Когда первые звезды продырявили купол ночи, были зажжены бумажные фонарики в деревьях и повешены на ветви маленькие клетки с живыми светляками внутри. Дети раскачивали ветви, тыкая в них длинными соломинами; казалось, галактика неярких зеленых звезд выпала из лунного кольца и запуталась в деревьях. Затем произошло самое чудесное событие вечера. Раджандра Дас и Эд Галлачелли вкатили массивный беспровод, который тайно собрали к свадьбе в упаковочном ящике Раэля Мандельи. Отвесив щедрый поклон, Раджандра Дас возвестил:

– Леди и джентльмены, счастливые молодожены, дорогие друзья, объявляются танцы! Музыка!..

Эд Галлачелли повертел верньер, и зазвучала музыка – скрипучая, далекая, дисгармоничная, но музыка. Гуляки выжидательно задержали дыхание. Раджандра Дас дотронулся колдовскими пальцами до верньера, беспровод внятно и блаженно охнул, музыка полилась потоком; мощная, настойчивая, такая, что ноги сами пускались в пляс. Раздались возгласы. Раздались аплодисменты.

– Потанцуем? – спросил дедуля Аран невесту. Матушка зарделась и присела в реверансе. Тогда дедуля Аран сгреб ее в охапку, и мгновение спустя они закружились в урагане юбок и шелке ручной выделки по топтанной-перетоптанной земле. Остальные, вдохновившись их примером, нашли себе партнеров и танцевали-танцевали-танцевали под удалые, сырые мелодии Западной Солнцеворотной Посадки. Д-р Алимантандо повел Эву Манделью в тягучий, величавый фолкданс своей родины, Второзакония. Вечно боящийся материнского порицания Микал Марголис танцевал с Марьей Кинсаной, которая улыбалась и прижималась к нему так, что он отплясывал остаток вечера с болезненной эрекцией. Сталины и Тенебрии танцевали с надлежащими партнерами и комментировали неуклюжесть и несуразность врагов, хотя Женевьева Тенебрия ненадолго завертелась вихрем с м-ром Иерихоном, отличавшимся, решила она, изумительной прыткостью. Брошенная на этот вечер Персея Голодранина танцевала с каждым из братьев Галлачелли и видела одно и то же лицо столько раз, что ей казалось, будто она все время кружится с одним и тем же мужчиной. Лимааль и Таасмин Мандельи с неиссякаемой энергией гарцевали друг подле дружки, а Джонни Сталин рыскал вокруг, прикарманивая объедки.

Они плясали, и плясали, и плясали под торопливыми лунами, пока диктор не сказал, что станция уходит из эфира и он желает всем спокойной ночи.

– Спокойной ночи! – сказали все.

– Пииииииииииииииииии, – сказал беспровод.

И все предались спокойной ночи.

– Ночь лучше не бывает, – сказал Раджандра Дас м-ру Иерихону, когда они пьяно ковыляли каждый по направлению к своей кровати. И все Достойные Предки были согласны.

Брак Матушки и дедули Арана был прекрасен, и все, кто их видел, ощущали свечение любви, окружавшей супругов, когда они были вместе и чему-то радовались. Но радость супругов была неполной, ибо в самом сердце ее таилась тень. Однажды эта тень была явлена миру в речах Матушки, укутанной ввиду прохладного вечера в багровую фланелевую пижаму.

– Аран, я желаю ребенка.

Дедуля Аран поперхнулся горячим шоколадом.

– Что?

– Почему у нас не может быть ребенка, дорогой муженек? Маленького, идеального ребенка…

– Женщина, войди в ум. Мы слишком стары для детей.

– Но, Аран, это Двенадцатая Десятилетка, чудеса случаются каждый день. Это эпоха возможного, говорят нам, стало быть, для нас все возможно, нет? Скажи, мой мужчина, ты хочешь ребенка?

– Ну… было бы здорово, но…

– Муженек, для этого-то я и живу! Ах, быть женой прекрасно, но и быть матерью – тоже! Аран, скажи, если я найду способ вынашивать детей, ты согласишься на ребенка? Согласишься?

Ошибочно полагая, что он наблюдает мимолетный каприз новобрачной, дедуля Аран отставил кружку, повернулся в постели на бок и пробурчал:

– Конечно, дорогая, конечно. – Вскоре он уснул. Матушка же сидела на кровати до рассвета. Ее глаза светились и сверкали, как гранаты.

Мало что на Дороге Запустения ускользало от внимания Лимааля и Таасмин из клана Манделья. Осажденный алгеброй в погодной комнате д-р Алимантандо не успел навести оптикон, а близнецы уже заметили пылевой шлейф на краю другой половины мира за рельсами. Они поспешили с известием к д-ру Алимантандо. После того, как их настоящий дед сыграл свадьбу, д-р Алимантандо стал в их глазах куда более совершенным дедушкой: с толикой чародейства, добрым, но и внушающим некоторый трепет. Д-р Алимантандо слушал, как Лимааль и Таасмин топочут по винтовой лестнице, и был счастлив. Ему очень нравилось быть дедушкой.

В оптиконе пылевой шлейф принял форму гусеницы с огуречным орнаментом; при сильном увеличении гусеница предстала грузовиком и двумя фургонами, что мчались по сухим равнинам, приближаясь с огромной скоростью.

– Глядите, – сказал д-р Алимантандо, указывая на дисплей. – Что там написано?

– РОТЭХ, – сказал Лимааль, в котором прорастали семена рационализма.

– «Сердце Лотиана: Генетическое Образование», – сказала Таасмин, точно так же зараженная мистицизмом.

– Пойдем встретим это Сердце Лотиана, а? – предложил д-р Алимантандо. Дети взяли его за руки – Лимааль справа, Таасмин слева – и повлекли вниз по крутой винтовой лестнице и дальше, под обжигающий солнцепек, каким тот бывает в четырнадцать четырнадцать. Прочее население их опередило, но в отсутствие номинального главы не знало, что ему делать, и неуверенно стояло вокруг да около, слегонца благоговея от слова РОТЭХ на капоте трактора с огуречным орнаментом. Огромная круглая женщина с лицом картофелиной протягивала визитки.

– Добро пожаловать на Дорогу Запустения, – сказал д-р Алимантандо, учтиво кланяясь. Дети собезьянничали. – Алимантандо.

– Рада познакомиться, – сказала большая-пребольшая женщина. Изъяснялась она с необычным акцентом, который никому ничего не говорил. – Сердце Лотиана: генетический инженер, консультант по гибридизации, офицер Службы Евгенического Просвещения РОТЭХа. Спасибо. – Женщина склонила свою объемистую массу по очереди перед д-ром Алимантандо, Лимаалем и Таасмин. – Одна деталь, – сказала она, – этого места нет ни на одной карте… вы точно зарегистрировались в Бюро Развития?

– Ну, – сказал д-р Алимантандо, – эм-м…

– Неважно, – прогудела Сердце Лотиана. – Мы все время на такое натыкаемся. Когда вернусь, утрясу все с парнями Китай-Горы. Вечно одно и то же, но как по мне, фигня война. Вот… – Она передала каждому по визитке и крикнула, будто грянул гром: – Карточки в ваших руках дают право на одно бесплатное посещение, с бокалом вина, Бродячего Цирка Генетического Просвещения Сердца Лотиана: вы увидите все чудеса современной биотехнологии, совершенно забесплатно, от щедрот совета регионального развития РОТЭХа. Налетай-торопись! Приводите семью, стар и млад, мальчик и муж, по одному и компаниями, гляньте, как РОТЭХ может помочь вам на плантации, на огороде, в саду, на пастбище, с вашей скотиной и вашей животиной, с птичками-зверьками-кустиками, – все на Великое Огуречно- Орнаментальное Биотех-Шоу! Двери откроются в двадцать ноль-ноль. Первый десяток получит бесплатные значки, наклейки и постеры РОТЭХа! Кепки для детей, каждому по бокалу вина забесплатно! Потом, – прибавила она, подмигивая, – я покажу, как это вино приготовить.

В 20:00 все мужчины, женщины и дети Дороги Запустения стояли в очереди в бродячий цирк Сердца Лотиана. Цирк из трактора и двух фургонов каким-то образом распустился шатром с огуречным орнаментом и блистал неоновыми огнями. В сотне метров над куполом парил на привязи гелиевый шар с длинным развевающимся баннером, прославляющим услады Бродячего Цирка Генетического Просвещения Сердца Лотиана. Из динамиков неслась ритмичная плясовая музыка. Все были взбудоражены, но не плодами, которые могут пожать мелкие хозяйства (Раэля Манделью все больше тревожило истощение эмбриобанка и последующий инбридинг городского скота), а потому, что в городке на десять домов прибытие еженедельного поезда – и то знаменательно, а уж явление бродячего цирка потрясает не меньше, чем если бы Панарх и все хозяева Пяти Небес промаршировали по Дороге Запустения под флейты и барабаны.