— А чем обычно ты занимаешься, когда в «свет» выходит Эмиль? — Майер не мог сдержать своей заинтересованности.
— Читаю, — дернул плечами Моррис, хмыкнув. — Знаете, док, мне нравится читать какие-нибудь детективы с уклоном в ужастики, — Филипп кривовато улыбнулся. — Там, в сознании Эмиля, у меня есть собственная библиотека. А еще я часто рисую.
У врача никак не могло уложиться в голове, как это возможно: читать и рисовать, находясь в сознании основной личности. Но Майер, хоть и не мог найти объяснение подобному, однако просматривал такие случаи, когда альтер-личности рассказывали, что также изучали искусство, обучались техническим навыкам или же даже осваивали другие языки, когда не были в «пятне света». Феномен, который невозможно объяснить логически.
— И как происходит этот выход «на сцену»? — Адалрик внимательно уставился на Филиппа.
Моррис вздохнул, нахмурившись. Он сам поражался тому, какое спокойствие его накрыло с самого прихода в себя. Это началось, пожалуй, благодаря тому, что он выяснил все отношения с Томасом. А еще Филипп безумно устал. От всего: от такой жизни, от вечных пропаданий в «тени», от того, что не может полноценно быть с любимым человеком. Ему хотелось выяснить не только, кто он такой, но и, возможно, понять, как избавиться от Эмиля.
— Когда Эмиль испытывает сильные эмоции, но чаще негативные, — разъяснил Филипп, по-прежнему глядя в окно, словно желая что-то в нем увидеть сквозь прозрачную дымку стекла. — Док, — Моррис взглянул на Адалрика задумчиво, непривычно серьезно, — помните, я сказал, что Эмилю нужно умереть? — дождавшись кивка, мужчина продолжил: — Я объясню, почему, так что включайте свою шарманку, — Моррис кивнул на диктофон, лежащий на столе.
Адалрик, кашлянув, безропотно потянулся к старенькому диктофону, нажимая на круглую кнопку на верхней панели. Когда запись пошла, психотерапевт громко и внятно назвал дату и время начала сеанса. Затем взглянул на собеседника.
— Для начала, пожалуйста, представься и расскажи что-то, что знаешь только ты и Эмиль, — попросил Адалрик.
Филипп, отпив из кружки, вдруг хитро прищурился, подавшись вперед, словно нашел что-то занимательное во всем происходящем.
— Что ж, привет, Эмиль, — Моррис усмехнулся, — странно говорить с самим собой, но, к сожалению, ты обладаешь крайне дырявой памятью, поэтому не знаешь обо мне ничего. Меня зовут Филипп Моррис. Мне тридцать лет и я делю с тобой одно тело. Наверняка док попытается до тебя донести суть нашей с тобой проблемки, однако я должен как-то доказать, что мы с тобой связаны, да? Ты ведь потерял память. Х-м-м… О, знаю! — Филипп даже воздел указательный палец вверх. — Я расскажу только то, что знаешь ты, Луис и я!
— Филипп… — предупреждающе произнес Адалрик, качнув головой.
Майер догадался, о чем может начать рассказывать Филипп. О чем-то интимном, важном для Луиса и Эмиля, и было неизвестно, как может отреагировать Джонс на подобное. Моррис, нахмурившись, недовольно посмотрел на мужчину, но, вздохнув, произнес:
— Ладно, отставим тему вашей с Луисом сексуальной жизни, — он проказливо улыбнулся, но сразу стер улыбку, произнеся: — На счет бабули Анны. Уверен, ты никому не рассказывал об этом, но это-то ты точно должен знать. Две вещи: ты крайне редко заходишь в комнату своей строгой бабки, потому что, как-то раз она тебя очень сильно отругала за это, помнишь? А вторая вещь… Вспомни, кофейный столик в гостиной и имя, написанное на столешнице, которое Анна не стерла. Смекаешь? — Филипп как-то по-особенному ухмыльнулся, от чего у Адалрика, видевшего многое и общающегося с разными людьми, мурашки поползли по телу. — Я написал свое имя, когда тебе было двенадцать. Тогда я еще всеми силами хотел, чтобы ты знал, что я рядом с тобой. Но ты не понял, забыл, как, собственно, и обо всем. Так что, парень, приятно познакомиться!
Филипп явно испытывал удовлетворение, выговаривая все, что у него накопилось, так что Адалрик больше не вмешивался в длительный монолог. Врач, сложив руки перед собой, прижав пальцы к подбородку, слушал Морриса, время от времени делая какие-то пометки в ежедневнике, не переставая хмуриться и кусать губу.
— Я даже не знаю, как тебя назвать, Эмиль, — едва слышно выдохнул Филипп, снова уставившись в окно. — Но в тоже время завидую тебе, ведь ты все забыл, не захотел помнить, а вот я — хранилище твоих детских страхов, боли, обиды и всего того, что ты испытал в детстве. Хранилище всего гадкого и противного, — он замолчал, словно обдумывая что-то, затем повернулся к Адалрику: — Док, вы ведь хотели узнать нашу историю? — врач кивнул, и Филипп продолжил: — Возможно, эти воспоминания причинят боль, но я хочу, чтобы ты все вспомнил, Эмиль, — мужчина прикрыл глаза, откинувшись в кресле. — Все началось так давно, но я помню каждый день так ярко… Ты должен восстановить свою память, Эмиль! — неожиданно яростно рыкнул Филипп, стукнув ладонью по подлокотнику кресла. — Это нужно мне, это нужно тебе… Хочу знать, откуда я, хочу понять, кто я… Не помню лишь одного. Мне недоступны только те моменты, пока я не ожил, пока тебе не исполнилось шесть лет, все остальное так поверхностно. Скажи мне, кто я? Все началось очень много лет назад… — Филипп открыл глаза, уставившись на свою руку, сжимающую колено. — Эмиль родился в достаточно благополучной семье. Так казалось на первый взгляд. Семья интеллигентных людей. Мать Эмиля по образованию была учительницей, а отец — инженер одной крупной компании, настоящий трудоголик, который семье уделял минимум внимания и исключительно по графику, расписание которого он всегда записывал в свой маленький блокнотик, что носил в нагрудном кармане. Адалина Джонс и Джозеф Джонс. Они долго не могли зачать ребенка, почти потеряв надежду на хороший исход данного важного для них события. Адалина горстями пила таблетки, а Джозеф исполнял супружеский долг, как бы смешно это не звучало, по своему же расписанию, лишь несколько минут. Сложно ответить, любили ли они друг друга. Скорее, хотели соответствовать нормам общества.
— Расскажешь, какими были по характеру родители Эмиля? — тихо спросил врач.
Филипп медленно кивнул.
— Увы, док, я владею не полной информацией, но надеюсь, что кусков моих воспоминаний и рассказов Анны хватит, чтобы Эмиль восстановил свою память. Так, каковы их характеры… — Моррис почесал подбородок, хмыкнув. — Адалина была зависима от мнения других людей. Как бы вы сказали, истероидная личность с претензией на завышенное мнение о себе и зависимостью от общества. Она пила горстями не только гормональные препараты, мечтая забеременеть, как и ее многочисленные подружки, но также употребляла и психотропные, и снотворные, и какие только могла найти. Должен сказать, у Адалины оказалась весьма бурная молодость. Кажется, она также плотно сидела на каких-то наркотиках, и с трудом закончила обучение на педагога. Но вы не подумайте, док, она не работала по профессии. Пыталась, но уволилась почти сразу, предпочтя большую часть времени находиться дома или гулять с подружками. Инфантильная, эгоистичная. Удивительно, как Джозеф вообще обратил на нее внимание, но это уже другой вопрос. Они познакомились чисто случайно, и Адалина охмурила Джозефа, соблазнив своей красивой внешностью. Кстати, Эмиль удивительным образом похож на свою мать: высокую блондинку с тонкими чертами лица. Разве что серые глаза он унаследовал от отца.
— А что бы ты сказал про отца Эмиля?
— Уже сказал, — хмыкнул Филипп. — Трудоголик, не видящий дальше своего носа. Сын Анны, воспитанный в узких рамках. Поссорился со своей матерью, когда ему было восемнадцать, ушел из дома, и больше с родительницей не общался. Что с мужем Анны, я не знаю, но скорее всего, умер или ушел от этой деспотичной женщины. Джозеф лишь с удовольствием принимал деньги матери, которые та пересылала на его карточку. Так, для лучшей жизни, — Моррис снова ухмыльнулся, отпив глоток уже остывающего кофе. — Джозеф не очень-то любил Адалину, но он не хотел быть отщепенцем в обществе, не похожим на других, потому и женился. Они создавали вокруг себя ауру благополучия, а на самом деле, дома расходились по разным углам, занимаясь своими делами. Обоих это устраивало. Адалина нашла мужчину, который мог обеспечить ее и ее запросы, а Джозеф… Пожалуй, он женился на кукольной внешности, с которой не стыдно выйти в свет. Так вот, для благополучной картины им требовался ребенок, но они долго не могли его зачать. На этой почве дома часто возникали скандалы, ведь возраст не останавливался на цифре двадцати лет, и красота Адалины постепенно начала угасать. Наверное, свою роль сыграли легкие наркотики, которые она принимала когда-то, нарушив гормональный фон и все остальное. Однако вскоре Адалина забеременела, и в семье настала тишь да гладь. До поры до времени…
