О, как Загорский обожал эти моменты, когда внутрь толкается что-то твёрдое, горячее, сладкой дрожью отзывающееся в каждой клеточке тела! В такие моменты он полностью отключался от всего внешнего мира, сосредотачиваясь лишь на самом главном и дорогом для себя человеке: на его движениях, прикосновениях, будоражащем аромате, горячечном шёпоте, приглушённых стонах… Собственные ощущения плотно переплетались со всем этим, эмоции становились густыми, осязаемыми, рвущими сознание своей яркостью и остротой.