Он присел у стены и жадно принялся глотать принесенную воду.

— Спасибо, — тихо выдохнул блондин, вытерев капли пота, выступившие на лбу.

— Что случилось? — взволнованно потребовал ответа Лу, сжимая в руке телефон. — Вызвать врача? Или тебя отвезти в больницу?

— Не надо, — глухо ответил Эмиль, прикрыв глаза, и откинул голову назад, прижавшись к стене.

Он еще раздумывал, стоит ли ему рассказать Луису причину своего состояния. Однако тот знал и так о нем почти что все. Одним фактом больше, одним меньше… Уже не суть.

— Похоже, все-таки фисташковое мороженое мне не нравится, — Эмиль сглотнул, даже от упоминания становилось не по себе. — Кажется… Кажется, когда я был маленький — получил по рукам за то, что съел такое мороженое, которое было не для меня.

— Получил по… — Луис не сразу понял сказанное, но тут до него дошел смысл. — Что?! — задохнулся он.

В уголках глаз защипало.

До какой степени надо ребенку «получить по рукам», чтобы вкус фисташкового мороженного вызывал тошноту и отвращение даже по прошествии почти полутора десятков лет?.. Кронви сразу вспомнил множество мелких шрамиков на теле Эмиля.

— Кто… — Лу сглотнул комок в горле: — Кто это был?

— Я не знаю, — вздохнул Эмиль, устало положив голову присевшему рядом Луису на плечо. — Возможно, моя мать. Я помню женский голос, но слова… нет. Я не могу точно сказать, — Джонс прикрыл глаза. — Я лишь помню, как мороженое упало на пол. И этот зеленый цвет на белоснежной плитке смотрелся ужасно. Даже… Не хочется вспоминать. Не слишком приятно.

— Не думай об этом, — нахмурился Кронви, поглаживая Эмиля по ледяной руке. — Давай, ты приляжешь в кровать, а я принесу тебе свежий чай. — «Мать?!» — билось в голове. — «Господи, что за мать такая, которая истязает собственного ребенка?!»

— Угу, — послушно отозвался Эмиль.

Луис помог ему добраться до кровати, в которую уложил, подтолкнув заботливо одеяло. Эмиль вздохнул. Он чувствовал себя крайне разбитым, но на удивление плакать не хотелось. Наоборот, внутри что-то начало собираться воедино. Как будто маленький кусочек паззла встал на место.

Кронви уже в который раз вернулся на кухню — налить Джонсу горячего чая. И пока чайник закипал, Лу с ужасом думал, что же за жизнь была у его парня в детстве, если он ничего не помнит? Ведь доктор Майер не обнаружил у Эмиля травму головы, значит амнезия — защитная реакция.

У Кронви внезапно зачесались кулаки.

Взяв чайный пакетик, Лу внезапно передумал и потянулся за банкой какао. Эмиль обожает какао и шоколад, а ему сейчас не помешает не только восполнить силы, но и что-нибудь вкусное.

========== Глава 15. ==========

— Почему? — встретил Адалрика вопрос, стоило ему шагнуть на порог собственного кабинета.

Врач выходил буквально на несколько минут, и совсем не ожидал, что его пациент явится без спроса — тот застыл возле цветов, почти касаясь руками широких листов особенно высокой пальмы. Адалрик прикрыл дверь и замер. Он внимательно изучил гостя, придя к определенному выводу: белоснежная футболка, узкие джинсы, волосы завязаны в небрежный пучок.

— Здравствуй, Филипп, — спокойно поздоровался Майер, проходя к своему месту и останавливаясь возле стола. — Может быть, присядешь? — мужчина приглашающим жестом указал на кресло.

Гость мимолетно усмехнулся и кивнул, направляясь к мягкой и удобной мебели. Устроившись, Моррис приподнял бровь, снова осматривая палисадник врача, и протяжно выдохнул: «Хм-м-м…». И когда Адалрик сел за свой стол, переспросил:

— Так почему?

— О чем ты? — Майер, терпеливо посматривая на посетителя, вытащил ежедневник, положив его перед собой.

Он не ждал сегодня прихода Филиппа. Тот, разумеется, заранее не сообщил о своем визите, но словно точно знал, когда у Майера было окно между пациентами. Адалрик виделся с Эмилем сутки назад и не предполагал, что Филипп придет столь скоро, да еще и в относительно спокойном настроении. Однако складывалось ощущение, что это лишь видимость, и на самом деле Моррис сдерживает себя изо всех сил.

— Почему так много цветов? Вы говорили Эмилю, что ради пациентов, док, но что-то мне кажется, что это не вся правда, — в серых глазах сверкнул странный огонек, и Адалрик подавил в себе желание поежиться.

— Мне нравятся цветы, — спокойно ответил мужчина. — А еще они действительно создают комфорт.

— Понятно, — протянул Филипп, явно не поверив до конца в искренность объяснения. — Что ж, должен сказать спасибо, док. Вы чудесным способом начали узнавать меня с первого взгляда.

— Не так уж это и сложно, — вздохнул Адалрик, пожав плечами. — Ты и не скрываешься.

— Это да, — хмыкнул Филипп, закинув ногу на ногу, расслабленно облокотившись на спинку кресла. — Кстати, должен сказать, что после вашего сеанса гипнотерапии Эмилю было плохо, — широкая ухмылка расчертила губы Морриса.

Адалрик весь подобрался. Эмиль ему не звонил, никак не сообщил о своем плохом самочувствии. Не очень приятно было узнать данный факт от… другого человека, как бы странно это не прозвучало. Майер стиснул пальцами ручку, задумчиво нахмурившись.

— Что же произошло? Расскажешь мне, Филипп? — Майер понял, что общаться с Моррисом стоит уважительно, как бы гладя того по шерстке.

— Ничего особенного, док, — фыркнул Моррис, дернув плечами, словно действительно ничего значительного не произошло. — Его парень, этот Луис. Он решил порадовать Эмиля, и купил ему фисташковое мороженое. Так Эмиля потом долго полоскало.

Брови Майера дернулись, и он задумался.

— Ты расскажешь мне, в чем причина? — тихо, добавив немного просительности в голос, спросил врач.

Филипп внимательно вглядывался в лицо психиатра, словно что-то выискивая. Моррису не шибко нравилось, что все внимание переключилось на Джонса — снова Эмиль да Эмиль. Но психотерапевт высказывал крайнюю заинтересованность, и Филипп, хотя бы в этот раз, решил пойти навстречу и ответить на важные вопросы Адалрика.

— У Эмиля была довольно жестокая мать…

— Она не являлась твоей родственницей? — перебил Майер, и Филипп поморщился.

— Разумеется, нет! — возмутился он, словно врач его чем-то оскорбил. — Такая психопатка не могла быть моей матерью. Мои родители живут в Канаде, оттуда и я родом, — данную информацию Адалрик поспешил записать, и взгляд Филиппа внимательно проследил за действиями мужчины, не став пояснять, откуда он знает о своих «родителях». — А Эмиль прожил всю жизнь здесь, в Окленде. Хм-м-м… Так вот, скажу лишь, что мать Эмиля — конченная бабища, которая сына не любила, а когда тот захотел попробовать мороженое, что она купила себе, дамочка слетела с катушек и избила его.

— Только из-за того, что ребенок захотел попробовать мороженое? — глухо пробормотал Адалрик.

— Только из-за этого, — фыркнул Филипп. — Это малая деталь из того, что было когда-то в прошлом. Но суть в том, что Эмиль предпочел забыть обо всем, и я ему помог.

Майер долго всматривался в лицо Морриса, понимая, что им обоим предстоит длительная работа, и мотивы, поступки Филиппа пока что не были ясны. Самого мужчину Адалрик не знал, но крайне сильно хотел изучить. Маленькие пазлы потихоньку собирались в единую картину, но этого все равно было недостаточно, слишком мало информации, которую требовалось еще каким-то способом вытащить из настороженного и готового в любой момент огрызнуться человека.

— Филипп, пожалуйста, расскажи мне о себе, — Адалрик, даже не пытаясь скрыть своего интереса, подался вперед, глядя на мужчину прямо, не отводя взгляд.

Моррис удивленно замер, и вдруг засмеялся. Никто никогда в жизни не просил его об этом. Даже Томас. При мысленном упоминании знакомого имени, под лопаткой что-то кольнуло и заныло протяжно, надрывно, тоскливо-болезненно.

Адалрик располагал к себе. Этому способствовал и взгляд, полный неподдельного участия, желающий всеми силами помочь, и спокойный, размеренный тон голоса. Профессионализм мужчины был на высшем уровне, и этим он нравился Филиппу, который редко мог признаться, что другой человек в чем-то ему симпатичен.