Микал Марголис показал на слова, выложенные красивыми белыми булыжниками вдоль колеи.

– На Дорогу Запустения, мама.

– Но это же следующая станция, нет?

– Мы ехали до Ада Кромешного. Поезд не должен здесь останавливаться. Тут не должно быть никакого города.

– Тогда вини железнодорожную компанию, вини город, но никак не твою бедную родную мать! – вскипела Матушка и похулила, осмеяла, распяла и всячески прокляла железнодорожную компанию, ее поезда, ее рельсы, ее сигналы, ее подвижной состав, ее кондукторов, ее инженеров, ее сторожей и всех, кто хоть отдаленно связан с «Вифлеем-Арес Ж/Д», вплоть до захудалой туалетчицы третьего класса – и так минут двадцать кряду.

Наконец, д-р Алимантандо, номинальный голова Дороги Запустения, нас. 7, выс. 1250 м, «в шаге от Рая», прибыл унять препирательства и вернуться к хронокинетическим штудиям в мире и спокойствии. Накануне он поручил Раджандре Дасу, на все руки мастеру, ученику чародея, разнорабочему и станционному носильщику, выложить название города ослепительно белыми булыжниками, дабы любой мимоезжий поезд знал: жители Дороги Запустения гордятся своим городом. Будто привлеченный черной симпатической магией, поезд с Матушкой и Микалом Марголисом выехал из-за горизонта и остановился осмотреться. Раджандра Дас умел привораживать машины, но, ясно, не настолько. Так или иначе, он приворожил Матушку и ее сына, и теперь д-ру Алимантандо пришлось решать, что с ними делать. Он предложил им прибежище в одной из теплых сухих пещер, изрешетивших утесы, до времени, когда Матушка с сыном решат уехать или соорудят менее временное обиталище. Одеревенев от возмущения, Матушка от приюта отказалась. Она не станет спать в грязной норе с пометом летучих мышей на полу и ящерицами в качестве сожителей; и, нет, она не разделит грязную нору с сыном, безбожным ничтожеством, понятия не имеющим, как обходиться с пожилой леди, его бедной родной матерью. Д-р Алимантандо слушал ее со смирением, которое наскреб по сусекам души, после чего умолил Манделий, чей дом строился с расчетом на семью, пригреть бедняжку. Микал Марголис въехал в пещеру. Помет летучих мышей и ящерицы были в наличии, зато не было матери, а значит, дела шли неплохо.

В хозяйстве Манделий Матушка обнаружила современника в лице дедули Арана: тот развлекал ее гороховым вином и медоточивой лестью и попросил сына пристроить к и так расползавшемуся дому Манделий еще одну комнату, специально для Матушки. Каждый вечер они потягивали вино, вспоминали денечки, когда и они, и мир были молоды, играли в слова – Матушка это обожала. Одним таким вечером, ранней осенью, когда дедуля Аран выкладывал слово «алюмосиликат» с двойным счетом слова и тройным счетом буквы, Матушка впервые обратила внимание на его безупречные седины и красивое стройное тело, обструганное временем, но сильное и без следов эрозии. Она задержала взгляд на стоящей колом бороде, на милых искрящихся глазках-пуговичках, тихо вздохнула и влюбилась в дедулю Арана.

– Аран Манделья, как говорят в нашем Старом Новом Космобаде, вы очень-очень джентльмен, – сказала она.

– Анастасия Тюрищева-Марголис, как говорят на нашей Дороге Запустения, вы очень-очень леди, – сказал дедуля Аран.

Свадьбу назначили на будущую весну.

В своей пещере Микал Марголис мечтал о минеральных источниках Райской Долины. В скалах Дороги Запустения он не разбогатеет, зато обнаружит кристаллы сульфата дилеммы. Со временем дилемма очистится до кристальной ясности: чтобы разбогатеть, нужно покинуть Дорогу Запустения и свою мать; сделать так – значит жить самостоятельно, а для этого кишка у него тонка. Такова суть дистиллированной дилеммы Микала Марголиса. Ее расщепление на полезные соединения и поиск личной антиматеринской храбрости приведут его к адюльтеру, убийству, ссылке и уничтожению Дороги Запустения. Но все это будет потом.

Как-то пополудни, сразу после формального окончания сиесты, когда не очнувшиеся от сладостного сна люди неформально моргали, потягивались и зевали, Дорога Запустения услышала шум, какой никогда еще не слышала.

– Будто огромная пчела, – сказала Матушка.

– Или рой пчел, – сказал дедуля Аран.

– Или огромный рой огромных пчел, – сказал Раджандра Дас.

– Пчел-убийц? – спросила Эва Манделья.

– Таких не бывает, – сказал Раэль Манделья.

Близнецы забулькали. Они едва начали ходить и были в возрасте вечного падения вперед. Ни одна дверь города не выдерживала их напора; отважно и бесстрашно искали они приключений. Пчелы-убийцы их не смутили бы.

– Скорее мотор самолета, – сказал Микал Марголис.

– Один мотор? – встрял д-р Алимантандо. – Один мотор, одноместный распылитель удобрений? – Во Второзаконии такие водились.

– Скорее два мотора, – сказал м-р Иерихон, напрягая тонко настроенный слух. – Двухмоторный, двухместный, точно не распылитель, скорее пилотажный, «Ямагути и Джонс», с двигателями «Майбах-Вуртель» в толкающе-тянущей конфигурации, если не ошибаюсь.

Шум, каким бы ни был его источник, делался громче. Вдруг м-р Иерихон разглядел на лике солнца пятнышко тьмы.

– Вот он, смотрите!

С жужжанием, подобающим огромному рою пчел- убийц, самолет вынырнул из солнца и прогремел над Дорогой Запустения. Пригнулись все, кроме Лимааля и Таасмин – те проводили самолет поворотом голов и упали, потеряв равновесие.

– Что это было?

– Глядите… разворачивается, возвращается!

В верхней точке разворота все увидели растревоживший их самолет во всей красе. То был обтекаемый аппарат в форме акулы с двумя пропеллерами, носовым и хвостовым, с крыльями под углом и смещенным книзу хвостом. Всем бросились в глаза яркие тигриные полосы, нарисованные на фюзеляже, и хищная зубастая ухмылка на носу. Самолет опять пикировал на Дорогу Запустения и чуть не срезал верхушку ретрансляционной башни. Все вновь пригнулись. Самолет завис на вираже, полированный металл отразил последобеденное солнце. Жители Дороги Запустения стали махать руками. Самолет еще раз устремился к городу.

– Смотрите, пилот машет в ответ!

Люди помахали снова.

В третий раз самолет пронесся над саманными домиками Дороги Запустения. В третий раз заложил он крутой вираж.

– Я уверен, он садится! – крикнул м-р Иерихон. – Он садится! – Из законцовок крыльев, носа и смещенного хвоста выдвинулись посадочные шасси. Напоследок самолет пронесся мимо горожан и устремился вниз, на пустой участок за железнодорожным полотном.

– Разобьется! – сказал д-р Алимантандо, однако побежал с остальными к распускавшемуся за рельсами кошмарному облаку пыли. Навстречу выкатился самолет. Люди рассеялись, самолет вильнул, зацепился подкрыльным колесным шасси за валун и врезался в него, прорыв в песке глубокую полукруглую борозду. Добрые граждане Дороги Запустения поспешили на помощь пилоту и пассажиру, но пилота освобождать не требовалось, он отодвинул дверцу кабины, выпрямился и заорал:

– Вы тупые ублюдки! Тупые, скорбные умом ублюдки! Какого черта вы прибежали, чего вам надо? А? Он разбился, разбился, он никогда не взлетит, а все потому, что вы, тупые ублюдки, такие тупые, что бегаете прямиком на самолеты! Посмотрите, что вы наделали, посмотрите!

И пилот разрыдалась.

Ее звали Персея Голодранина.

Она родилась с крыльями, авиационный жидкий водород тек в ее жилах, ветер гудел в ее проводах. Со стороны отца – три поколения Летающего Цирка Ракеты Морган, со стороны матери – генеалогическое древо распылителей, коммерческих пилотов, чартерных летунов и безрассудных пилотажников вплоть до прапрабабушки Индхиры, которая, говорят, водила Парус-Корабли Президиума, когда создавался этот мир. Персея Голодранина родилась для полета. Она была крупной, грозной, виртуозной птицей. Для нее потеря самолета значила не меньше, чем потеря руки, или ноги, или любимого, или жизни.

Все время, все деньги, всю энергию и любовь она с десятилетнего возраста вкладывала в Поразительный Воздушный Вертеп Голодраниной – летающий цирк одного пилота и одного шоу, небесное шатокуа, которое не просто ошеломляло глазевших раскрыв рот зрителей смертоубийственной акробатикой высшего пилотажа, но и расширяло их кругозор, за скромную плату предлагая виды с высоты на их же фермы, а также крупные планы непогоды и увеселительные экскурсии к местным достопримечательностям. В этой профессиональной роли Персея Голодранина двигалась на восток по верхнему полушарию, пока не достигла равнинного городка Станция Уолламурра.