Костя любил процесс даже больше самого финала, но ещё больше он любил вести Антона к этому финалу, чутко улавливая малейшие колебания, уверенно направляя и наслаждаясь тем, как возлюбленный отзывается на волю его желаний. И Загорский отпускал себя, самозабвенно отдавался в чужие, но такие любимые руки, плыл по течению и никогда ни о чём не жалел.

Движения, поначалу неторопливые, затем глубокие и размеренные, становились всё более рваными, резкими, порывистыми. Стоны начали звучать громче, приближая своих носителей к вершине удовольствия, взгляды затуманивались, дыхание сбивалось…

Внезапно Антон вцепился в плечи Минакова с неистовой силой и выгнулся, выплёскиваясь упругими толчками, перемежая их глухими вскриками.

Минаков излился следом, совершив едва ли от силы три глубоких толчка. Антон так сильно сжал его, что перед глазами все поплыло, и Костя кончил, сграбастывая любовника в объятия и утыкаясь носом ему в шею.

Было не то, что хорошо, а великолепно. Все звуки словно выключили, а тело превратилось в бескостную массу — двигаться не хотелось, хотелось лежать и не шевелиться, пока отголоски оргазма гуляют внутри.

Впрочем, доставлять дискомфорт Загорскому не стоило, поэтому, когда звездочки перед глазами исчезли, Минаков вышел из Антона, стянул и связал презерватив, подумывая, куда бы его выкинуть.

На кухне стоило еще установить мусорное ведро, но вместо него пока что был обыкновенный пакет.

Избавившись от резинки, Костя вернулся в спальню, с улыбкой взглянув на Антона, который, прикрыв глаза, все еще находился в каком-то своем мире. В отличие от Кости Загорский долго отходил после секса, плавая в посторгазменной неге. Минаков прилег рядом с рыжиком, поцеловав его в плечо, и взъерошил по привычке взмокшие от пота кудряшки.

— Нужно в душ, — хриплый голос Кости привлек внимание Антона, и тот лениво повернул голову в его сторону. — А еще, должен тебе признаться кое в чем, — Минаков хмыкнул: — Мы чуть сдули матрац. Он теперь сильней прогибается. Кажется, Мир был прав, что эту кровать вполне можно так превратить в спальный мешок от интенсивных движений.

— Мы не «чуть сдули» матрац, а весьма ощутимо сдули, — хрипло поправил Загорский, приподнимаясь и на треть проваливаясь в колышущееся пространство. Расхохотавшись, он кое-как выбрался и встал на подрагивающие ноги, глядя на то, что ещё недавно позиционировало себя, как надувная кровать. — Надеюсь, во время сна он не настолько спустит воздух. Не хочу к утру оказаться лопатками на полу, — фыркнул Антон напоследок и слегка пощекотал Костину пятку: — В душ вместе или по отдельности?

— Точно по отдельности, — Костя внимательно осмотрел обнаженного возлюбленного, быстро отведя взгляд.

Если они пойдут вместе, то будет второй заход, а у Антона и так подкашивались ноги. Стоило немного остыть и привести мысли в порядок.

— Ладно, — вздохнул Загорский и пошлёпал в непривычном ещё направлении, ванной комнаты.

Очень хотелось опробовать саму чашу, со всеми её гидромассажными финтифлюшками, но лень было ждать, пока наберётся вода. Поколебавшись с полминуты, Антон шагнул за матовую перегородку и опасливо включил воду, настраивая на нужную температуру.

В первый раз, не сразу разобравшись, он врубил холодную, да во весь опор, только чудом успев отскочить в сторону. «Лейка» шибанула во всю дурь, забрызгав ноги, и накрепко отбила желание бездумно и наугад тыкать в кнопочки. При том, что инструкция лежала тут же, на стиралке, со всеми прочими — рачительный хозяин, продавая технику вместе с квартирой, даже гарантийные талоны вложил в пластиковые файлы.

На ближайшей полке торчал гель для душа с запахом граната и ежевики. Антоха уволок его из дома, не глядя, и сейчас подозрительно принюхался, не свалится ли на его голову очередная напасть.

И едва не прибалдел от чарующего аромата.

— Уммм, Костику должно понравиться, — промурлыкал он, намыливаясь с ног до головы пахучей пеной. — Ага, он и для волос тоже, — пробормотал он, вчитываясь в надпись на обратной стороне флакона и добавляя немного на мокрые кудряшки.

Минут через пятнадцать Загорский выплыл из горячего марева душевой, завёрнутый в большое банное полотенце изумрудного оттенка — мамин подарок. В теле ощущалась лёгкость и некоторый голод, всё-таки, пара кусочков пиццы — несколько маловато для растущего организма.

Заглянув в спальню, он поинтересовался у Минакова, уже успевшего заново перестелить и поддуть кровать:

— Костик, ты есть хочешь? Пиццу разогреть?

— Я могу попробовать приготовить что-нибудь посерьёзней, чем пицца, тем более, продуктов нам притащили заботливые родственнички достаточно, — Костя, взяв одежду, чтобы после душа переодеться, подошел к Антону, чмокнув того в нос, с улыбкой взглянув, как тот забавно поморщился. — Но мне нужно будет время, чтобы разобраться с новой плитой. Она сенсорная, а я привык к обычной, газовой.

Говоря это, Минаков машинально вдохнул запах Антона и довольно заурчал. Невольно парень потянулся к возлюбленному и зарылся носом в кудряшки, попутно приобняв хохотнувшего Загорского.

— Изумительно пахнешь, так бы и съел, — выдал Минаков, спустя несколько секунд, с трудом отодвигаясь.

— Сейчас и сам так же пахнуть будешь, — с удовольствием проговорил Антон, легонько целуя Костю в чуть припухшие губы. — Может, ну её, эту плиту? Время позднее, уже скоро спать, — он покосился на будильник, выставленный Минаковым поверх одной из сумок. — Девятый час, а нам ещё с родителями связаться и доложить обстановку. Давай уж готовить завтра, когда вернёшься из универа, тем более, вставать-то рано. К двенадцати Мирослав обещал нормальную кровать притаранить, так что, я тоже вряд ли высплюсь, если скоро не лягу, — засмеялся рыжик.

— Ла-а-а-дно, — протянул Костя и, чмокнув Антона в последний раз, направился в душ, чтобы как можно быстрей смыть с себя усталость и пот после интенсивной физической нагрузки.

Завтра, и правда, надо было вставать рано. До универа путь не такой уж и близкий, а еще и с метро разбираться, хотя Мир все досконально объяснил и рассказал.

«Дюже не маленький уже, справишься» — подбодрил он себя, но все равно волновался.

Помимо всего прочего предстояло купить медицинский халат и шапочку для учебы.

Быстро ополоснувшись и одевшись, Костя вернулся к Антону, который весело болтал по телефону и, судя по довольному лицу парня и по доносившемуся из динамика женскому голосу, разговаривал он с мамой, рассказывая, что да как.

Что-то неприятное кольнуло внутри груди Минакова, ведь его матери и отцу нет никакого дела: после того, как они узнали, что и второй их сын — гей, то отказались от него.

Постаравшись, чтобы на лице не отразились негативные эмоции, Костя махнул рукой, передавая привет родителям Антона. Все-таки, как бы Минаков не храбрился и не говорил, что в его жизни не нужны люди, не принимающие его таким, каков он есть, парень любил Ольгу Валерьевну и Григория Ивановича Минаковых, достаточно болезненно перенося их реакцию.

Тем не менее, Костя отдавал себе отчет, что со временем станет значительно проще относиться к этому.

— Мамуля, тебе привет от Костика, — немедленно отреагировал Антон и заулыбался, поглядывая на любимого. — А? Нет, мы сейчас пиццу есть будем, нам хватит. О, нам завтра кровать привезут и что-то там ещё, Мирослав говорил! — ликующе сообщил он. — Что?.. Не знаю, я не спрашивал, — растерянно ответил он и неуверенно поглядел на Костю, который занимался разогревом оставшейся выпечки. — Мама спрашивает, насколько всё дорого и нужны ли нам ещё деньги, — виноватым шёпотом пояснил он.