— Люблю тебя…

Грин не уловил эту беззвучную фразу, однако почуял некоторую перемену в поведении любовника. И лишь прильнул как можно теснее, подставляясь под проникновения, ловко высвободив руки и обнимая Филиппа за шею.

— Ммм, мой совершенный… — выдохнул он на пике удовольствия и выгнулся дугой, застонав от яркого, оглушительного оргазма, волной затопившего от макушки до пяток.

Его громкий стон вызвал неподдельное удовольствие у Филиппа, а мышцы так крепко стиснули член, что мужчина замер, едва не вскрикнув. Подождав немного, пока тело Грина слегка расслабится, Филипп совершил пару фрикций, до упора войдя в Тома, и тут же кончил, почти упав на любовника.

Слова, сказанные Томом, согрели что-то внутри, пустили разряд наслаждения по венам. Моррис, найдя губы Тома, лениво его поцеловал, а перед глазами все еще плясали цветные круги от перенесенного экстаза.

Через некоторое время ирландец аккуратно выбрался из-под Морриса, и когда тот перевернулся на спину, устроился рядом, прижавшись к нему сбоку. Длинные темные ресницы подрагивали — Том незаметно изучал Филиппа, поглаживая его по груди и рисуя на ней узоры.

— Ты удивительный, — непривычно мягко сказал он. — Я не хочу тебя отпускать, но ты ведь опять уйдешь?

Филипп зарылся носом в волосы Томаса, втягивая в легкие аромат его тела, шампуня и запах секса. Влажные от пота пряди щекотали, но Фил не отодвигался. Он прикрыл глаза, пробормотав:

— Да, детка, мне нужно будет по делам, — пальцы пробежались по плечу ирландца.

Грин вздохнул с нескрываемым сожалением. И по-детски обиженно нахмурился:

— Когда я провожу время с тобой, у меня почти пропадает желание заводить интрижки с другими. Ты странно влияешь на меня… Но мне это нравится, — он усмехнулся. — Если захочешь вскоре увидеться, не обязательно идти в «Жестянку». Приходи сюда, — это был своеобразный намек на некую определенность для следующей встречи, словно Грин завуалированно выпытывал, когда такое произойдет.

Филипп сглотнул. Если бы он знал, когда наступит этот «следующий раз». Однако слова Томаса его обрадовали. Моррис, приподняв голову Тома, прихватив его за подбородок, сладко поцеловал.

— Хорошо, Томми, я буду приходить к тебе так часто, как смогу, — голос слегка охрип, и Фил пару раз сглотнул, чтобы скрыть, насколько сильно его растрогали слова любовника. — Ты знаешь, я тебя хочу всегда. Всего тебя, с головы до ног, — Моррис облизал губы. — Если бы можно было, я бы оставил на тебе свою метку, чтобы ты всегда помнил обо мне.

Филипп сам не понимал, что несет. Он говорил то, что его волновало, чего больше всего хотел. Пожалуй, впервые Филипп говорил, что испытывал, и что лежало на душе.

— Метку, — со странным удовлетворением произнес Том. — Твоя метка — это твое присутствие в моей жизни. Я всегда жду тебя, знай это.

Филипп стиснул зубы, промычав что-то нечленораздельное. Как бы он хотел, чтобы это «всегда» существовало.

Прикрыв глаза, обнимая разнеженного Тома, Филипп в очередной раз, словно молясь, прошептал скрюченной фигурке, спрятавшейся во тьме: «Эмиль, пожалуйста, подари мне время».

========== Глава 16. ==========

— Скажи мне, ты хочешь, чтобы Эмиль узнал о тебе? — Адалрик, вертя ручку, внимательно посмотрел на удобно расположившегося в кресле, напротив стола, Филиппа, пьющего обжигающе горячий кофе из принесенной Нелли кружки.

Майер специально максимально освободил свой график, чтобы как можно больше времени провести с самым интересным и в тоже время сложным пациентом.

Филипп позвонил сам. Он договорился о встрече, но точно не знал, когда у него получится встретиться с Майером, поэтому пообещал, что заранее оповестит, как придет в сознание. Это произошло через неделю.

Встречи с Эмилем продолжались, как и прежде, и юноша ни о чем не подозревал, лишь жаловался на то, что стал слегка сонливым. Адалрик все еще не мог рассказать Джонсу о том, что в его сознании существует Филипп Моррис. Не имел возможности, пока не получит официальное разрешение Филиппа. Это было очень важно, ведь в таком случае лечение пойдет куда продуктивней.

И вот, задумчиво посматривая в окно, за которым постепенно начинало смеркаться, Филипп со всей серьезностью раздумывал, хочет ли он, чтобы Эмиль узнал о нем.

Вообще, Моррису всю жизнь было обидно — Эмиль о нем ни сном, ни духом, а Фил ведь был ему близок, как никто, забирая всю боль, переживания, страхи, испытываемые Джонсом. Но Филипп мог представить, какая реакция возможна у Эмиля, и это слегка угнетало, хоть и не до такой степени, чтобы отказаться от предложения врача.

— Пожалуй, хочу, — с расстановкой, растягивая слова, произнес Моррис. — По крайней мере, этот несчастный парнишка хотя бы узнает, что не был одинок все это время, — отпив глоток кофе, Филипп поморщился от горького вкуса, взглянув на Адалрика. — Что вы предлагаете, док?

Майер с готовностью вытащил из стола старенький диктофон, помахав им в воздухе и, положив вещь на стол, подтолкнул ее в сторону Филиппа, чтобы тот, если он того хотел, проверил, что из себя представляет идея психиатра. Адалрик никогда прежде не имел опыта работы с подобными пациентами, как Эмиль и Филипп, поэтому достаточно долго раздумывал, как и с чего начать. Если Филипп хранил все воспоминания Джонса, то стоило записать их, чтобы обдумать в дальнейшем. Но у Адалрика было слишком много вопросов.

Филипп, догадавшись о замысле психиатра, кивнул, закинув ногу на ногу. Ему невыносимо хотелось курить, и он сам не понимал, что делает у врача вместо того, чтобы сейчас находиться в постели с Томом. Но какое-то чувство долга подталкивало Филиппа. Тем более, Адалрик был ему интересен, и вообще Моррис давно размышлял, что он делает в этом мире и кто он такой. Возможно, Майер мог дать ответ, однако для этого ему стоило рассказать всю историю жизни Эмиля.

— Прежде, чем мы начнем, пожалуйста, скажи, Филипп, — Адалрик потер подбородок. — Как ты относишься к Эмилю?

Филипп хмыкнул. Сложный вопрос.

— Он мне симпатичен, как бы странно это не звучало, но с другой стороны я его искренне ненавижу, — выдал спустя долгую минуту молчания Моррис, прикрыв глаза и растягивая губы в ухмылке. — Он смешон, беззащитен, настоящий лузер. Но в тоже время этот парень — добрый малый, который попал в ужасную жизненную ситуацию.

Адалрик кивнул. Мужчина с удивлением и одновременным удовольствием отметил, что Филипп, как никогда прежде, стал более открытым, спокойный, словно в его жизни случилось нечто, приведшее в равновесие, по крайней мере, во временное. Он больше не бросал колкости, не замыкался, старался быть откровеннее. Но Адалрику все еще не были ясны мотивы, почему Филипп хочет помочь Эмилю, который является полноценным обладателем сознания и тела.

— Филипп, — Майер помедлил, — поясни, пожалуйста, как так получилось, что вы с Эмилем делите одно тело?

Моррис фыркнул, дернул плечом, словно ему неприятно было говорить об этой теме, но отмалчиваться не стал.

— Я называю это «пятном света» или же «стул на сцене», не столь важно, — отмахнулся мужчина. — Дело в том, что когда кто-то из нас завладевает сознанием, то выходит в «свет». Достаточно сложно объяснить, что это значит, док, — Филипп поморщился, постучал пальцами свободной руки по коленке, будто подбирая еще сравнения. — Просто представьте, что вы играете на сцене. И там прожекторы направляются на главного героя, когда подходит момент его монолога, а все остальные: зрители, другие актеры, — погружены во тьму.

— И что в этой тьме? — полюбопытствовал врач, записывая слова Филиппа в свою тетрадь, время от времени поднимая на него глаза.

— Ничего конкретного, — хмыкнул Филипп. — Когда «на сцену» выхожу я, то обычно Эмиль спит. Он ничего не слышит, не видит. Можно сказать, что погружается в оцепенение. А вот когда в сознании Эмиль, то я обычно не сплю. Не могу. Просто дремлю, но все равно понимаю, что происходит в мире, что делает Эмиль, и прочее, — Моррис отмахнулся, снова уставившись в окно, как будто вопрос его вовсе не интересовал, и он отвечал только для того, чтобы ответить.