Все внутри Филиппа перевернулось, стоило Томасу коснуться его. Моррис очень удивился, из-за чего широко распахнул глаза; его губы горели после поцелуя, а взгляд безостановочно бегал по лицу Грина, выискивая малейшие намеки на то, что тот сейчас издевается над ним. Не может этого… быть. Филипп прощен? После той боли, после всего?

Руки Морриса задрожали, когда он притянул к себе ирландца в порыве чувств. Зарывшись носом в шею парня, вдыхая терпкий запах одеколона и слабый аромат сигаретного дыма, мужчина прикрыл глаза, стискивая талию Грина.

— Томми… — хрипло прошептал Филипп.

Грин едва не застонал от переизбытка чувств и долгого (по меркам любвеобильного ирландца) отсутствия секса. Желание оказаться на члене Морриса почти переклинило парня.

— Идем ко мне, — быстро заговорил он. — Нам ведь здесь ничего не нужно… У меня еще остался тот виски, и бутылка отличного «Бакарди», а к ним — сыр и золотистый виноград. Пойдем, — настойчиво позвал Том, оглаживая спину любовника в кожаной косухе.

Филипп никогда не мог отказать настойчивости Томаса. Тот манил, зазывал, и та часть мозга Филиппа, которая хоть как-то отвечала за самоконтроль, отключалась по щелчку. Как тумблер в бок, на режим «Выкл».

Выдохнув, Моррис обрадовался, что ничего не успел заказать. Он схватил Томаса за руку, дернул его на себя, страстно, но напористо впиваясь в желанные губы. Ему было плевать на зрителей, все равно на то, что могут подумать. Он желал Томаса всем существом. Если бы его можно было поглотить, слиться в единое целое, то Филипп бы не отказался от такого жеста доминирования. Он мечтал о Грине, как о существе нереальном, как о том, что являлось чем-то эфемерным, но таким важным, как воздух.

— Ммм, — довольно промычал в его губы Том, с удовольствием отвечая и прикрывая светло-чайные глаза.

Сбоку раздался дружный смех, и кто-то ехидно прокомментировал: «Эй, голубки, снимите номер!». Грин, не глядя, показал в сторону говорившего неприличный жест, оторвался от упругих губ Морриса и усмехнулся:

— Идем отсюда, не то советами замучают.

Он повернулся назад и зашагал к выходу, держа Филиппа за руку; по пути сцапал свой стакан и лихо опрокинул в рот остатки обжигающего виски — бармен за стойкой подмигнул ему.

Когда они оба выскочили из бара, Филипп, словно сумасшедший, потянул Томаса в ближайший переулок, где приперев его к стене, с жадностью впился поцелуями в шею, покусывая и облизывая поврежденные от зубов места. Вдыхая столь желанный аромат чужого тела, слушая хриплое дыхание, Филипп пальцами забрался под футболку Грина, чуть царапнув нежную кожу.

— Томми, детка… Мой… Томми… — лихорадочно, словно в бреду, шептал мужчина.

Ему казалось нереальным, что он прощен. Это не было произнесено вслух, но действия говорили сами за себя. Ладони Филиппа по привычке стиснули упругие ягодицы парня, обтянутые тканью узких джинсов. Он притянул его к себе, вжавшись бедрами в пах, из-за чего Грин выгнулся, лишь частью спины соприкасаясь с каменной кладкой стены позади. Филиппа вело от запаха тела рыжего, от его пальцев, вплетающихся в волосы, почти сдергивающих резинку. Филипп безотчетно терся о Томаса, ощущая, как лавина жара съедает его, а в паху безумно горит.

Ирландец кое-как пришел в себя, и сипло засмеялся:

— Фил, нам нужно добраться до моего дома, иначе угодим полицейским в лапы. Идем!

Моррис недовольно промычал, но кивнул, оставив последний поцелуй на подбородке парня.

— Пошли, — прохрипел он, выталкивая из себя одно единственное слово.

Уже оказавшись в лофте, Том с некоторой заминкой посмотрел на Морриса:

— Фил, я безумно хочу тебя и на многое готов, но не теряй головы, ладно? Мне пришлось три дня залечивать дырку, и до сих в нее еще никто не вставлял член, — цинично улыбаясь, фыркнул он.

Филипп стиснул зубы. Ему не понравилось, как прозвучали последние слова Томаса. Однако, обняв парня, Моррис прошептал ему на ухо, обдавая горячим дыханием:

— Хочешь, я там тебя всего вылижу? — предложение сорвалось с губ легко и просто, Филипп даже не подумал о том, что раньше подобного никогда не делал для любовника.

— Хочу, — одним рывком сдергивая с себя белую майку, выдохнул Том. — Боже, ты не устаешь поражать меня, Фил, а ведь мне казалось, я хорошо изучил твои привычки, — игривая улыбка растянула сочные губы ирландца. Он словно стриптизер, вынырнул из джинсов, изодранных так, что отовсюду виднелись обнаженные участки кожи, и голышом, поскольку не надевал белья в такие дни, шагнул к ожидающему его Моррису. — Возьми меня скорее…

Они вместе избавились от одежды Филиппа, которая кулем полетела вниз. Морриса потряхивало от желания; он, крепко облапав возбужденного Томаса и целуя его, едва выдавил:

— Где это сделать, детка?..

Он смог бы взять его прямо здесь и сейчас, разложив на полу, но в голове сразу возникали неприятные сцены из прошлого, так что Филипп решил предоставить Грину право выбора.

— В спальне, — обронил Том, увлекая за собой Филиппа. — Там смазка и резинки. И все, что ты захочешь использовать, — усмехнулся он, имея в виду полный набор эротических игрушек.

Завернув за угол огромного зонированного пространства лофта, Том шагнул к комоду и выдвинул средний ящик, демонстрируя содержимое вставшему рядом Моррису. Вынул флакон с гелем и горсть презервативов, бросил на кровать и улегся тут же, ничком.

— Делай, что хочешь, — томно протянул он, выпячивая округлости и выгибая спину.

У Филиппа перехватило дыхание. Он на негнущихся ногах подошел к кровати, рухнув на колени перед Томасом. Красивый. Желанный. Невозможно развратный. Моррис даже думать не хотел, сколько парней побывало в постели Томаса. Много, однозначно.

Подтянув парня ближе к краю постели, Филипп, облизав губы и прикусив губу, развел ладонями полушария ягодиц, открывая вид на пульсирующее колечко мышц. Все внутри Филиппа перевернулось, и он хрипло выдохнул. Он прижался поцелуем к ягодице, после чего скользнул к промежности, на пробу касаясь кончиком языка дырочки.

Том шумно охнул, пошире расставляя ноги и сильнее поднимая бедра. Римминг он обожал, но не многие любовники соглашались его делать. Острая чувствительность входа обеспечивала Грину самые приятные ощущения, сладостные настолько, что при хорошей стимуляции он мог кончить, едва прикоснувшись к себе. То, что Моррис изъявил желание приласкать дырочку Тома таким образом, стало очень приятным сюрпризом. И ирландец как можно сильнее подставился под теплый язык, ощущая, как наливается тяжестью член.

Поначалу Филипп действовал медленно, прислушиваясь к собственным ощущения, и с удивлением понимая, что не испытывает отвращение. Даже больше. Его повело от восторга, когда он услышал стоны Томаса. Непривычно высокие, тонкие, с каким-то надрывом. Парень шумно дышал, а его бедра дергались каждый раз назад, когда язык Филиппа проходился по самому центру, чуть надавливая.

Спустя несколько минут, движения Филиппа стали настойчивей, а пальцы крепче сжали чужие бедра. Мужчина со всем энтузиазмом облизывал Томаса, почти проникая внутрь языком, а потом спускался ниже, обдавая горячим дыханием поджавшуюся мошонку.

Грин трепетал и поскуливал, член истекал предъэякулянтом, даже соски от напряжения стали твердыми, как горошины. Понимая, что вряд ли выдержит дольше, он провел большим пальцем по влажной багровой от прилившей крови головке, и протяжно застонал, содрогаясь в оргазме и выстреливая белесым семенем на простыни.

— О, Господи, Господи, — повторял он лихорадочно, сгребая в сторону испачканную ткань и падая в изнеможении на кровать. С усилием перевернувшись на спину, Том раскинул ноги и поманил к себе любовника: — Иди ко мне, сладкий, теперь моя очередь заставить тебя кончить, — прохрипел он.

Филипп лег сверху, придавив Томаса. Он глубоко поцеловал его, шепнув:

— Детка, отсосешь мне? Хочу в твою глотку.

— О, да-а-а, — согласно выдохнул Том, протягивая руку и жадно оглаживая достоинство Фила.