А теперь я хочу, чтобы ты дочитал моё письмо, отложил его в сторону, а затем закрыл свои незабываемые небесно-голубые мудрые глаза, глубоко вдохнул, ощутил моё тёплое дыхание позади и то, как я кладу свою руку на твоё плечо. Я буду делать так каждый раз, когда тебе будет тяжело. Потому что мысли материальны, Альфред, и моя любовь к тебе учится обретать форму.

Береги себя.

Твоя Р.»

Чернила легли аккуратным каллиграфическим почерком на плотную дорогую бумагу, и Розалия оставила письмо подсыхать под лампой, тем временем подписывая конверт без указания обратного адреса. Послание это в итоге прошло длинный путь от Ливерпуля к Лондону. Сначала едва не сгорело при вооружённом нападении на железнодорожный состав, затем почти улетело по ветру в неизвестность из-за халатности почтовой службы, и в итоге Олли его дважды уронил, когда переносил с небольшой стопкой архивных документов в кабинет хозяина. Космос захотел так, чтобы письмо было доставлено, поэтому оно добралось до заветного стола и пережило ещё два дня и две ночи, прежде чем Алфи вернулся на винокурню, буквально на несколько минут, чтобы взять с собой бойцов. Он с несколькими ребятами ворвался в комнату, направляясь к шкафу, где ждала тяжких времён та самая трофейная винтовка, но взгляд его зацепился на одиноком конверте без указания обратного адреса, и это задержало его.

— Съебите, — нелестно указал путь из кабинета своим людям еврейский бандит и присел за стол, оставив рядом ружьё.

Пальцы прошлись по знакомому витиеватому почерку, которым был записан адрес доставки, будто Соломонс был слепым и пытался прочесть продавленные пером углубления на бумаге. А затем распечатал конверт и достал сложенный пополам лист со словами, которые будут толкать его пробивать путь к исполнению своего обещания вернуться за этой женщиной любыми способами. Эти способы не понравятся никому, даже самому Алфи. Глаза стали быстро бегать по строкам, губы трогала незаметная внешнему миру улыбка. Когда он дочитал письмо до сокращения подписи Розалии, листок был возвращён в конверт и заперт в верхнем ящике стола. Затем мужчина расслабленно откинулся на стуле назад, закрыл глаза, глубоко вдохнул, после чего представил, как Картер стоит сзади и поддерживает его. Он так хотел её рядом, что то ли сила мысли обманула рецепторы, то ли опиум, доза которого была увеличена из-за прогрессирующей болезни, но Алфи ощутил касание на своём плече и положил свою руку сверху, шумно выдыхая собравшийся и задержавшийся в лёгких воздух.

— Алфи?

Голос Шелби, который только заглянул в кабинет, вырвал еврея из грёз. Он пригладил свою бороду пальцами, увешенными грубыми золотыми перстнями, что никогда не знали полировки или чистки, затем подхватил оружие и поспешно последовал на выход.

— Иду, Том, иду.

Если описывать ситуацию с жадностью к словам, война с законом породила собой войны между бандитскими кланами. Новый комиссар успешно стравливал между собой своих врагов. Как долго продержится союз евреев и цыган против общих преград, не известно было никому. О выгодном предательстве время от времени подумывал как сам Алфи, так и Томас. Но срыв договорённостей можно было с огромной вероятностью спрогнозировать на период, когда останутся только они. До этого будут ломать стены в четыре плеча. Таков этот чёртов порядок в мире беззакония.

Розалия ежедневно спешила домой, чтобы заглянуть в почтовый ящик и раз за разом заставала либо пустоту, либо далеко не то, чего ожидала. Телефон сохранял молчание по договорённости. Звонки теперь отслеживались, о тайне личной жизни и банальном к ней уважении можно было забыть. И вот после очередной ночной смены, когда женщина решительным твёрдым шагом шла домой и в мыслях перебирала самые необходимые вещи, которые она положит в чемодан для поездки в Лондон, ей встретился почтальон и отдал письмо из столицы. Пыл её несколько угас, и читать женщина стала прямо в пути домой, не смотря ни под ноги, ни по сторонам, лишь по инерции двигаясь улочками к квартире. Кругловатый почерк, как у Шекспира, ложился на бумагу размашисто, требуя простора, поэтому на один лист всего не поместилось.

«Моя дорогая Розочка, тоску по тебе чернилами не утолишь, как ни пытайся, но в душе стало по-весеннему тепло, когда получил твоё письмо. И не вторая половина февраля тому виной, а твоя рука на моём плече.

Вот и возвратились мы к временам, когда я пишу тебе письма, как влюблённый школьник. Предлагаю сжечь своими чувствами всю Англию и убраться в Израиль к Мёртвому Морю. Нам ведь всегда хорошо там, где большая вода и это будет самое подходящее время, чтобы взяться за новые начинания и построить свою жизнь так, как захотим. А пока буду заниматься тем, чтобы это было возможно и клянусь, что выпорю, если узнаю, что не послушала меня. Это наше время Роза, чтобы не только проверить силу чувств, но и доверие. Если ты оправдаешь моё — я оправдаю твоё. И чего бы мне это не стоило, я вернусь, заберу тебя у этого мира и назову своей женой в тот же день. Больше никакого одиночества и холодных ночей. Чего бы ни стоило, Роза. Чего бы ни стоило…

Люблю всем сердцем.

Твой А.»

Маленькая солёная капля смазала чернила на подписи и Картер оставила письмо, чтобы для начала найти в себе силы, а затем перечитать каждое словечко снова и снова. Она решила оставить мысли о чемодане и ждать. Их связывало ещё несколько писем. В каждое из них вложена большая частица души, но также между каждым интервал разводящего два сердца времени увеличивался. Соломонс писал всё реже, а затем между двумя городами и вовсе зависла тишина. Роза не получала и весточки в ответ на свои письма. Она решила всё же прервать телефонное молчание и впервые позвонила в «пекарню», но только услышала голос Олли, сразу бросила трубку. И так несколько раз в течение нескольких недель. Помощник хозяина уже нелицеприятные эпитеты бросал, как только слышал тишину на другой линии, но сам Алфи ни разу не подошёл к телефону, что вызывало определённые вопросы.

Когда в Ливерпуль пришло знойное лето, Картер отметила полгода разлуки бутылкой крепкого джина и уснула в собственной холодной постели в беспамятстве. Уже на утро, страдая от похмелья, она поняла, что перестала ждать чуда, и всё же собрав тот злосчастный чемодан, отправилась в Маргейт. Прежде чем искать пропажу, нужно было подготовиться, потому что случилось что-то непоправимое. Она нутром чуяла.

Дорога была мягкой, словно лёгкий бриз перед штормом. То, что она застала в своём доме, подвергло её в глубочайший шок. Мягкая мебель была изрезана и перевёрнута, местами вырваны половицы в полу, разбиты окна. Преодолевая этот хаос, Роза сразу помчалась вниз в хранилище. Внутри, разумеется, не было ни пенни. Когда она в последний раз уезжала из Маргейта в Ливерпуль, в хранилище наличными было немногим больше полумиллиона фунтов. Это были баснословные богатства в 1925 году, на которые можно было купить город, но от них не осталось ничего. Каким чудом не была обнаружена стена скрывающая полки с оружием, Картер не хотела сама себе объяснять. Возможно, за такими средствами новому владельцу оплаты её прошлых страданий остальное не значилось в цене. Она присела, молча, на одной из холодных металлических полок, и пальцами убрала свою волнистую копну волос назад. Об этом месте знал только Соломонс, поэтому либо действительно произошло что-то страшное, либо всё куда хуже, но Розалия отказывалась даже воспринимать эту информацию, мысленно ругая мозг за подобные импульсы.

Она даже в армии так быстро не экипировалась, как происходило это в тот момент. Кое-какие деньги у неё ещё оставались, и их нужно было оставить на расследование. Много кому придётся платить за информацию и ещё больше платить за молчание. Кто бы это не сотворил, он ответит кровью за это ограбление.