— Потратил заряд — кивнула, видя его тревогу, объяснила герцогиня — он же не человек. Просто машина. Постоит, восстановит батарею, оживет через пару дней. Его так и звали Звездопад?

— Не знаю, как звали его эти твари — ответил маркиз, с некоторым трудом вынимая из застывших конских губ удила — и знать не хочу. Это я так по молодости назвал его, надо же было придумать ему какое-то имя…

— Хорошее прозвище — кивнула принцесса.

Когда он спрятал снятое с коня снаряжение подальше от чужих глаз в шкаф и запер его на ключ, она протянула ему локоть и заявила.

— Пойдемте, Борис, скажем всем, что вы не похищали меня. Гости заждались.

И они, взявшись за руки, мокрые, растрепанные, вымазанные в бурой запекшейся крови и полевой грязи, зашагали из конюшни на двор, на удивление вышедшим им навстречу епископским слугам, которые были в растерянности — никто не видел, чтобы в конюшню кто-нибудь заходил.

На улице уже было совсем светло. Стоял туман. Полосатые разномастные кошки, что по раннему утру собрались на краю крыши конюшни, свесив свои внимательные мордочки, снова сидели рядком, глядели вниз, с настороженной, оценивающей отстраненностью, исподлобья разглядывая идущих по двору, рука об руку принцессу и маркиза. Наверное, обсуждая их ночные приключения, вели свои немые, неведомые людям беседы.

Все собрались в комнатах маркиза Дорса. Сидели на диване и стульях. Растащили горькие Лизины черно-белые папиросы, подламывали их как министр Динтра, курили одну за одной так, что сизый дым кольцами клубился под потолком, густым серым облаком утекал в распахнутое окно. Все очень устали и не выспались. Смотрели перед собой и в пол тяжело, злобно и уныло. Рыжая Лиза в соседней комнате, сварливо и громко укоряла Бориса Дорса и принцессу Веронику.

— Давайте, давайте же сюда! — позвал, поманил, зашипел Фарканто Модесту Гонзолле, заглянувшему в приоткрытую дверь и игриво продемонстрировавшему полную бутылку «Черных Дубов», держа ее за горлышко на вытянутой руке.

— Пойду умоюсь хоть! — вконец утомившись слушать пошедшие по третьему кругу упреки, в нетерпеливом раздражении воскликнул маркиз Дорс и, вскочив с кровати на которой сидел рядом с принцессой, направился к двери.

— Куда пошел? И ее тоже забери! — грозно крикнула ему вслед рыжая Лиза, демонстрируя устало дремлющую, в изнеможении привалившуюся боком на край постели, подложившую локоть под голову принцессу Веронику — во что ты ее превратил? Извалял в грязи, иди чисти!

Борис Дорс развернулся, со злостью прогрохотал сапогами по доскам пола, с яростным, перекошенным лицом подхватил принцессу на руки и также злобно и молча, открыв ногой дверь в коридор, вынес ее вон из помещения.

— И я еще деревенщина! — воскликнул обиженным фальцетом, возмутился, развел руками Рейн Тинкала — где логика, где смысл?

— Это Гирта. Тут только предрассудки и вкусовщина — поднял голову, окинул всех взглядом своих черных глаз, на миг отвлекся от своей прозрачной пластинки в руке, в которую с Майей Гранне они глядели теперь вместе, назидательно высказался Аристарх Визра, и снова углубился в чтение.

Все устало закивали в знак согласия с ним.

— Похоже, инцидент исчерпан — заключил Вертура. Он стоял у распахнутого окна, отвернувшись от всех, приложив к подбородку пальцы, скрестив руки на груди, любовался серым пасмурным небом в просвете между грязных желто-серых домов, наслаждался так приятно холодящим разгоряченное ночным бдением и «Черными Дубами» лицо свежим утренним ветром. Вернулась рыжая Лиза, оставшись без аудитории, начала что-то объяснять всем. К ней присоединились и остальные девицы, возбужденно размахивая руками, стали что-то доказывать, говорить мужчинам. Мариса не отставала, вцепилась в рукав Вертуры, крепко обхватила его плечо, привлекла его внимание, затараторила в ухо, пересказывая какие-то кипящие в воспаленной с недосыпу голове мысли и сплетни. Только Эвилине Тальпасто не досталось кавалера, который мог бы понять ее, оценить и услышать, ну или по крайней мере был бы достоин того, чтобы посмеяться, поиздеваться над ним. Только пьяный, растрепанный Модест Гонзолле покачивался у двери, пристально смотрел на налитый доверху фужер на дрожащей раскрытой ладони, гипнотизировал его, как заклинатель змей из лавки редкостей, проверял, прольет или нет.

Юная графиня уже было совсем обиделась, хотела громко топнуть, уйти куда-нибудь, чтобы всем без нее стало совестно от того, что они ее не ценят, но подошел Елисей Дорс, и ничуть не скрывая горящего пронзительного взгляда, с медленным поклоном протянул ей локоть, сказал, что должно быть она очень устала, ей надо прилечь, а отец приказал ему проводить ее в залу для гостей.

— А Эльса Гутмар, а эта Эвилина, и еще этот, как его… — требовательно дергая Вертуру за локоть, не отвлекается ли он, внимательно ли слушает ее, с восторженной радостью сплетницы из галантерейной лавки, рассказывала Мариса, пока они шли по улице Прицци в сторону дома детектива. Вертура вполуха слушал ее, веско говорил «Ага», курил стащенную из портсигара рыжей Лизы папиросу, устало и радостно улыбался своей неугомонной веселой собеседнице, хорошей ветреной погоде и счастливым мыслям о том, как еще несколько минут и он придет домой, выпьет холодного чаю, ляжет на постель, крепко прижмет к себе Марису, поцелует ее, растреплет ей волосы, скажет ей «хватит болтать» и наконец-то поспит.

На доске объявлений у перекрестка, усатый герцогский герольд в колпачке с облезлым рыжим пером и с набитым свежими плакатами с городскими извещениями, массивным картонным, тубусом черно-лилово-багровых цветов Гирты, затирал мелом поздно замеченную опечатку в словосочетании «Боевой Быцарь». Дворник Фогге, опершись на свою метлу, мудро качал головой, помогал ему в этом деле своими бесспорно ценными советами.

Ровно в полдень затрещал, зазвонил неизвестно кем заведенный будильник. В комнате было холодно, форточка была открыта. В спальню принцессы Вероники, ту самую угловую комнату с высоким потолком, диваном, кроватью и столиком с цветами, вошла Регина Тинвег. Принесла огромный, совершенно невообразимых размеров, собранный из самых лучших, свежих цветов, букет. Нисколько не обращая внимания на Бориса Дорса, который резко укрылся одеялом, как лучшая подруга, весело кивнула нежащейся в объятиях нареченного герцогине, пристроила букет в вазу на столе.

— Это от сэра Гонзолле, со всеми поздравлениями! — объяснила она, аккуратно расправляя цветы, и как бы между делом заметила — все спрашивают как ваше здоровье, что сказать им?

— Как я?! — поворачиваясь на бок, вытягивая руку, с гордостью откидывая голову, громко, весело и надменно ответила принцесса Вероника — перепила до тошноты, ударилась головой, порезала ножом жениха, упала с коня, сожгла на воротах прожектор, сбила полицейского. Помолвка удалась на «отлично»!

— Не все же только нашим мужчинам чудить! — припадая рядом с кроватью на колени, улыбнулась, протянула руки Регина Тинвег.

— А ну-ка иди сюда, ложись рядом! — со смехом схватила ее за руки, повлекла к себе на кровать, с силой потянула принцесса.

— Я бы с радостью моя леди! — с улыбкой ответила та, сопротивляясь ей — но, если я лягу к вам с сэром Дорсом, Вальтер меня прирежет.

— Ну тебя к черту, кокетка выискалась! А Модесту передай, что если это не с клумбы, то я благодарна ему за них — кивая на цветы, бросила принцесса Вероника, еще крепче схватила подругу за ладони, откинулась на спину, приласкалась к маркизу, что, совершенно не стесняясь фрейлины, но и не принимая никакого участия в их девичьей игре, с видом самого Герцога, которому можно все, обнял нареченную, ткнулся ей подбородком в длинные растрепанные волосы на ее затылке, гладя ладонями ее бедро и грудь, еще ближе привлек к себе.

— Принести вам кофе? Сэр Визра приготовил с корицей и перцем! — лаская руки герцогини, заулыбалась Регина Тинвег. Принцесса прищурилась, заулыбалась ей в ответ.